Ничего важнее нет, когда приходит к человеку человек

Рванулась наверх, пытаясь выбраться из окопа: – Я мигом, в дом и обратно. Возьму Костю… Но девчонки не дали. – Нееет, неееет, нет! – зашлись в крике, уцепившись за одежду матери. Повисли на ней, тянут на дно окопа… Малышка Инна горько плачет…

Старшие дочери наперебой кричат: – Мама, не ходи! Мама, не ходи! Не оставляй нас! Не пустим! Смирилась мать, решив положиться на божью волю. Опустилась, села рядом с детьми. Подумала: «Чему быть, того не миновать, на все твоя воля, Господи!» – произнесла вслух, и заплакала. Увидев маму плачущей, девочки присмирели, стали гладить маму, успокаивать.

Утихли выстрелы. Надо выходить, а у Поли силы кончились от пережитого. Подняла малышку на поверхность огорода, кое – как сама закинула ноги наверх, с трудом поднялась на колени.

В таком положении и застал её отец. – Как вы тут? – спросил и, не дождавшись ответа, помог дочери встать на ноги, детям выбраться из ямы.

Поля бросила взгляд на дом, ожидая худшего. Дом стоит невредимый. «Слава те, Господи», – перекрестилась, – «не зря молилась»!

Попросила: – Папа, присмотри за детьми, а я к сыну. Заскочив в дом, открыла дверь в Светёлку и увидела картину: сын лежит, широко открыв глаза. Посмотрел на мать, хотел улыбнуться, но вместо этого сморщил носик и чихнул.

– Будь здоров, сынок! Слава Богу, с тобой всё нормально, – произнесла Поля, перекрестив сына. – О, да ты мокрый! Сейчас поменяю пелёнку, покормлю…

Максим привёл девочек, и поразился мирной картине: дочь кормит грудью сына. Смотрит на него и довольно улыбается, будто не было бомбёжки и адского грохота.

Соседу, живущему с левой стороны от её участка, не повезло – прямым попаданием бомбы дом разнесло на куски и щепки; памятником войны осталась торчать полуразрушенная печная труба.

Осколки другой бомбы, упавшей в огород Васильевых, посекли северную стену Полиного дома. Да так удачно, что ни один осколок не попал в окно, под которым Поля установила качку с сыном. Максим осмотрел выщербленные брёвна, успокоил дочь: – Ничего страшного, не насквозь, обойдётся.

Родители, и их младшая дочь Зина, воздушный налет просидели в другом окопе, отрытым Максимом на огороде Тепловых. Думал он, что окоп пригодится сёстрам Ивана, если приедут из Москвы, а пригодился самому.

Первый серьёзный налет немецкой авиации не привел к жертвам. Больше, чем сама деревня, пострадали колхозные поля: бомбы понаделали на пахотной земле глубоких круглых ям с бровкой по краям. Несколько бомб упало на удалении от деревни, в лесу, повалив и повредив деревья. Досталось дороге, по которой Поля пришла в отчий дом.

Немецкие летчики без всякой необходимости бомбили деревню. Кидали бомбы для острастки, а может норму бомба – вылетов выполняли, вместо самолета – вылетов, как, например, в Советах выполняют план по тонно – километрам. Скорее же всего, как считает Николай, немцы совершали разведку боем, соединяя разведку с тренировкой молодых лётчиков.

Очередные налёты самолёты с крестами на крыльях стали совершать на райцентр. Жители Пещёрска прячутся, где могут, красноармейцам же запрещено покидать линию обороны. Из окопов пару раз выстрелили из винтовки. На этом сопротивление защитников прекратилось – стрелять из винтовок по самолётам, всё равно, что стрелять из рогаток по медведям.

Только – только жители деревни приучили себя стоически переносить стрессовое состояние, вызванное бомбёжкой, как наступила пугающая тишина. Воспользовавшись затишьем, дочь Зина отправилась к подруге и ровеснице Оле, сестре Тани.

Чтобы ни о чём стороннем не думать, чтобы в голову не лезли пугающие мысли, Анна занялась готовкой драников, любимой еды детей. Натёрла картофеля, добавила муки, два яйца и щепотку соды. Посолила, и на большой чугунной сковороде напекла большую миску картофельных блинов. Отправила Максима звать Полю в гости.

Поля с радостью согласилась. Она уже позабыла, когда в последний раз сама делала «тертуны», а тут готовое лакомство – как отказаться?

– Валя, Лиля, одевайтесь, идём к бабушке в гости, – обратилась Поля к дочерям, натягивая тёплую кофту на маленькую Инну. Гурьбой отправились в дом, в котором обосновались родители. Не доходя до дома, почуяли вкусный запах блинов, испечённых на топлёном сале.

По очереди обняв дочь и внучек, Анна поинтересовалась: – Поля, ты «чевой – то» Костю не взяла?

Валя и Лиля, обойдя бабушку, приблизились к столу, схватили из миски по дранику и, не садясь за стол, принялась жадно глотать блины.

Поля собралась было сделать им замечание, что без разрешения пристроились к столу, но увидев, как её мама, глядя на девочек, умильно улыбается, передумала.

На вопрос матери запоздало ответила: – Он так сладко спит, будить не захотела. Мы побудем у вас недолго, поедим драников и сразу домой.

– Тады, ладно, хотя время такое, что лучше ребенка одного не оставлять. Зайдёт в дом посторонний, обидит дитя, не боишься? – О чём ты толкуешь, конечно, побаиваюсь, но чужаков в деревне нет, надеюсь, обойдётся.

Сняли обувь, сели за общий стол в гостиной – раздались выстрелы со стороны райцентра. В ответ забухало от Смоленского большака.

– Странно, не слышно гула самолетов, что же так сильно ухает и взрывается? – побледнев, поинтересовалась Поля у отца.

– От райцентра пушка стреляет. Посмотрел в северное окно, – а от шоссе немецкие танки. – Глядите сюда, – освободил место женщинам, – в кустах видны танковые башни и дым от выстрелов пушек. Слышите рёв танковых двигателей? – обратился к женщинам Максим. И пояснил: – Бьют по обороне райцентра…

Близкий удар, сопровождаемый ужасным грохотом, прервал фразу Максима. Удар потряс дом. На столе подскочила посуда. Женщины испуганно отскочили от окна.

– Кому – то в дом попало, – предположил Максим. – И совсем близко. Не в наш ли?

Анна всполошилась: – Беги, Полюшка, беги, доченька! Беги к сыну: «Кабы, не случилось чаво!». Близёхонько стукнуло…

Стрельба прекратилась, и Поля в панике выскочила на улицу. Как говорится: – «Здорово у ворот Егорова, а у наших – то ворот всё идет наоборот». Вот уж в точку сказано. Не узнала Поля «собственного» дома. – «Батюшки – светы», – изумлённо всплеснула руками.

С восточной стороны из середины стены выломаны три бревна. Выбило так, что один конец валяется на земле, а другой держится в зарубке венцов. Боится Поля войти в дом, ожидая худшего. Смотрит на примчавшегося вслед за ней папу, ожидая, чтобы он первым вошёл. Папа отвернулся от её взгляда, давая возможность ей первой переступить порог.

Стоит Поля, телом окаменев, ногами ватными. В голове мелькнуло: «Зачем ребёнка оставила, Иван убьёт».

Стоять, тупо смотря на входную дверь, не имеет смысла. Перекрестившись, медленно переступая ватными ногами, вошла и ужаснулась увиденному бедламу. На полу валяются: доски, щепки, куски материи, обрывки бумаги, кирпичи, – словно Мамай прошёл. От входных дверей видна часть обстановки Светелки, уже не заслоняемая переборкой: пол завален битым кирпичом вперемешку со стеклом, кирпичная красная пыль «украшает» покрывала на кроватях.

На подгибающихся ногах, заглянула Поля в Светелку, со страхом приблизилась к люльке и заплакала от счастья. Костя, ее мальчик – кровиночка, увидев мать, раскрыл беззубый рот в улыбке. Поля чего угодно ожидала, только не этого: марля, закрывающая качку, упала вниз под тяжестью битого стекла, не сделав на Косте ни единой царапины, не причинив вреда.

Глядя на плачущую дочь, медленно приблизился отец, со страхом заглянул в качку и облегчённо вздохнув, обнял дочь. И тоже заплакал.

Ввалилась запыхавшаяся мать с девочками и ближайшими соседями. Увидев, в слезах отца и дочь, остановились в отдалении, не решаясь приблизиться. С горестно склонёнными головами стояли до тех пор, пока Поля не повернулась в их сторону и, улыбнувшись, не успокоила: – Всё в порядке. Не стойте столбом, начинайте помогать!

Принялись за освобождение Костика, аккуратно снимая осколки и восхищенно приговаривая: – Ну, счастливчик, ну и везунчик! Лежит, улыбается, как ни в чём не бывало: у – тю – тю – ту – ту!

Освободив ребёнка из стеклянного плена, шустро принялись за приведение комнат в состояние, пригодное для жилья. Вынесли на улицу обломки досок, обрывки бумаги, битый кирпич.

– Как же тебе, Поля, повезло, – погладил Максим дочь по спине, – снаряд попал в окно, вышиб раму, разворотил угол печки и переборку, выломал бревна из стены, прошёл по косой от окна…. и не взорвался. На войне подобный случай может быть один на тысячу. Вот он и выпал Косте. Все будет хорошо у вас. Поставь свечечку перед образами. А насчёт ремонта, доченька не беспокойся. Приведу дом в порядок. Много сил не потребуется: вдвоём с Николаем поставим брёвна на место. Николай мне не откажет.

Поля послушалась отца и зажгла две свечки перед иконкой Божьей матери в серебряном окладе, не пострадавшей от снаряда, даже не упавшей от удара в печь и брёвна.

Забрав сына и дочерей, отправилась жить к родителям.

Два дня ушло на исправление разрушений – помогли Николай и соседи. К Николаю идти с просьбой не пришлось, сам предложил помощь. Брёвна подняли, рычагами и топорами поставили на место. Изнутри обклеили сохранившимися газетами. Исправили печь и восстановили перегородку.

Один из танковых снарядов повредил трансформатор в Пещерке, от которого тянутся электрические провода в Вежнево – деревня погрузилась в темноту. Вернувшись в «свой» дом, Поля нашла в прихожей керосиновую лампу, заправила керосином. Городской житель, она отвыкла от слабого освещения, но это всё же лучше, чем сидеть в темноте.

Фронтовой гул западнее Вязьмы перешёл в сплошной грозный грохот, не умолкающий ни днём, ни ночью. Сведущие люди сообщили, что бои идут недалеко, в Ржевско – Вяземском лесу.

Деревня, как мышь под мешком с крупой, затаилась в ожидании не прошеных гостей, которые хуже татарина, даже самого злого. Что дальше произойдёт, чего ожидать? В том, что враг появится, ни у кого не осталось сомнений. Пещёрские и вяземские начальники, которые до войны без приглашения наведывались в деревню, что – то проверяли, чего – то вынюхивали, не без умысла ругали и увозили людей в райцентр, собрания никчемные проводили, указания давали – пропали без следа, оставив сельчан без надсмотра, бросив на произвол судьбы и божьего проведения. Из начальства один Николай вместе со всеми пятый месяц несёт крест ожидания крутых перемен в жизни колхозников. Никому помочь не может, но присутствие его успокаивает – какой – никакой, а руководитель: свой, деревенский, к тому же партийный.

Никто не командует Николаем, и Николай не принимает решений, не распоряжается людьми. Какие могут быть распоряжения, когда осталось ждать всего ничего. Придут немцы, найдётся человек, сообщит, кому следует, что он член партии – пощады не будет. Вернутся «товарищи», узнают, что остался служить врагу, накажут за пособничество. Как не крути, а ни те, ни другие к людям жалости, не имея, отыграются на Николае.

Самое лучшее, что в такое неопределённое время можно придумать, это ничего не делать и надеяться, что «Бог не выдаст, свинья не съест», положиться всецело на русское правило – авось пронесёт и победа будут за нами, поскольку наше дело правое.

Крестьяне бояться отлучаться из деревни, дальше околицы не ходят – не те времена настали, чтобы даже на короткое время покидать место обитания. Но каким – то непонятным образом слухи просачиваются и люди в курсе происходящих событиях за пределами деревни. На слух определяют марку пролетающих немецких самолётов. Безошибочно отличают Хейнкель 111 от Юнкерса 86 – высотного среднего бомбардировщика.

Окопавшийся в Пещёрске батальон Красной армии ждёт наступления немцев со стороны Вежнево, поскольку первые танковые выстрелы раздались от большака.

Первая атака немцев с севера благополучно отбита – достаточно было сделать несколько выстрелов из пушки – сорокапятки вдоль дороги Пещёрск – Вежнево. Попав в танк, не подбили его, но врага напугали и заставили отступить. Красноармейцы зря радовались лёгкой победе, вселившей надежду в их сердца на благополучный исход последующих боёв. Немецкие танки появились возле райцентра не с севера, а с юга, откуда их не ждали. Враг пришёл по лесной дороге со стороны Юхнова, на которой не выставили даже банального поста слежения.