Мальчик с сердцем цвета индиго

Останавливался отец со своим монологом только тогда, когда звонил колокольчик на входной двери и пока не уходили посетители. Монолог продолжался периодами до самого вечера в лавке. Дома маме, сестре и братьям было высказано, насколько они все испортили младшего брата, насколько они не ценят здоровье отца, и до самого отхода ко сну весь дом молчал. Говорил только отец. А ему было что рассказать, что выдать из своего детства, проведенное в абсолютно таких же отношениях и такой же атмосфере со своим отцом. Он просто продолжал давно, столетиями назад, проложенный путь передачи ноши ответственности, груза чувства вины, пламени стыда и удары обесценивания.

С самого раннего утра Илан хотел уехать один без завтрака, но его мама остановила и объяснила, что это подольет только масло в огонь, что лучше задержаться до завтрака. Завтрак прошел в тишине, отец попрощался со старшими братьями, а на прощание Илана не ответил. Это было еще одно из его оружий, как он мог справляться с протестами молодого человека. Механизм этой репрессии работал всегда безотказно. Илану хорошо помнились дни детства, когда ему так хотелось, чтобы отец лучше бы ударил, наказал, но вот таким холодным образом, не говоря ни слова, не игнорировал его пребывание рядом. Сейчас же он слишком привык и смирился с этим холодом. А сегодня, размышляя по дороге в университет, он понял, что даже не очень хочет стараться ради того, чтобы исправить ситуацию. Он хотел сбежать. Он хотел свободы. Ему даже было страшно за эти мысли и новые чувства, но стереть их просто ластиком он не смог бы. Поэтому обещал себе подумать об этом вечером, а пока почитать по дороге. Прошло некоторое время, и он понял, что уже третий или четвертый раз читает один и тот же абзац, но никак не понимает смысла предложений. Слова все знакомые, но в одну мысль они не складываются. Его мышление его подводило. Чувства требовали справедливости, а не закрывания глаз и обещаний «позже». Внутри него зарождались ростки сопротивления. Поднимался мятеж, и вариант «подумаю позже» никак не прошел. Он отложил книгу и сам боялся вновь возникших чувств. Он понимал, что дороги обратно нет. Но как смирить все таким образом, чтобы оказалось в конечном итоге без жертв? И бывает ли так?

Весь день в университете прошел скверно. Он так и не смог учиться, мысли были где-то с отцом. К вечеру он возвращался в общежитие и по дороге зашел на детскую площадку. Ему очень хотелось вспомнить свое детство, маму и ее целительные сказки. Их определенно ему не доставало. Илан сел на скамейку рядом с песком и вспомнил, что мама всегда ему говорила, что песок – струя времени, при этом пропускала песок между тонкими пальцами. А дети, он с сестрами, завороженно смотрели на эти струйки, которые текли словно вода, пока не высыпался весь песок. Тогда мама открывала ладонь и показывала им камушки в руках, которые задержались, и говорила, что это те камни, те драгоценности, которые остаются в ладони, когда струя времени проходит сквозь нашу жизнь. И если после высыпания всего нашего времени в руке не остается ни одной драгоценности, то это очень печально. Поэтому обязательно надо стараться хватать песок вместе с драгоценностями, а особенно, еще и приглядеться заблаговременно, чтобы схватить камни покрупнее, поярче и чище. Он присмотреться к песочнице и заметил что-то небольшое лазурного цвета в глубине песка, и непроизвольно, из любопытства, которое не могло упустить столь красивый оттенок, схватил горстку песка и пустил между пальцами. Когда песок весь высыпался, он раскрыл ладонь и увидел в ней небольшой, отломившийся из чьей-то бижутерии кусочек яркой бирюзы.

Глава 9

Весь вечер понедельника он провел в состоянии то подготовки перед началом битвы, то стремительные ростки от зерна чувства возрождения брали верх над всем, а мысли уносили его к кусочку яркой, красивой целой бирюзы в родном городке.

Неделя то летела, так что он даже не понимал, как прошли часы, то минуты тянулись темным, холодным протестом. Наступил последний день учебы. Он мечтал посетить маму и родных, панически не хотел в магазин к отцу, бесконечно ждал послеобеденный перерыв и ярмарку. Внутри него жили сейчас две личности, которые он максимально старался отделить друг от друга. Потому что гроза и молнии одного могли разрушить проросший хрупкий росток новых чувств в другом.

Вечер прошел дома спокойно. За ужином как будто все было по-прежнему. Отец за неделю успокоился. С утра в лавке тоже было спокойно, посетители приходили, товары продавались, жизнь шла своим чередом. После обеда Илан собрался и, выходя, просто сказал отцу, что уходит на один час. Придя на ярмарку, первым делом он зашел к ювелирному мастеру и отдал ему свою находку, попросил сделать из него браслет из белого металла. Он решил, что этот обломок есть что-то очень важное, как напоминание и знак о новом начале. Поэтому он теперь будет с ним всегда. Далее пошел искать камень покрупнее.

Он ее достаточно быстро нашел и, зная свои проблемы, сразу сообщил, что у него есть один час и он не знает, как продлить его. Хилай сначала немного растерялась от такой откровенности, но ее улыбка спасала любую ситуацию.

Так длились по одному часу их встречи два раза в неделю некоторое время, сколько именно— неважно, так как ощущение у каждого четко установилось такое, как будто они знали друг друга уже много жизней, и каждую прожили вместе неразлучно. Илан успел завершить первый год учебы с достойными окончательными баллами, которые, конечно, были, по мнению отца, слишком низкими. Пролетело все лето, каждый день по одному часу он проводил со своей музой, от которой шел свежий воздух, дающий чувство жизни, а сердце периодически стучало бешеным ритмом. Начался второй год учебы в университете. Хилай в этом же году приступила к учебе в педагогическом колледже в родном городке. Вновь встречи стали редкими, а дни и учебные недели бесконечными.

При каждой встрече за один час пролетала целая вечность столкновения двух стихий, двух противоположностей, двух краев мира. И как это бывает при соприкосновении этих двух контрастов, случались бурные стихийные выбросы. Чаще в виде забавной шалости и юмора Хилай в противовес сдержанности и вязкости Илана. Но иногда случались и бури негодования за счет милой, гордой вспыльчивости и возмущения огня, а напротив при этом стояли холод и тишина глубин моря. Стоило одной всего лишь волне подняться, и маленькую Искорку со всеми своими всплесками смывало водой и оставались только жалкая зола и тление. Она, Хилай, которую все друзья и семья принимали как бесспорного победителя любой битвы, с Иланом видела только поражение. Девушка была всегда в смятении от смешения разных чувств – от недовольства и несогласия до смятения и восторга – и дивилась его силе, силе этого холодного, молчаливого молодого человека.

В одну из таких встреч в середину осени Илан увидел ее на ярмарке у палатки с украшениями. Она выбирала себе бижутерию. В какой-то момент ей почувствовалось что-то, она пока не очень умела чутко определять свою интуицию, и поэтому этот момент был для нее просто ощущением чего-то, требующего внимания. Она обернулась и поняла, что посередь белого дня на нее пристально смотрит сам Месяц. Хилай улыбнулась и повернулась всем телом. На шее было колье с бирюзовыми камнями, на руке браслет, а в ушах крупные красивые серьги из того же набора. Она спросила:

– Ну как? Красиво? Тебе нравится?

– Да! Очень…

Они даже не поняли, что не поздоровались. Потому что не было ощущения, что они расставались на всю эту неделю. Выбрав украшения и расплатившись, они пошли гулять по ярмарке.

– Ты знаешь, зачем я купила себе эти украшения?

– Нет.

– В той стране, откуда моя мама, на четвертый день убывающей луны в следующем месяце празднуют один праздник. В этот день замужние женщины (но я лично читаю, что девушки, которые уже встретили свой Месяц, тоже) весь день держат пост, а вечером смотрят на луну через сито, затем на лицо мужа. Этот обряд оберегает их любимых от всех жизненных невзгод и неприятностей. Я готовлюсь к этому празднику и посту! – улыбнулась Хилай и хитро зажала губы, отвела взгляд и пошла дальше.

– Но это же будний день, – путем недолгих подсчетов понял Илан.

– Это не день, а вечер! Когда уже луна взойдет!– ответила без колебаний Хилай.

Илан уставился на нее и понял, что опять началось немирное столкновение двух миров и оно тихо переходит уже границы туда, куда он не хотел никак пускать его. Он резко, еле заметно мотнул головой, как будто отгоняя мысли.

–Я могу долго не есть и не пить, хоть до самой ночи,– многозначительно сказала Хилай, развернувшись, как она привычно делала, продолжая путь спиной вперед, наклонив голову в сторону пробора густых кудрей.

– Если я закончу в четыре часа занятия, то смогу к 4:20 быть на станции и через 2 часа автобус будет уже тут, – сказал Илан, тем самым дав понять, что он будет на этом ритуале.

Сам же молодой человек решил во что бы то ни стало прийти как можно быстрее к ее дому к самому восходу луны. Надо было рассчитать время после окончания последнего занятия и заранее взять билет на автобус.

Месяц прошел быстро. Наступил день поста. С самого утра, до восхода солнца, Хилай напилась воды, чтобы до захода солнца уже не было желания даже смотреть на нее. Она была очень рада своему первому посту в жизни. С утра она не стала завтракать перед уходом в колледж. Мама, как любая чувствующая свою дочь, основной маяк, ориентир жизни, подошла к девушке, провела пальцами по длинным кудрям и сказала:

– Милая, вечером раскрасим тебе ручки в самые красивые узоры. Ты можешь взять новое сито, которое я купила себе на днях.

Хилай зажмурила глаза от неловкости и смущения и прижалась лицом к маминому плечу и засмеялась. Потом резко развернулась и, взяв свои учебники, убежала в колледж.

Хилай была вторым ребенком в семье. Старший брат состоял в браке и жил с супругой заграницей. Ее мама, Нандини, получила образование швей, хотя ей никогда не приходилось работать ни по профессии, ни в другой области. Женщина была очень мягкой и понимающей супругой и мамой. В доме всегда присутствовали свежие цветы на столе, запах благовоний и вкусная, свежеприготовленная еда. В этот дом, благоустроенный руками Нандини, всегда приходили с удовольствием из самых далеких уголков страны ее знакомые и подруги. Отец Хилай, Фаравиндад, был высоким, утонченным мужчиной. Он работал юристом в своем городе, также его услугами пользовались многие жители других городов, приезжая к нему на консультации. Он слыл среди жителей городка и соотечественников, которых по стране было немало, счастливым, преуспевающим, благородными мудрым человеком. Все соотечественники считали его жизнь идеальной, особенно ожидали, за кого он выдаст замуж свою дочь – свет и огонь его очага (он ее так называл). Желающих просить ее руки и сродниться с ним было много, но не каждый мог себе это позволить в связи с его статусом.

Хилай выросла ребенком мира и счастья. Ее родители исповедовали две разные религии, а жила она в окружении третьей. В их доме всегда было в три раза больше праздников и счастливых обрядов, чем в среднестатистической семье по стране. Ее родители считали, что уважение и почтение каждой культуры и религии – прямой путь к миру и счастью. И если бы все люди на земле пытались понять друг друга и проводить совместно древние обряды друг друга, то войн на свете не стало бы. Вместо определения границ и указаний на чужое происхождение, они стремились в дочке развивать принятие и почтение к другим. На страх соотечественников о том, что так можно потерять свое, отец всегда говорил, что от приобретения никогда ничего не теряется. Теряется только там, где есть отрицание и изоляция. А вместо агрессии стоит прививать любовь и бережное обращение к своему, ведь любовь учит любви, уважение – уважению, а отрицание и обесценивание— только им же, но ничему большему. Поэтому всю сознательную жизнь Хилай и ее старший брат учились строить дороги и возводить мосты. Им были чужды понятия разрушения путей к другим и отстранения.

День в колледже прошел в мечтах. Хилай постоянно представляла себе вечер, когда она увидит в сито месяц и потом вновь Месяц. Оказывается, и так бывает! И каждый раз по-разному представляла, как Илан будет выглядеть. То серьезно и красиво, то дурашливо и смешно, то нежно и ласково…

К вечеру она уже порядком проголодалась, и ей особенно хотелось пить. Но ни одной мысли о том, чтобы нарушить пост, у нее не было. Придя домой, она увидела, что мама все подготовила, чтобы раскрасить ее руки узорчатыми дорогами счастья и любви. После того, как они завершили с приготовлениями и хной, пришли три подруги мамы со своими дочерями. Хилай в это время была в своей комнате и переодевалась в оранжевый гагра-чоли с бархатным верхом и пышной юбкой из парчи. Наряд был весь вышит золотыми красивыми узорами с камнями бирюзового цвета. Волосы у девушки были свободно собраны у лба, хотя со всех сторон оставались красивые спирали кудрей, которых никому еще не удавалось одолеть. Она вышла к гостям. Девушки все поздоровались и пошли к столу пробовать те яства, что мама с любовью приготовила к приходу мужчин. Хилай подругам сообщила, что у нее болит желудок, и сегодня навряд ли ей удастся составить им компанию в раннем начале ужина. После прихода мужчин все женщины провели свои обряды, пожелали своим мужьям долгой, светлой жизни в полном здравии и сели за стол ужинать. На вопросы отца Хилай также сообщила, что уже ужинала согласно диете, так как у нее болит желудок. Мама пришла на помощь, поддержала дочь и успокоила отца.

После ужина время все ближе подходило к приходу Илана. Хилай все больше волновалась и переживала за встречу. Сама не понимала, что за странные чувства ее охватывали. Как будто она чувствовала что-то неясное и дикое.

Тем временем Илан окончил учебу и собирался выехать, как при выходе из университета увидел отца. Он приехал к ним в этот день, чтобы в городе встретиться по поводу поставок в магазине, и решил вечер провести с сыновьями. Илан проводил отца до квартиры Амирама и сказал, что ему необходимо готовиться к промежуточному контрольному тесту, поэтому он вынужден в этот вечер уехать в общежитие. Он успевал на следующий автобус и все время рассчитывал, как быстрее ему добраться до станции. Отец спросил, когда состоится тест, на что Илан ответил: «На следующей неделе». Об этом промахе он потом много раз в жизни жалел, но сделать с этим ничего не мог. У Исмаила бывали моменты, когда Илан так и хотел кричать про двойные стандарты, про изменения во всех законах вселенной, когда это было выгодно и необходимо отцу, про несправедливость его решений и действий… Но он молчал. Слишком долго его дрессировала эта система, и он не знал другой, он приспособился и просто шел по течению.

Решение о подготовке к тесту было принято отцом без колебаний. Илан еще успеет подготовиться до следующей недели. Сегодняшний вечер он проведет с отцом и братьями.

Хилай ждала до десяти часов вечера, ее уже предавала стойкость, сдавали силы, жажда брала верх над ее выдержкой. Мир как будто слышал ее состояние, небо затянуло облаками и тучами. Так как она все еще не смотрела на луну, мама ей сообщила, что она исчезла под облаками и навряд ли будет видна до следующего вечера. Она, будучи мудрой женщиной и понимающей матерью, пару раз осторожно подходила к ней, но не затрагивала тему ни о посте, ни о приходе ее жениха, ни о еде, ни о воде. Принесла плед и накрыла дочь от холода мира и жестокости людей. Это все, что она могла сделать. Хилай сидела на крыше своего дома и смотрела в одну точку – на дорогу с вокзала. Миллион раз она перебрала в голове варианты, почему Илан не пришел. Почему ее Месяц так и не взошел. Ответы были разные, в зависимости от того, какие эмоции переполняли ее в этот момент. К часу ночи она уже совсем замерзла и потеряла силы. Мама, слегка приобняв ее, проводила без слов в ее комнату, напоила, помогла переодеться и уложила спать. Есть Хилай отказалась, у нее не было аппетита.

На следующее утро Илан встал пораньше в университет и, отучившись половину дня, поехал в родной город к завершению учебы Хилай в колледже. Это был его первый пропуск университета без уважительной причины, по системе оценок его отца. Сын же он видел самое что ни есть на свете ясное оправдание его пропуску. Сейчас ему казалось, что даже отец не смог бы его остановить. Но у него не было возможности проверить, прав ли он.

Он приехал в родной город и дошел до колледжа за полчаса до окончания занятий Хилай. Молодой человек ждал у выхода, когда она выйдет. Хилай вышла одна из последних. Он сразу заметил, что огонек в ее глазах как будто потух. Она подошла к нему.

– Привет,– выдавил из себя Илан, ожидая ответа.

Ответа на приветствие не было.

Она развернулась и направилась к побережью. Разговор был не для посетителей колледжа. Подойдя к морю, там, где обычно они сидели на камнях и беззаботно болтали о жизни, смеялись и шутили, она повернулась к нему, подошла близко, приподняв одну бровь, спросила:

– Почему ты вчера не приехал?

– Я был с отцом, он приехал к Амираму, и мне пришлось остаться ночевать у брата.

– Понимаю. Ты не мог приехать. Мой месяц тоже не взошел. Жестокие облака закрыли его, я не могла даже через сито смотреть на него. Но он сам оказался еще более жестоким. Он не послал мне даже одного своего лучика, чтобы успокоить мою душу и дать передохнуть после тяжелого дня поста.

Илан прекрасно понимал ход ее мыслей, а так как она глядела ему в глаза, да еще и так близко, то он заметил появление тех самых искорок. Он был счастлив им. Она все еще жива! Важнее нет ничего. Она злится – это нормально. Но главное: она чувствует, и в ней нет безразличия.

– У Амирама есть телефон?– спросила она.

– Да.

– У Дова есть телефон? – спросила девушка, при этом ее левая бровь стала еще чуть выше правой, а подбородок как будто заострился.

– Да.

– Ты мог позвонить Дову, чтобы он дошел до меня и предупредил, что с тобой все хорошо?

Ответа не было. Тут Илан понял, как он непродуманно поступил. Юноша не сообразил, что она могла волноваться и беспокоиться о нем. Ведь она даже не знала, почему он не доехал. Тут все-таки невольно всплыли в голове слова отца. Он не думает стратегически, не думает масштабно, не размышляет дальновидно. Эта мысль об отце вдруг разрушила ту границу, которую внутри себя он четко держал, чтобы его битва не перемещалась из одной области в другую. Чтобы сопротивление отцу не затронуло мирное поле цветения его любви, но тут в моменте эмоционально напряженной обстановки произошло все-таки это слияние и, если назвать это одним словом и термином из современного мира, произошел перенос. Он сам не заметил, как его глаза выдали его раздражение и гнев на отца, но перед ним стоял не Исмаил, а Хилай. Девушка была слишком проницательной, чтобы не заметить эти грозные волны, которые возникли в тихих водах его глаз. Но на этот раз какой бы они высоты ни были, ее языки пламени давно дошли до небес и никакие волны не накрыли бы ее. И она улыбнулась ему. Улыбкой победы и превосходства.

– Что ты вообще знаешь о чувствах моих, о яркий холодный Месяц? – обратилась она высокомерным голосом к нему. – Ты хоть вообще помнил, что я есть здесь, что я держу пост и жду тебя? Что я, возможно, буду сидеть до утра и ждать, когда придет ко мне хотя бы один лучик света? Ты хоть вспоминал? Обо мне вспоминал?– последние слова уже почти шепотом выходили сквозь ее губы все еще в еле заметной яростной улыбке.