С любовью. Ди Каприо

– А почему столько «тойот»? – удивился Никита.

– Японцы у нас завод построили. Теперь машину можно брать без денег, – простодушно объяснил Вир.

– То есть как это – «без денег»? – не понял Никита.

– А это хитрый иностранный способ, – Вир захихикал. – Берёшь машину без денег, а деньги отдаёшь потом. Маленькими порциями. У нас раньше так не было. А потом пришли фаранги и придумали такую красоту.

– Это называется «кредит», – пояснил Никита. – И ничего в нём красивого нет. Ты платишь больше, потому что с процентами…

– Какая разница? – беспечно отмахнулся Вир. – Машина же есть. А деньги… Знаешь, как говорят: «Будда даст день – даст и еду»! Древняя тайская поговорка!

Никита кивнул. Не менее древнюю русскую поговорку «Господь даст день, даст и пищу» он помнил с детства.

– Хорошо, – сказал он и кивнул на деревья за баром. – Если столько машин, почему мы не можем поехать в Бангкок?

– Перевал закрыт, – охотно и со свойственной ему беспечностью объяснил Вир.

– Какой перевал? – Никита начал озираться, словно над верхушками деревьев вдруг ниоткуда появились горы. – Что ещё за перевал? Мы вообще… где?

Вир засмеялся, открыл ящик стола и вытащил яркую, как крыло бабочки, туристическую карту Таиланда. Расстелив её прямо на полу, он сел на корточки и некоторое время изучал местность к северо-востоку от Чианграя. Наконец, торжествующе вскрикнув, Вир ткнул мизинцем куда-то в точку, где сходились границы Таиланда, Лаоса и страны со смешным названием Мьянма.

– Вот тут! Мы живём в этом месте, да!

Никита посмотрел в указанную точку и тихо безнадёжно выматерился.

День катился к вечеру. Было, как всегда в Таиланде, тепло, влажно и душно. Вир, утомившись от разговора с Никитой, сообщил, что у него много важных дел, и ушёл за занавеску в дом спать. Из-за тонкой деревянной стены то и дело доносились его похрапывания. Никита сидел на диване, смотрел немое телевидение – там теперь шёл волейбольный матч между двумя тайскими командами – и размышлял. Мысли в его голову приходили в массе своей невесёлые. Главными были, естественно, две: «Кто виноват?» и «Что делать?» Впрочем, именно на эти два вечных вопроса Никита, как водится, ответить не мог, и от этого ему становилось ещё тоскливее.

Похмелье потихоньку отпускало, и организм начал требовать простого: еды, воды, отдыха.

«Этот Вир сказал, что перевал откроется через неделю или даже десять дней, не раньше, – думал Никита. – Всё это время мне нужно будет что-то есть, где-то спать… Денег нет. Значит, их придётся заработать».

– Слышишь, Вир, – чуть повысив голос, сказал Никита и постучал в стенку костяшками пальцев. – У меня деловое предложение!

– Слушаю тебя внимательно, мой белокожий друг, – немедленно отозвался таец с такой интонацией, словно он вообще не спал, а всё это время сидел и ждал, когда Никита соблаговолит к нему обратиться.

– Тебе работник не нужен? – издалека начал Никита.

– Нет, – отрезал Вир. – Тут нечего работничать. Сиди себе и собирай деньги за пиво и ром. Я сам справляюсь.

– Тогда, – Никита принялся развивать свою мысль, – может быть, кому-то в деревне нужен помощник?

– А что ты умеешь делать?

– Могу… – Никита задумался. – Копать. Носить что-то. Что-то тяжёлое… О, могу кран починить или там выключатель. Муж на час, короче.

Вир замолчал. Никита сообразил, что фраза «муж на час», да ещё в английском варианте, произвела на тайца сильное впечатление.

– Наши мужчины сами справляются с супружескими обязанностями, – наконец произнёс Вир несколько напряжённым голосом. – Но за предложение спасибо. На том конце деревни живёт госпожа Буппа. У неё пять лет назад погиб муж. Может быть, она захочет, чтобы ты починил выключатель в её доме?

Никита вздохнул.

– Вир, дружище, ты меня не так понял. Я могу починить выключатель как электрик, а не как…

– Я всё правильно понял, – возразил Вир, и Никита услышал, как заскрипела кровать. Мгновение спустя таец вышел из дома и встал напротив. – Электрик – это очень уважаемая профессия. Электрика не выбрасывают на дороге в одном носке, даже если он фаранг. Иди по улице, дойдёшь до дома моей матери и увидишь дальше дом госпожи Буппы – у него красная крыша и антенна.

– И что я ей скажу? – Никита уже понял, что его инициатива с поиском работы принесла совсем не те плоды, на которые он рассчитывал. – Она вообще говорит по-английски?

– Нет, – покачал головой Вир. – Но ты же не болтать с ней будешь, правда? Иди-иди, у меня тут появились кое-какие дела…

Никита в ответ только вздохнул.

Вообще назвать улицей поросшую травой тропинку между хижинами было очень смело. Никита, шаркая вьетнамками, брёл по тропинке, вертел головой и удивлялся.

Тайская деревня совсем не походила на русскую. Никита, особенно в детстве, постоянно ездил к бабушке с дедушкой в село Рогожино под Стерлитамаком и хорошо помнил здоровые дома под шиферными крышами, высоченные заборы разных видов – от сетчатых, из рабицы, до глухих, больше похожих на средневековые частоколы; лай мохнатых псов за мощными воротами и ржавый трактор «К-700» на окраине села, превращённый в лазательный аттракцион для местной детворы.

Ничего подобного здесь, в Таиланде, Никита не увидел. Заборов не было вообще. Никаких. Ни низеньких, ни сетчатых, ни решетчатых. Тайцы, видимо, плевать хотели на то, где проходят границы их участков.

Хижины, больше похожие на сараи, торчали из травы, возвышаясь на столбиках, словно избушки на курьих ножках. Сходство с избушками на этом заканчивалось – большинство стен в тайских домах было из реечек, циновок и листов оцинкованного железа. Примерно так же дело обстояло и с крышами – они были либо из какой-то пожухлой местной соломы, либо из вполне современной металлочерепицы. Окон в домах практически не существовало – видимо, за ненадобностью. Зачем вам окна, если в любой момент можно снять и отложить в сторону весь простенок?

Пока Никита шёл, он не встретил ни одного человека – вероятно, взрослые работали на каких-нибудь плантациях, а дети пребывали в школе, либо в деревне шла вечная сиеста. Так или иначе, но единственными живыми существами, попавшимися ему по дороге, оказались собаки. Пегие, пятнистые, рыжие или песчаной масти псы валялись в тени под хижинами, и когда Никита проходил мимо, лениво поднимали головы, следя за ним печальными глазами. Никакого интереса Никита у собак не вызывал, и, проводив незнакомца взглядом, собаки снова засыпали.

Всего в деревне оказалось около трёх десятков домов, и примерно половина из них была с красными железными крышами, на которых торчали решётки и тарелки телевизионных антенн. Очень скоро Никита понял, что дом вдовы он не найдёт, и просто шёл, решив, что совершит променад и вернётся в бар к Виру.

С каждым пройденным шагом он всё отчётливее понимал, насколько тут всё иначе. Всё, буквально всё вокруг было непривычным, чужим, странным и даже страшноватым. Зелень, кусты, трава и деревья заполняли собой всё свободное пространство. Листья, цветы, плоды всевозможных размеров висели над головой Никиты, но если он даже ради любопытства протягивал руку, чтобы коснуться какого-нибудь понравившегося цветочка, тут же приходилось эту самую руку отдёргивать, потому что на ветке рядом с цветком немедленно обнаруживалась изумрудно-зелёная ящерица, жук или паук размером с пятерню взрослого мужчины. А змея, обвившая собой стволик усыпанного жёлтыми, похожими на груши плодами деревца, напугала Никиту так, что он перешёл на мелкую рысь, едва не потеряв тапочки.

Отдышавшись после встречи со змеёй, он уже было решил закругляться с прогулкой, но тут раздался пронзительный визг, и из зарослей возле соседней хижины прямо под ноги Никите вылетело нечто.

Нечто было волосатым, стремительным и дико громким. Больше всего оно напоминало небольшую живую торпеду, для чего-то оснащённую ещё и генератором звуковых импульсов. «Наверное, такой штукой хорошо разгонять несанкционированные митинги и демонстрации», – подумал Никита, едва увернувшись от волосатой торпеды.

А вот от пожилой тайки, выскочившей из хижины, увернуться не получилось. Маленькая подвижная старуха налетела на Никитку, словно боец муайтай, и сбила его с ног, при этом ухитрившись не упасть.

– Твою мать! – с чувством выругался Никита, глядя на старуху снизу вверх.

– Куантяй! – прочирикала старушка, сложила перед собой руки и поклонилась. – Сават дии… Сабаай диии май?

«Чёрт, – подумал Никита. – Она решила, что меня зовут Твою мать».

Он поднялся на ноги, поклонился в ответ и, тыча пальцем в грудь, по слогам произнёс:

– Ни-ки-та.

Но старуха не слушала его и смотрела куда-то за спину Никите. Обернувшись, он увидел в паре шагов от себя небольшого поросёнка, покрытого густой чёрной шерстью. Перестав быть живой торпедой, он выглядел вполне симпатично, и было странно, как такое небольшое существо могло так быстро передвигаться и издавать такие громкие звуки.

Мелкими аккуратными шажками обойдя Никиту, словно он был столбом или деревом, старушка двинулась к поросёнку, тоненько подманивая его странными словами:

– Ми-ми-ми…

Поросёнок покосился на старуху лиловым глазом и медленно попятился. Никита с интересом наблюдал за этой своеобразной поросячьей корридой.