Две в одной

Ингер буквально прыгнул к ней, схватил её за плечи и прорычал, глядя ей в глаза:

– Кто?

– Что кто? – она не понимала.

– Кто. Отец. Ребёнка. – зло чеканя каждое слово, произнёс он.

Граф у двери приглушённо охнул.

Аника нахмурила брови, словно не понимала вопроса и судорожно пыталась догадаться, о чём её спрашивают. А потом лицо её прояснилось. Она поняла.

Аня смотрела в лицо этого мужчины, который ворвавшись к ней со своими подозрениями, уничтожил всё тёплое чувство, которое выросло в ней за это месяц. Он умудрился несколькими злыми словами растоптать всю её надежду на счастливую жизнь вместе с ним и на то, что у её ребёнка будет любящий отец. Всё светлое будущее, которое она очень осторожно рисовала в мечтах, рухнуло в одно мгновение. Волна обиды захлестнула её, превращаясь в океан неприязни к этому человеку, посмевшему оскорбить её грязными подозрениями.

Она вырвалась из его рук, сделала шаг назад, размахнулась, дала ему звонкую пощёчину, вложив в неё свою обиду и крикнула ему в лицо:

– Вам ли не знать, чей это ребёнок, господин барон!

Потом с ненавистью поглядела ему прямо в глаза и, видимо, не в силах произнести ни слова, натянутая как струна, указала ему на дверь.

Ингер остолбенел, вся его ярость мгновенно схлынула. Боль, которая скрутила его в тот момент, когда он осознал, о чём написано в отчёте, исчезла без следа. Однако ей на смену пришло жгучее чувство вины. Он не понимал, что за безумие притащило его сюда и заставило выплюнуть этот оскорбительный в его устах вопрос.

Ингер стоял и, не шевелясь, глядел на Анику. Граф, статуей застывший в дверях, невольный свидетель этой сцены, не знал что делать, переводя взгляд с одного на другого.

Между тем, видимо, немного придя в себя, Аня перевела взгляд на графа и сказала, обращаясь к нему звенящим от напряжения голосом:

– Милорд, прошу прощения, но не могли бы вы увести господина барона из моей гостиной?

Дирк подошёл к другу, мягко обнял барона за плечи, развернул его к двери, как безвольную куклу и вывел в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь.

Когда они ушли, Аня осела на пол там где стояла.

Она сидела на полу, обхватив себя руками, и немного раскачивалась от выгрызающей ей душу боли. Всё рухнуло, как жить дальше молодая женщина просто не знала.

* * *

Ингер вышел, и, не в силах идти, прислонился к стене, недалеко от двери гостиной Аники, закрыв ладонями лицо. Он уже пришёл в себя и не понимал, как вообще мог подозревать в двуличии эту гордую искреннюю женщину, доверившуюся ему однажды.

– Не бойся, – так он ей тогда сказал.

Дирк стоял рядом и с состраданием смотрел на его мучения. После долгого молчания он произнёс:

– Ну и наломал ты дров, дружище!

Ингер застонал, не открывая глаз. Потом он открыл глаза и с мольбой уставился на друга.

– Что мне теперь делать, Дирк? Я вёл себя как дурак, потому что люблю её. Сейчас пойду к ней, встану на колени и буду умолять, чтобы она меня простила.

– Не поможет, друг мой, это не поможет. Она тебя сейчас и слушать не станет. А меня, может быть, послушает. Давай так, ты идёшь к себе, а я пойду к ней и попытаюсь объяснить, что ты такой дурак только из-за Ринсы.

Ингер опять застонал. Потом отлепился от стены и с надеждой посмотрел на друга.

– Я тут подожду.

– Ну жди, – Дирк вздохнул и пошёл к закрытой двери. Звука запирающейся двери не было, значит, дверь до сих пор открыта.

Он зашёл внутрь гостиной.

Аника сидела на полу, там где стояла. Видимо, когда они вышли, она там же и осела без сил.

Дирк подошёл к ней, наклонился. Она подняла к нему залитое слезами лицо.

– Как больно, – тихо сказала она. – Я его так ждала.

Он поднял её на руки, отнёс в спальню и положил на кровать. Затем принёс стул, поставил его у изголовья и, поглаживая её по волосам, сказал:

– Аника, милая, прости, пожалуйста, Ингера.

Аня молчала, сил говорить не было. Ни говорить, ни жить, ни просто существовать.

Дирк продолжал:

– Ты про него ещё мало знаешь, он тебе наверняка не рассказывал, что в юности он пережил предательство любимой женщины. Она клялась в любви ему, а беременна оказалась от другого и за другого вышла потом замуж. Её звали Ринса, и он очень любил её. Оказалось, что она обманывала его несколько месяцев, отправляясь из его объятий в постель к другому. С тех пор у него ничего серьёзного не было. Ты первая, кого он полюбил после того, как она растоптала его веру в любовь и женщин. Теперь он дует на воду, обжёгшись на молоке.

Дирк вздохнул.

– Прости его, Аника, милая! Я уверен, ты знаешь, что такое любовь, и как больно может ранить человек, которого ты любишь. Много лет назад Ингер был ранен в самое сердце. Только страх пережить эту невыносимую боль ещё раз заставил его так ошибиться в тебе. Страх вообще плохой советчик. Он тебя любит, Аника, прости его, пожалуйста.

Аня пошевелилась. Дирк своей защитной речью смог нащупать и потянуть ту самую живительную ниточку, которая медленно, но верно, потянула её из того глухого бескрайнего моря отчаяния, в котором она тонула. Ингер не подозревал её, Аню, в предательстве. Он просто смертельно испугался того, что она просто вторая Ринса, которая опять возникла у него на пути и воспользовалась его чувствами.

Аня села. Боль уходила. Мир из обломков очень медленно и осторожно, словно боясь в это поверить, собирался в прежний вполне привлекательный вид, со светлым будущим впереди.

– Где он? Что с ним? – спросила она графа усталым голосом.

Дирк понял, что раз она сейчас спрашивает об Ингере, то кризис миновал.

– Он тут, стоит у твоей двери, боится зайти и надеется, что ты его простишь за его безумие.

Она сидела на кровати и просто молчала. Отчаяние уходило, уступая место опустошению. Сил ни на что уже не было. Ни чтобы позвать Ингера, ни чтобы прогнать его.

Дирк всё решил за них сам.

Он встал, вышел в коридор и сказал, сидевшему у дверей Ингеру:

– Иди, я рассказал ей о Ринсе и она, кажется, поняла, что за сила притащила тебя сюда и заставила накинуться с этими дурацкими обвинениями. Её нельзя сейчас одну оставлять, вообразит себе невесть что, не разгребёшь потом. Это я тебе как опытный муж со десятком лет брака за спиной говорю. Иди к ней, теперь всё зависит от тебя. Она там в спальне сидит.

Ингер вошёл и остановился на пороге спальни.

На кровати прямо с ногами, на которые она натянула подол платья, сидела Аника: маленькая, съёжившаяся, несчастная, с распухшими от слёз глазами, с растрёпанной причёской и безучастным выражением лица.