Ничего важнее нет, когда приходит к человеку человек

– Передаёт мужу сведения о жизни родителей учеников. Муж работает в милиции, милиция сотрудничает с НКВД…

Баба Фекла выглядит дура дурой, а на самом деле вполне может служить осведомителем.

Муж Тони Завидовой служит в НКВД, страшный человек – боюсь с ним здороваться. Из – за него с Тоней не разговариваю, чтобы не ляпнуть лишнего.

Ни с кем из соседей, как бывало в деревне, на откровенные темы не разговариваю. Живу как во вражеском окружении.

Теперь вот – благодаря товарищу Сталину и геноссе Гитлеру – война.

Ваня, ты газеты читаешь. Не знаешь, что означает «геноссе»?

Надо отдать должное Ване, человеку начитанному, без запинки ответил:

– В переводе с немецкого «геноссе» означает товарищ.

– Это что же получается? Если бы я жила в Германии, то говорила бы: «Товарищ Гитлер и геноссе Сталин»? Услышав подобное богохульство, Иван испугался и побледнел. Ответил возмущённо:

– Тихо ты! Прекрати на эту тему разговаривать, не то заменят нам вождей на товарища – станем заиками.

Но Поля не успокаивается.

– Закончится эта, придумают следующую войну, например, с Америкой. Потом с Китаем… А если тронется Китая, всё кидай и удирай!

Потом… Надоело! Кто больше людей губит, тот более Великий правитель.

Из – за них наша жизнь похожа на хождение по небольшому снегу, под которым чистый лед. Начнёшь бежать, как не берегись, поскользнешься и разобьёшься. Самое отвратительное – упадёшь навзничь. Стукнешься спиной, и, само собой, затылком – позвоночник разобьёшь или получишь сотрясение мозга. Или то и другое одновременно.

Поля остановилась передохнуть, Иван усмехнулся и поинтересовался:

– Наговорилась, легче стало? Давай, закругляйся. Языком молотить, не серпом жать. Все, о чём ты говоришь, знаю не хуже тебя. Иное меня заботит. Всё думаю, куда тебя отправить. Не хочешь в Велеево? Тепловых много, все родственники. Примут с милой душой…

– Ваня, Вязьма всего в каких – то двухсот сорока километрах от Москвы. Неужели Москве хватит совести Вязьму отдать? Не хочется уезжать….

– Немцы быстро идут! Их самолёты свободно над Вязьмой летают и днём, и ночью. Никто огнём их не встречает – куда – то подевались сталинские соколы. Слышишь, звук самолёта? – немец над нами летит.

– Как ты узнал?

– Прислушайся! Наши самолёты гудят с натугой, надрываясь. А этот, как собака повизгивает.

– И правда, как щенок плачет, – согласилась Поля и глазами показала Ивану:

– Смотри, Дуся в нашу сторону направляется. Спрошу у неё. Если она поедет, я тоже соглашусь.

– Дуся, ты собираешься уезжать?

– Да куда, я Поля, поеду? Сама подумай, на кого сад оставлю. Разграбят, поломают деревья. Мы в него столько сил вложили. А ты, никак, думаешь уезжать? Оставайся, веселее в соседской компании будет! Тоня и Фекла остаются!

– Я подумаю.

– Думай, думай!

– Дусь, твой милиционер, его в армию не взяли? – не сдержалась, хотя и давала себе слово на подобную тему не разговаривать, проявила бабье любопытство Поля.

– Нет, болезнь у него, – ответила Дуся, блудливо отведя глазки в сторону.

– Ну да, ну да, болезнь! То – то я его частенько пьяным вижу… Не боишься оставаться с ним в городе?

– Э, Поля, все под богом ходим! – сослалась на бога коммунист Дуся, сделав вид, что слово «пьяным» не слышала.

– Что на роду суждено… Убьют, так убьют!

– Он же коммунист! И ты тоже… Увидев гневный взгляд Дуси, Поля осеклась.

«Дёрнуло же меня за язык», – испугалась – накличет Дуся беду. Не один раз грозилась донести на Ивана за его антисоветские пьяные высказывания.

Дуся резко повернулась и с гордо выпрямленной спиной продолжила путь в сторону станции.

– Что, струсила? – посмотрев на бледное лицо Поли, с ухмылкой поинтересовался Иван. – При таком бардаке, как сейчас, ей вскоре будет не до нас, самой бы остаться живу. И переключился на другую тему.

Немцев не видать на горизонте, а руководство города уже ходит как пыльным мешком пришибленное. Никто ничего не делает для полноценной обороны. Куда – то подевалась та, которая от «Москвы до Британских морей» всех сильней. Ни одного военного в городе не увидишь. Сбежали, что ли? В Гармонове пустые казармы стоят, радио молчит, нужных…

Немного помялся, вздохнув, пожаловался: после работы боюсь без топора ходить. Городская шпана, почувствовав безвластие, распоясалась, пристают.

Шумно высморкавшись, оглянулся, не увидел посторонних и, понизив голос до шёпота, чуть слышно произнес:

– Среди деповских ходят разговоры, что немцы Минск и Оршу прошли играючи. Пленных взяли – миллионы…

Под Смоленском разгромили «куммунистов».

От Смоленска до Вязьмы больших городов нет, Красной Армии не за что зацепиться кроме Рославля и Ярцево. Слышал, вроде там заслоны ставят, но городки небольшие, не преграда. Обойдут их, и покатится к нам лавина, задавит…

Наступая, в первую очередь бомбят железнодорожные узлы. На станции скопилось огромное количество эшелонов. Точно станут бомбить. Заодно достанется станции и депо. И вблизи станции разнесут всё в пух и прах, и спасибо не скажут. Наш дом от железной дороги отделяют ледник да колючая проволока – не защита. Дом сохранится, если Вязьму отдадут без боя.

Пелагея сделала ещё одну попытку надавить на Ивана и уговорить оставить её с детьми в городе, потому привела довод, посчитав его убедительным.

– Дуся не боится оставаться в городе, да еще с мужем – милиционером. Заложит кто, немцы их не пощадят. Они все равно рискуют, на что – то надеются! Я тоже остаюсь!

Для усиления эффекта сказанному добавила аргумент:

– Начальник депо тебя уважает. Сходи к нему, попроси посодействовать, зря, что ли ты бесплатно ему мебель делал? Бронь к тому же… Будем горе мыкать вместе.

Иван, лучше, чем Поля, зная жизнь, резонно заметил. – Отобьет, не отобьет… Время пришло спасаться каждому поодиночке, нужен я ему… В России человек собственной судьбой давно не распоряжается, а в военное время тем более. Закинут меня за «Макара, куда тот гусей забывал гонять», не обращая на бронь. Гребут мужиков подчистую.

– Ладно, Ваня, поговорили, – подумала, обмозговала и окончательно решила:

– Никуда не поеду, не оставлю тебя одного. Один, без меня, пропадешь! Найдёшь бабу, загуляешь… Вот, если тебя заберут на фронт, то отправлюсь в деревню! Договорились?

Иван не ответил, ушёл в дом. Открыл миску с горячей картошкой, нарезал большими кусками варёное сало и принялся за обед. Женскую часть семьи не пригласил за стол – обиделся, что жена пошла против его желания.