Американские боги

Ветер налетал кинжальной остроты порывами, ее сорочка липла к телу, и Тени вдруг стало неудобно оттого, что он смотрит на нее, а под рубашкой на ней совсем ничего нет.

– Вам не холодно? – спросил он, когда они добрались до верхней площадки, но ветер тут же унес его слова прочь.

– Что-что?

Она наклонилась к нему совсем близко. Запах ее дыхания был уютным и теплым.

– Я говорю: вам не холодно?

Вместо ответа она подняла палец: погоди – и перескочила, легко и быстро, через парапет, на плоскую крышу дома. У Тени это получилось несколько менее ловко – а она уже шла по крыше туда, где лежало пятно тени от водонапорного бака. Там стояла скамейка, и она села, а он сел рядом. Бак экранировал ветер, и Тень был ему за это весьма признателен.

– Нет, – сказала она, – холодно мне не бывает. Это время – мое: ночь для меня – что глубокая темная вода для рыбы.

– Должно быть, ночь – ваше любимое время суток, – сказал Тень, понимая, что сморозил глупость, но ничего более умного в голову ему не пришло.

– У каждой из моих сестер свое время. Зоря Утренняя – хозяйка зари. Там, на родине, она отворяла ворота, чтобы отец мог выехать из них на своей… – ой, слово забыла, ну, вроде машины, только запряжена лошадьми.

– Колесница?

– Да, на колеснице. Отец выезжал из ворот на своей колеснице. А Зоря Вечерняя отворяла ему ворота в сумерках, когда он к нам возвращался.

– А вы?

Она помолчала. Губы у нее были полные, но очень бледные.

– А я отца никогда не видела. Я спала.

– Это что, болезнь такая?

Она не ответила. И ее как будто передернуло легкой дрожью – если то была дрожь, если он вообще мог что-то разглядеть в темноте.

– Так ты хотел знать, на что я смотрела?

– На Большой Ковш.

Она подняла руку, чтобы указать на созвездие, и ветер снова облепил ее тело тонким полотном сорочки. На секунду сквозь белый хлопок проступили соски, настолько четко, что каждый маленький пупырышек на ареоле стал виден ясно, как днем. Тень пробила дрожь.

– Ее называют Повозкой Одина. И Большой Медведицей. Там, откуда мы приехали, верят в то, что есть нечто такое, не бог, но нечто наподобие бога, очень плохое, и он прикован к небу цепями, между этих звезд. И если он сорвется с цепей, то сожрет весь свет. И поэтому три сестры должны постоянно смотреть на небо, весь день и всю ночь. Если он сорвется с цепей, этот небесный зверь, то миру конец. Пф! – и нет его.

– И что, люди действительно в это верят?

– Раньше верили. Давным-давно.

– И вы пытались рассмотреть между звездами это чудище?

– Ну, что-то вроде того. Да, пыталась.

Он улыбнулся. Если бы не этот холод, подумал он, было бы полное впечатление, что я сплю и вижу сны. Потому что в действительности такого просто не бывает.

– А можно задать вам вопрос: сколько вам лет? Судя по всему, обе сестры гораздо старше вас.

Она кивнула.

– Я самая младшая. Зоря Утренняя родилась на восходе солнца, Зоря Вечерняя на закате, а я – в полночь. Я полуночная сестра: Зоря Полуночная. Ты женат?

– Моя жена умерла. Погибла на прошлой неделе в автомобильной катастрофе. Вчера были похороны.

– Мне очень жаль.

– А вчера ночью она приходила повидаться со мной. – Выговорить эти слова оказалось легче легкого: в этой темноте, в этом лунном свете они уже не казались настолько невероятными, как днем.

– Ты спросил ее, что ей нужно?

– Нет. В общем, нет.

– А стоило, пожалуй. Самый правильный вопрос, который нужно задавать мертвым. Иногда они отвечают. Зоря Вечерняя сказала, что ты играл с Чернобогом в шашки?

– Ага. И он выиграл право расколоть мне череп молотом.

– В былые времена людей для этого уводили высоко в горы. На самые кручи. И разбивали голову камнем. В честь Чернобога.

Тень огляделся. Нет, на крыше, кроме них, никого не было.

Зоря Полуночная рассмеялась.

– Глупый, да нет его здесь! К тому же, ты ведь тоже выиграл свою партию. И он не сможет нанести свой удар, пока это все не кончится. Он сам так сказал. Ты поймешь, когда настанет этот миг. Как те коровы, которых он убивал. Они всегда все понимали заранее. А иначе – какой бы во всем этом был смысл?

– У меня такое чувство, – сказал ей Тень, – словно я попал в какой-то другой мир, в котором действует совершенно иная логика. Свои правила. Как будто спишь и понимаешь, что есть тут такие правила, которые ни в коем случае нельзя нарушать. Даже если ты понятия не имеешь, что это за правила. И я просто пытаюсь под них подстроиться, понимаете?

– Понимаю, – сказала она и взяла его за руку: ладонь у нее была холодная как лед. – Один раз тебе уже дали защиту. Дали тебе само солнце. Но ты его уже потерял. Отдал его. А я могу тебе предложить защиту куда более слабую. Вместо отца – дочь. Но всякая помощь – в помощь. Ведь правда?

Холодный ветер перебирал ее белые волосы, то и дело забрасывая прядки на лицо.

– Мне теперь с вами что, драться предстоит? Или в шашки играть?

– Тебе даже целовать меня и то не придется, – ответила она. – Просто возьми у меня луну, и все.

– Как?

– Возьми луну.

– Я не понимаю.

– Смотри, – сказала Зоря Полуночная. Она подняла левую руку и расставила большой и указательный пальцы так, что луна оказалась словно бы зажатой между ними. И – как будто сорвала ее с ветки, быстрым ловким движением. На долю секунды ему и впрямь показалось, что она сняла луну с неба, но – нет, луна сияла на прежнем месте, а когда Зоря Полуночная раскрыла ладонь, между большим и указательным пальцами у нее оказался серебряный доллар с профилем Свободы.

– Красивый номер, – сказал Тень. – Даже и заметить не успел, когда и как вы его переправили в ладонь. И на последнем этапе тоже – не уследил.

– Я никуда ее не переправляла, – сказала она. – Я просто взяла ее, и все. А теперь отдам тебе, для сохранности. Держи. И никому не отдавай.