Млечный путь. Вопреки

– Какие у него горячие руки, когда он прикасался к тебе. А ты, что забыла, какие у него были горячие губы?

– Если будешь продолжать в том же духе, я прогоню тебя.

– Попробуй – сказала грусть, укладываясь у неё на плече – ты ведь не сделаешь этого. И снова стала шептать в ухо:

– А взгляды, сколько их сегодня было, зачем нужны слова, если глаза обо всём сказали.

– Что сказали? Что ты несёшь?

– Не притворяйся, что ты ничего не видела, только слепой не увидел бы, как он смотрел на тебя.

– А когда ты спала, ты думаешь, что он не глядел на твои ножки? Халатик-то был коротковат.

– Ты и это заметила?

– И не только. А когда он тебя увидел там, на остановке, он ведь дар речи потерял.

– Скажешь тоже!

– Ты знаешь, какой он тебя представлял?

– Ну и какой?

– Во-первых, толстой с большим животом и тяжёлой попой, в бесформенных трикотажных бриджах и широкой майке с рукавами по локоть. Во-вторых, седина через краску на голове пробивается. В-третьих, прокуренные жёлтые зубы и хриплый голос.

– Ну и грымзу же ты изобразила.

– Поэтому он спокойно ждал тебя, не особенно волнуясь. А вот когда увидел тебя, тут и вылетела птичка.

– Ты что имеешь ввиду?

– А то ты сама не догадываешься. Любовью её величают.

– Ну что ты, так сразу и любовь?

– А почему сразу? – зевнула грусть, ещё плотнее прижимаясь к ней. Она сидела в темнице, за семью замками, почти четверть века.

– Разве он не прогнал её тогда?

– Тогда, когда ты прогнала его из своей жизни?

– Да, именно это.

– Нет, отвергнутые и сильны, именно, любовью. Хотя и прячут её ото всех.

– Как прятал он? А может, этого и не было, всё твои выдумки. Пошла вон отсюда, фантазёрка, у меня и без тебя проблем много!

Тамара встретила Бориса запахами только, что приготовленного ужина.

– Садись, ужин готов – сказала она.

– Нет, спасибо, я в Пойменном обедал. Мария Алексеевна так сытно накормила. Кстати, привет тебе передала.

– От меня тоже, при случае, передай – ответила она, усаживаясь в кресло у телевизора.

– Завтра в город на совещание еду. Пойду приму душ и спать. Устал – сказал Борис, снимая майку.

Тамара смотрела любимый сериал, и ничего не слышала, что он ей говорил. Перед ней на журнальном столике стояла большая плетёная ваза с маленькими печенками и разноцветьем конфет. Она потихоньку шуршала обёртками конфет, отправляя их поочерёдно с печенками в рот. Эту процедуру, она называла «успокоением нервов». Её грузная фигура еле помещалась в кресле, на ней были бесформенные трикотажные бриджи и широкая майка с рукавами по локоть. Лицо крупное, загорелое, через окрашенные жёлтые волосы проступала седина. Голос был хриплый. Разговаривая, она обнажала жёлтые прокуренные зубы. Борис старался не смотреть на неё. Выйдя из ванной, пошел в комнату Максима, где на его диване он любил спать. В спальне курила жена, а он не переносил запаха табачного дыма. Чтобы отвлечься и уснуть, взял с полки самое лучшее снотворное – книгу, всё равно какую. Немного почитал, не понимая прочитанного, и сон мягко прикрыл его глаза своими крыльями.

Ирина была поглощена раздумьями, что даже не заметила, как к ней подошла Мария Алексеевна.

– Ирочка не помешаю – сказала она, усаживаясь рядом с ней. Кирюшка еще спит, а я вот решила с тобой посидеть. Уж больно денёк сегодня хороший. Не печёт, да и воздух свежий, ветерок небольшой дует с Волги. Здесь у нас отдых одно удовольствие. Можно и покупаться сходить. Кирюшка у меня уже просился, а я ему говорю, бабушка разрешит, вот и пойдёшь с ней вместе на Волгу, а одним малым деткам без взрослых ходить туда нельзя, а он, хитрец, знаешь, что мне выдал. А вы ведь, говорит, тоже бабушка, только бабушка Маша. Ну, что скажешь на это. Крыть нечем.

– Да, хорошо здесь – улыбаясь и закинув руки за голову, ответила Ирина.

– А я люблю детей, у меня тоже внучек есть, Серёжа, чуть помладше Кирюшки, ему пять с лет. Вот недавно приезжала дочка с внуком погостить. Они в селе живут, здесь недалеко. Мы с Николаичем тоже оттуда. Уже несколько лет живём здесь, привыкли. Я то, уже пять лет как на пенсии. А Вася в этом году в декабре пойдёт.

– Мария Алексеевна, а сколько дочери лет – повернув к ней голову и внимательно глядя на неё, спросила Ирина.

– Да, дочка у нас, Ирочка, поздняя. Ей двадцать три года. Первый муж у меня умер, болел долго, почки у него отказали, а деток нам с ним бог не давал. А потом с Васей сошлась, да вскорости и забеременела. Всё не верила, к врачам не ходила, боялась, вдруг не подтвердится, а пошла уже, когда ребёнок зашевелился. Уж как мы радовались доченьке. Ведь и жизнь другим смыслом наполняется с детьми. Лидочка замуж вышла рано, сразу после школы, учиться некогда ей было, любовь. Свадьбу сыграли. Нам зять не очень нравился, но мы не перечили, чтобы потом не стала нас укорять, что мы жизнь ей разбили. А тут вскоре и Серёженька родился. Внучек у нас смирный, всё сказки любит слушать. Кирюшка-то поразвитее будет, книжки уже сам читает. Да, что это я, не заговорила тебя? – всплеснув руками, воскликнула Мария Алексеевна.

– Да, нет, что вы, так всё интересно, рассказывайте, ну и как у Лиды сложилась с ним жизнь?

– Ничего хорошего – продолжила Мария Алексеевна свой рассказ. Так, вроде парень из работящей семьи, на тракторе работает в ПМК. Но беда, сейчас одна у всего народа – пьянка замучила, житья не даёт. Я вот удивляюсь, Ира, какая у мужиков вольница. Работать никто не хочет, а пьют так, как будто последний день живут. Утром бабы ещё коров не подоили, а они уже лыка не вяжут. Не успевают трезветь. И куда власть смотрит? Ведь никакой управы на этих алкашей нет. Раньше-то строго было, да и люди все на виду жили, совесть была. А уж, если поженились, то работали, детей поднимали. Да и редко, кто так пил, ну один, два на всё село, а сейчас что творится. С работы их не выгоняют, потому что на их место никто не придёт. Людей-то больше умирает, чем рождается. Кто пограмотнее в города едут. А зять наш не просыхает от пьянки, и где только деньги берёт? А ведь молодой женщине разве такой мужик нужен? Лается при сыне. Поехала я недавно проведать их, гостинчиков внуку купила, да и деньгами дочке помочь, получила пенсию и повезла ей. Да, если честно, Ирочка, на мою пенсию они и живут. Мы ведь и хозяйство здесь держим большое, да ты и сама увидишь, вот харчи им и возим. О чём это я? Да, приехала к ним часов в десять утра, захожу во двор, смотрю, а Генка пьяный на пороге лежит. Рожа вся расквашенная, из носа кровь натекла, волосы нечесаные, слипшиеся, страмотно на него глядеть. Ширинка расстёгнута, ну знаешь, просто блевотина какая-то, а не мужик. А как отец переживает? И ездить-то к ним не хочет, чтобы не смотреть на всё это. Когда дочь приехала сюда с внуком, мы с Васей ей сказали:

– Лидушка, брось ты его, иди, живи в нашем доме. Внука жалко, что он видит от такого отца, чему у него научится? Водку пить, да матерно ругаться. А она, знаешь, что нам ответила:

– А сейчас все пьют, кому не лень, покажите мне хоть одного трезвенника, а по телевизору в сериалах что показывают, из больших графинов, только хрустальных, коньяк жрут стаканами, как воду, ну а наши мужики – шмурдяк. Вот и весь ответ. Просто беда какая-то. Мы – другое поколение, без работы жить не можем, а эта пьянь и на кусок хлеба себе не зарабатывает. Вот и получается, что мы пенсионеры содержим своих детей, да внуков.

– Так-то оно так, Мария Алексеевна, алкоголизмом село не поднимешь – задумчиво проговорила Ирина.

– Да, что село, Ира, ведь и внуков уже ждать неоткуда, при таком поголовном пьянстве, откуда они будут. Умные от алкашей не родятся, а так, если, придурковатые какие. Вот беда, так беда – сокрушалась Мария Алексеевна – что-то я раскудахталась всё о себе, да о своём. А у тебя сын или дочка?

– У меня, Мария Алексеевна, дочь, но семьи у неё тоже не получилось. Она у меня умница, училась в Москве в Плехановской академии, по финансовой части. Потом замуж вышла. Так с виду, парень привлекательный, тоже институт окончил, да и по характеру добрый, мягкий, уважительный, вроде всем хорош, но.… А вот это «но» и сыграло свою роль. Игроком оказался.

– Это, что картёжник, что ли – удивленно вскинув брови, спросила Мария Алексеевна.

– Да, нет, он по игровым автоматам, да в казино. Войдёт в азарт и вовремя остановиться не может, теряет контроль над собой. А там, в долг записывают, чтобы не упускать таких дураков, как он. Такая сумма набегает, хоть караул кричи. А их ведь надо отдавать. А где брать? Кредит в банке большой взял, а семья осталась без средств существования. Влада до двух лет с Кирюшкой сидела, не работала. Кирюшке было два года, когда они разошлись. Сына он очень любит. Бабушка с дедушкой тоже души в нём не чают. Но жить она с ним не захотела. Как жить, если нет доверия? Но может ещё найдет своё счастье – Ирина умолкла, задумчиво глядя перед собой.

– Да, дела, – глубоко вздохнув, промолвила Мария Алексеевна – и откуда же они появились эти казино, да автоматы, раньше мы об этом и не слышали.

– Появилось всё это в нашей жизни вместе с капитализмом – произнесла Ирина, вставая со скамейки и маша Кирюшке рукой, чтобы он увидел её.

– А вот и Кирюшка бежит со всех ног.

– Бабушка, я проснулся, а никого нет, где ты была?

Она подняла его на руки и посадила к себе на колени, стала прижимать его к себе, ещё теплого ото сна и нежно целовать щечки, говоря при этом: