Последний рыцарь короля

Конечно, дон Висконти отказался признать женщину, сидящую напротив него, своей женой. Он начал расспрашивать ее обо всех родственниках, начиная с д'Эсте и заканчивая домом Висконти. Донна Анна отвечала не торопясь, вдумчиво, иногда вставляя «мне кажется» или «помнится». Отвечала всегда правильно, рассказывала о детстве, проведенном в доме Обера д'Эсте, о сестре, о друзьях.

– Какая жалость, донна Анна, что из ваших родственников здесь присутствуют только те, кто мало знаком с вами. Как жаль, здесь нет вашего кузена Обера, уж он-то наверняка мог бы узнать вас, – ехидно сказал дон Висконти.

– Да, жаль, – ответила, не колеблясь, донна Анна. – Если бы здесь был он, вы бы не посмели отрицать, что я – Анна д'Эсте. Жаль, что здесь нет никого, чье свидетельство превзошло бы ваше.

– Ну, почему же нет? Мой голос должен разрешить все споры, – из толпы вышла высокая юная девушка, одетая в скромное темное платье. У нее были длинные пышные черные волосы, змейками закрученные в мелкие локоны, узкие раскосые темные глаза с изумительно длинными загнутыми черными ресницами, которые удлиняли глаз еще больше, и разрез их напоминал кошачий. Тонкий длинный нос с властными, тонко выточенными ноздрями делал продолговатое лицо похожим на вырезанную из камня статую женщины-воительницы. Из-за этого носа у нее было немного хищное выражение лица, но это впечатление смягчалось полными, чувственными губами, и при взгляде на девушку дух захватывало от такой необычной и немного жестокой красоты.

Август помог подняться ослабевшей от радостного изумления донне, и она встала, пораженная и взволнованная. Девушка вышла на свет, и тогда местами по всему залу раздались возгласы изумления.

– Клементина! – задыхаясь от волнения, донна Анна бросилась к сестре.

– Это моя сестра! – заявила Клементина на весь зал, крепко обнимая донну. – Я не хочу, чтобы об этом спорили.

Николо не нашел в себе сил подняться с кресла. Он остался сидеть там, молчаливый и онемевший от удивления, пока Клементина рассказывала, как она убежала от разбойников, долго ходила, хромая от вывиха, по лесу, оплакивая сестру, потом вышла на дорогу, нашла деревушку, где ее приютили и вылечили, а затем, когда нашлись добрые люди, которые помогли добраться до города, вернулась в Неаполь. Она узнала, что Анна жива, и отплыла следом на маленьком почтовом суденышке, чтобы появиться как раз вовремя. Закончив рассказ, Клементина заявила, что устала и что ее вещи отвезли, наверное, в дом, где остановился дон Висконти, поскольку она и не предполагала, что тот поссорился с женой. Поэтому, несмотря на сопротивление донны Анны, она уехала с Николо к нему домой, а донна Анна отправилась со своей свитой к себе, чтобы подготовить комнату для Клементины. Суд закончился, едва успев начаться, все были так поражены, что о «вердикте» даже не шла речь. Довольно было того, что донна была признана своей сестрой.

Едва мы сели в экипаж, я заявила Герцогу:

– Отправляйте нас домой сейчас же! Теперь у вас есть племянница, живая, здоровая и настоящая, и пока она не поняла, что я не донна, отправьте меня домой!!! Я не смогу обмануть сестру донны! Я не смогу!!!!

– Женщина на грани нервного срыва, – невозмутимо произнес Герцог, устало прикрывая глаза, – вы забываете, милая донна, что наследство Анны все еще в руках Висконти, мне не хотелось бы потерять его. И потом, он все же убийца, и вы должны найти способ, чтобы доказать это.

– Но как?! – устало произнесла я.

Честно говоря, меня потрясла внешность Клементины, которую я представляла совсем другой, больше похожей на донну Анну. Если бы Август буквально не выпихнул меня из кресла, мне бы не хватило храбрости подойти к ней, и только когда я почувствовала ее нежное объятье, то поняла, что действительно очень похожа на донну Анну Висконти. Только теперь было тревожно: я боялась, что Клементина, посмотрев на меня поближе, поговорив со мной, почувствует, что я не Анна. Что же делать? Ведь теперь она все время будет рядом…

– Я пущу в ход все свое красноречие, чтобы убедить Клементину, что особо разместиться у нас негде.

– Как, вы согласны, чтобы она жила вместе с убийцей? А если он попытается причинить ей вред? – я изумленно посмотрела на Герцога. Мне показалось, что он вовсе не выглядит радостным от того, что Клементина жива, более того, он даже не поговорил с ней, как следует, ограничившись сухим поклоном. Какая странная семейка!

– Он не посмеет, ведь тогда все укажет на него. Но если вы предпочитаете, чтобы Клементина была здесь каждый день, то…

– Хорошо, если вы не боитесь за нее, пусть живет у Висконти. Я сойду с ума, если мне придется притворяться даже во сне…

Сначала было очень тяжело общаться с Клементиной. Казалось, что она вот-вот раскроет меня. Всякий раз, как мы встречались, я словно проходила сложнейший экзамен на выдержку и очень сильно уставала. Постепенно я все больше понимала, что Клементина верит мне абсолютно; единственным, что удивляло ее и казалось странным, было желание донны разойтись с Висконти. Впрочем, просьба о разводе еще даже не была изложена в письменном виде, потому что отец Джакомо всячески этому противился. Пока Герцог уламывал его, мы проводили дни и недели, общаясь с Клементиной, и я пыталась убедить ее, что это Висконти заказал нападение на нас, чему она упорно отказывалась верить. Довольно прохладными оказались отношения Клементины с ее дядями. Она общалась с ними равнодушно и сухо, практически не замечая их, когда приходила к нам в дом.

Период дружбы с Клементиной и подготовка бумаг для развода совпали с еще одним событием: моим знакомством с герцогом Бургундским и графом де ла Маршем.

В ожидании очередного визита Клементины, которая обычно заезжала ко мне, чтобы пойти на прогулку, я бродила одна по галерее, ведущей к дому де ла Марша. Внезапно дверь на другую сторону открылась, и оттуда вышел герцог Бургундский. Я готова была поспорить с кем угодно, что он пришел сюда не случайно, а чтобы повидать меня, точнее, донну Анну. Бежать было бы глупо и поздно, я встала возле окна, ожидая, пока он подойдет. Мы поздоровались, обменялись любезностями и замолчали. Вид у него был такой несчастный, что даже стало его жаль: после того, как увидела Клементину, я поняла, что влюблен он был не в нее, а в донну Анну.

– Вы простите меня за то, что я так холодно встретила вас, герцог, тогда на улице, но в тот день перед судом мне было немного не по себе.

– Я должен сказать вам честно, что не признал вас сперва, донна, – тихо ответил герцог. – И сейчас мне трудно поверить, что это вы.

– Почему?

– У вас изменился взгляд.

– Я столько пережила, герцог, что у меня изменился не только взгляд. Я изменилась. Очень. Я не та Анна, которую вы знали прежде, – чуть смелее закончила я.

– Я понимаю.

Он хотел поцеловать мне руку, я тихо сказала: «Не стоит», – и вышла из галереи.

Вечером к нам в первый раз пришел граф де ла Марш, высокий мужчина с великолепными усами и маленькими добрыми глазами. Усы были действительно примечательными, они привлекали внимание прежде всего остального, от них невозможно было оторвать взгляд. Вадик, тот вообще влюбленно созерцал усы де ла Марша, поскольку знал о нем еще из учебников истории. Мечтой Вадика на тот момент было посвящение в рыцари, но его просьбы Герцог настойчиво игнорировал, а де ла Марш показался нашему новоиспеченному Вильяму Уилфриду подходящим заступником в этом деле. Граф очень быстро подружился со всеми и посиживал в нашей компании вечерами, рассказывая Герцогу про подготовку к походу и делая вид, что не замечает восхищенных глаз Вадика, смотревшего ему в рот. Эта сцена была так забавна, что я специально спускалась с Катей, чтобы посмотреть на своего однокурсника. Однажды вместе с де ла Маршем пришел и герцог Бургундский. В тот вечер он смотрел на меня, молчаливо сидя рядом со своим другом, а я чувствовала себя неловкой и неуклюжей под его внимательным взглядом. Мне казалось, он ждет какого-то неверного шага, неправильного движения, потому что подозревал, что я не донна Анна.

Катя подсела к нему, попыталась отвлечь, и он потихоньку увлекся разговором, и теперь уже я молча созерцала всех их, сидя в углу и ожидая, когда герцог уйдет.

Донна Анна была печальна, и герцог чувствовал, что причиной этому является он сам, но не видеть ее не мог. Она казалась совершенно другой, и он все пытался разгадать ее тайну, внимательно наблюдая за ней. Это была и она, и не она одновременно, и он с волнением следил за каждым движением, за каждым взглядом и понимал, что донна очень изменилась и уже не похожа на ту, что он любил когда-то. Но лицо ее, смех, грустный блеск в глазах, противореча всему, кричали о том, что это Анна. И он метался между образами этих двух женщин, одну из которых он знал, а другую нет. И постепенно знакомая незнакомка затмила в его душе любовь к прежней донне Анне, и то, что в этой женщине прежде казалось ему недостатком, теперь даже нравилось. Она стала более свободной в общении, не столь надменной, как прежде, хотя с ним вела себя, как и раньше, холодно. Однажды он услышал о ее желании расстаться с мужем, и неясная надежда, которой он не знал определения, смутила его. Он хотел приручить ее к себе заново и вскоре осмелился появиться у нее без де ла Марша, потом сдружился с Вильямом – супругом близкой подруги донны Анны Катрин, к которой он также привязался, поскольку видел, что она всячески пытается облегчить его общение с донной. Анна по-прежнему держала его на расстоянии, и через стену, что она выстроила между ними, перебраться было нелегко. Но он был полон желания быть с нею рядом хотя бы в качестве друга, а трудности его никогда не пугали.

Де ла Марш все реже появлялся у нас, поскольку на него была возложена обязанность контроля за сбором кораблей в порту Лимассола, и он носился по всему побережью Кипра. Вадик иногда сопровождал его, к большому неудовольствию Августа. Однажды он собрал нас у себя и прочитал лекцию о том, что мы можем вернуться в Москву только в том количестве, в каком отправились в путешествие по времени: если что-то случится с одним из нас, остальные останутся навсегда в XIII веке и пути назад не будет. Мы пообещали не расставаться надолго и не терять друг друга из виду.

– Представляете, если мы сейчас приедем в Москву? – спросил Вадик, отреагировав на слова Августа несколько иначе. – Интересно, какая она сейчас, в XIII веке?

– Тебе рассказать? – предложила добрая Катя. – В XIII веке жизнь на Руси сахаром не казалась никому. А с твоим приходом им вряд ли легче станет. Сейчас там монголо-татарское иго, а если ты учил когда-нибудь историю России, в чем я уже начинаю сомневаться, то наверняка помнишь, что несколько лет тому назад на соревнованиях по фигурному катанию на Чудском озере с треском провалилась сборная Германии. А Москва, наверно, стоит разоренная и сожженная, да и что ты там делать будешь? Дома твоего Сталин еще не построил, не предусмотрел вождь, что ты в XIII веке захочешь там пожить. Знал бы, может, раньше бы подсуетился. Да и университета нет, останешься без высшего образования, а без корочки тебя ни один князь к себе на службу не возьмет.

– Смешно! – язвительно заметил Вадик. – Ты всегда такая умная или только когда со мной разговариваешь?

– А что если мы не сможем вернуться в наше настоящее будущее? – вдруг забеспокоилась я. – Вдруг этот «эффект бабочки» действительно существует, и при изменении прошлого меняется и будущее? Мы и так уже здесь дел натворили, дальше хуже будет…

– Ничего не будет, – заявил Август, – вы вернетесь в свое настоящее будущее. Если повезет, очень скоро. Но думаю, что стоит серьезно отнестись к тому, что скоро все отправятся в Египет. Там очень жаркий климат, особенно летом. Всем будет очень тяжело.

– Да хоть на Северный полюс пусть отправляются! – воскликнула я. – Нам-то что? Мы сейчас быстренько оформим развод и пошлем этого Висконти. Вернемся с Клементиной в Италию, возьмем вещи, фьюить – и мы на диване, а Артур еще спит. И мы, как мышонок Джерри после долгих приключений по городу расцеловал кота, расцелуем его… нет, я хотела сказать, обнимем… крепко, – поправилась я, заметив внимательный взгляд Кати.

– Жаль, что его с нами нет, – заметила она, но произнесла это явно с подвохом, ожидая моей реакции.

– Да, – неожиданно для всех заявил Вадик. – Уж его-то точно сразу бы в рыцари взяли. С его-то физической подготовкой…

Глава 10

Так как Святую землю подчинил себе султан Негем-эд-дин, было решено напасть на Египет. Убить змея лучше в его логове, как выразился Роберт Артуасский. Людовик І? в письменном обращении к султану Египетскому объявлял ему войну. «Спеши, – писал он ему, – поклясться мне в подчинении, признать власть христианской Церкви и воздать торжественное поклонение Кресту; иначе я сумею добраться до тебя в самом твоем дворце; воины мои многочисленнее песка в пустыне, и сам Бог повелел им вооружиться против тебя».

Арабские историки свидетельствуют, что султан не мог читать без слез обращение французского властителя, но, тем не менее, на полученные угрозы он отвечал другими. Конечно, Людовик немного преувеличил насчет количества воинов, которые «многочисленнее песка в пустыне». Но в данном случае запугать противника было не лишним.

Следующим шагом было совещание, на котором король советовался со своими маршалами и братьями о плане нападения на Египет. Нас, понятное дело, на это совещание никто не пригласил, поэтому мы отправились вслед за королевой и ее дамами в сад, где веселились согласно средневековым обычаям; то есть все веселились, а мы за ними наблюдали, как наблюдают чокнутые биологи за пляской блох на дне стеклянной пробирки. Они для нас были уникальными экземплярами, которых мы разглядывали с любопытством.

Нас на каждом шагу ожидали новые открытия и порядки, противоречившие здравому смыслу человека из ??І века. Однажды, когда за королевским ужином зашел разговор о недавних судебных разбирательствах, я чуть не подавилась от смеха, услышав, как кто-то из священнослужителей с серьезным лицом рассказывал, как недавно в его городе состоялся суд… над крысами!!! Как же мне было нелегко, когда я, пытаясь выглядеть сочувствующим слушателем, давилась от хохота и внимала печальной истории крыс!

Итак, история, леденящая душу: было в этом городе много крыс, и вели они себя ужасно: везде бегали, портили запасы, обгрызали все, даже однажды обгрызли статуи святых в соборе! – это стало последней каплей в чаше терпения жителей и священнослужителей, и на крыс подали в суд. Судьи, внимательно рассмотрев дело, решили, что поведение крыс действительно является вопиющим нарушением всех законов, и приговорили грызунов к изгнанию из города. Приговор был зачитан на двух главных площадях города.

– И что, помогло? – весь красный от усилия казаться серьезным, спросил Вадик. Герцог метнул на него грозный взгляд, но священник не заметил подвоха и, вздохнув, ответил, что, к великому сожалению, крысы не вняли подобному внушению, и тогда пришлось подвергнуть крыс церковному проклятию.

Проклятые крысы не слишком расстроились из-за того, что оказались отлученными от Церкви. А вот нам потом сильно влетело от Герцога за то, что мы так смеялись над этим судебным процессом. Он пристыдил нас, объяснив, что в подобных судебных процессах проявляются особенности средневекового мировоззрения. Согласно миропониманию людей того времени, между человеком и животным не было существенного различия. Поля рукописных книг украшали миниатюры, изображавшие сцены, которые показались бы странными: обезьяны играют в шахматы, а дикие собаки связали несчастного охотника и несут его на суд и казнь. Животный мир был словно подобием мира людей, похожим и непохожим одновременно. Человек находился внутри природы, словно всматриваясь в нее, искал в ней, как в зеркале, свои черты.

Время шло, мы все глубже постигали особенности этого времени и с бо?льшим спокойствием воспринимали забавные неожиданности, встречавшиеся на нашем пути. И даже более того, чисто из любопытства, из постоянного желания пробовать все новое и необычное участвовали в различных обрядах, и чем больше мы взаимодействовали с обществом, тем глубже наша жизнь проникала в историческое русло реки Время, в которое мы попали так неожиданно.

Как-то еще в Неаполе я сказала отцу Джакомо, что могу верить только в то, чему есть доказательства, мне словно не хватает чего-то для того, чтобы быть настоящей христианкой. Я боялась, что мое откровение его шокирует, и удивилась, когда он ответил вовсе не так, как я ожидала.

– Я мог бы сказать, что вера не требует доказательств. Это так. Но понять это пока что сложно. Дочь моя, ты хорошая христианка. Но настоящая вера приходит с преодолением трудностей и испытаний. Ты встала на этот путь, но пока идешь по нему наощупь. Настанет день, и ты сама станешь доказательством, как и многие из нас.