Один из трёх

Я позвонила Юле и попросила ее выйти сегодня за меня на рецепцию. Она явно была не в восторге, но после слов об Эле лишнего не болтала и пообещала ждать ее через десять минут, потому что ключ свой она отдала мастеру из своей смены и без меня в салон попасть не могла. Я сидела около стойки и меня трясло. Потом подумала, и вызвала такси. Лучше заплачу за ожидание, чем потом буду ждать машину. Юля залетела в салон ровно через пять минут, благо, что жила в соседнем здании, вся растрепанная, только и успела сказать: «Езжай давай», как я выскочила за дверь.

Мне казалось, что таксист едет очень медленно, поэтому, когда машина остановилась я сунула ему сотню в руку и побежала к больнице. Я поднялась на третий этаж за полминуты и поймала первую попавшуюся медсестру.

– Скажите, – запыхавшись проговорила я, – Гоффман где?

– А вы кто вообще? Мы разглашать право не имеем!

– Я сестра, двоюродная – параллельно в моих руках снова появилась сотенная купюра.

– Вас как зовут?

– Виктория

– Вика, уберите деньги, пойдемте я вас к главврачу отведу. – мы прошли по коридору и подошли к кабинету. Медсестра заглянула, спросила что-то, а потом завела меня.

– Владимир Борисович, можно? – спросила она, – это Гоффман сестра.

– Ясно, проходи, – медсестра вышла, и мы остались вдвоем, – действительно сестра?

– Двоюродная, родственников у нее больше не осталось. Только я. Так что, если нужны лекарства или деньги…

– Ничего не нужно, – вздохнул Владимир Борисович, – она в реанимации. Что могли мы сделали, но сразу хочу сказать – надеяться не на что. Пятый этаж. Сами понимаете.

Сил не осталось и слезы потекли потоком. Я закрыла глаза руками и уселась на ближайший стул.

– Если хотите, могу на пару минут пустить в реанимацию. Она, конечно, без сознания, но, по-моему, опыту, пациенты чувствуют, когда их поддерживают…

– Хочу, – перебила я его.

Медсестра накинула на меня халат и дала бахилы, а я прошла в казавшуюся огромной белую комнату с единственной кушеткой по центру. Почему-то было очень холодно, и меня начало трясти еще сильнее. Тело было накрыто одеялом, а лицо было просто не узнать. Вся красота исчезла и ничего не осталось: лицо сплошной синяк и кровоподтёки. Я подошла к Эле, и не могла оторвать глаз от ее изуродованного лица. Длинные пшеничные волосы лежали на подушке, глаза чуть приоткрыты, и казалось, что она смотрит на меня. Черт! Это я виновата! Нельзя было оставлять ее одну, надо было все рассказать родителям! Я поняла, что задыхаюсь и решила выйти на воздух. Несмотря на то, что было только начало сентября, было холодно, и я присела на холодную лавочку в больничном дворе.

Воспоминания сменяли одно другим. Наша бабушка, Эльвира Эмильевна, всегда встречала нас с улицы пирожками, куриной лапшой и вкусным травяным чаем. Пирожки мы с Элькой обожали, а суп терпеть не могли, поэтому, чтобы немного облегчить процесс его поедания, устраивали соревнования по скоростной еде. С бабушкой Эля жила с пяти лет, после того, как Элина мама и жена дяди Кости ушла из дома в неизвестном направлении. Ее долго искали, благо что сам дядя был майором полиции, но толку никакого не было. Поэтому, вскоре Эля с папой переехали в квартиру бабушки, а еще через пару лет дядя умер и Эля осталась на полном попечении бабули. С тех пор, Эля и была моей самой большой занозой в мягком месте, которую родители всюду заставляли таскать с собой. Идешь гулять? Бери Элю. Хочешь на танцы? Бери Элю, ей же скучно будет. Хочешь куклу? Давай тогда Эле такую же возьмем. А самое ужасное в этом было то, что мелкая Эля, которая была младше меня почти на два года, во всем была лучше меня для моей же мамы. Эля замечательно поет, а ты лучше рот не открывай, не позорься. Эльвирочка лучше всех танцует, а ты Вика такая неловкая, что аж стыдно. Элечка самая красивая, а какая фигурка, а какие глазки! А тебе Вика, нужно будет придумать, чем мужика удержать, нос торчком и глазки малюсенькие, таких только покладистый характер спасает, а у тебя и его нет. Даже то, что я в школе была отличницей, а Эля перебивалась с двойки на тройку не переубеждало маму в том, что Эля солнце всей веселенной, а я недоразумение. Я как-то спросила папу, почему так? Почему мама любит не родную для себя племянницу больше, чем меня, родную дочь? На что папа ответил, что Эля сирота и маме ее жалко, а мне всё кажется и я себе глупости придумала. И при все при этом, мелкая Элька, которую я так ненавидела первые пару лет ее жизни у бабушки, как-то незаметно стала моим главным спасителем и лучшим другом. Эля защищала меня от мамы, когда та принималась меня ругать, Элька таскала мне конфеты, когда мама решила, что я в свои десять слишком толстая для конфет. Именно Эля подружила меня с Костей, с которым мы были знакомы с пеленок из-за дружбы родителей, но никогда не проявляли особого интереса к друг другу. И тогда-то и начался самый лучший период моей жизни. Костя научил нас кидать водяные бомбочки с окна и воровал сигареты у отца, чтобы научить нас курить, мы втроем ездили на велосипедах на речку за десять километров от города и купались там до посинения. Под руководством Кости мы лазили по гаражам и развалинам заброшенного завода, и тогда-то я и поломала первый раз ногу. Почти месяц я потом сидела дома, а Костя вымолил разрешения у родителей и притащил свой компьютер, на который у меня до этого был запрет, и мы втроем играли в игры не вылезая, пока родители были на работе, благо, что как раз были летние каникулы. Наши родители умилялись и одновременной ужасали этой дружбе, пребывая в шоке от наших проделок. Но все пошло на спад, когда нам с Костей было лет пятнадцать, у него была своя компания, в которой не очень понимали общение с девчонками, да и мы с Элей, став старше, изменились. Дружба возобновилась только тогда, когда мы с Костей поступили на один факультет и попали в одну группу, да и Эля через пару лет решила поступать на строительный, только из-за нас, чтобы быть рядом. А теперь? Эля после нервного срыва в реанимации, а Костя вообще уехал черт знает куда, лишь бы подальше от нас. Что же с нами случилось?

Я замерзла, и решила подняться обратно в отделение, чтобы оставить свой контактный телефон. После этого, я поехала туда, где прошло мое детство. Нужно было проведать Людмилу Петровну и выяснить как она себя чувствует. Не хватало еще чтобы у той что-то с сердцем случилось. Я вышла из такси, вот, Элин дом. А напротив тот, где жили мы с родителями, сейчас квартиру отдали под съем, потому что родители решили уехать жить на юг. В общем дворе поставили новую детскую площадку, да и вообще, за те несколько лет, что меня тут не было, все сильно изменилось. Облагородили клумбы, покрасили дома и лавочки, все стало выглядеть более цивильно.

Я поднялась на четвертый этаж и постучала в знакомую дверь. Несколько минут ничего не происходило, и я уже решила уходить, но тут послышались шаркающие шаги. Открылась дверь, и в просвет выглянула голова Людмилы Петровны.

– А почему не спрашиваете? – спросила я.

– Викуся, – бросилась мне на шею тетя Люда, – хорошая моя, заходи!

Мы прошли на маленькую кухоньку, и я смогла рассмотреть лицо Людмилы Петровны поближе. За несколько лет она сильно сдала, ей было около шестидесяти, но болезнь и отсутствие близких людей рядом ее подкосили.

– Такое горе, – вздохнула она, – что же я сижу, может чая налить?

– Не суетитесь, – попросила я, – лучше расскажите, что случилось.

– Ночью все началось. Я уже спала, вдруг слышу, звуки какие-то странные. Я сначала подумала спросонья – волк воет! Хотя какой волк в городе? Ну и грохот потом начался, а потом вообще ужас. Я даже не знала, что люди кричать так умеют. Я поняла, что сверху это всё, а Элечка в алкоголе в последнее время не сдерживалась, ну я подумала, что белая горячка у нее. Я испугалась, и участковому позвонила. У меня ключи от Элиной квартиры были, только они не понадобились, дверь открыта была. Мы зашли, а там просто… Это не передать какой кошмар! Окна открыты, везде кровь, стекла … Денис Николаевич квартиру обошел, ее не было нигде, а я в коридоре была, сердце закололо, и я на обувницу присела. – на этом месте Людмила Петровна не выдержала и разрыдалась в голос. – Уже потом Денис решил в окно выглянуть, которое с внешней стороны, на кушери выходит. Сначала не понял даже, что за белое пятно на земле лежит, ночь, а там один фонарь еле светит. А мне сердце подсказало, он как сказал, что нужно вниз спуститься, проверить кое-что, так я все и поняла… – она снова разрыдалась.

– Тетя Люда, все хорошо будет, – я положила руку на ее ладонь, – я в больнице была. Эля в реанимации, так что нам только надеяться остается…

– Пятый этаж, Вика! – воскликнула тетя Люда.

– Я понимаю. – снова сказала я.

– У меня просьба к тебе, – после недолго молчания начала она, – я, когда в квартире была вместе с Денисом, очки свои где-то оставила, а возвращаться туда сил никаких нет. Когда тебе звонила, почти наугад кнопки набирала, ничего ж в близи не вижу. Хорошо, что номер твой мне Эля записала. Переживала она, что плохо мне станет, а рядом никого, сын далеко, а Элечка не всегда была в состоянии…

– А ключи?

– Ключи есть, я участкового, когда он уходил, дверь попросила закрыть.

Я взяла ключи и поднялась на этаж выше, открыла дверь и поежилась. В квартире Эли стоял душный тошнотворный запах и свистел сквозняк. Я поискала очки в коридоре, но моему к удивлению, их там не оказалась. Очень странно, учитывая, что тетя Люда говорила, что кроме коридора нигде не была. Может она перепутала, и очки все же дома? В конце концов. Они только для чтения и вряд ли бы ей понадобились. Я хотела было уйти, но решила все же проверить по всей квартире. Мало ли, тетя Люда запамятовала, что заходила куда-то, или участковый случайно переложил. Конечно, это было сомнительно, но проверить нужно. Поиски я решила начать с гостиной, и зайдя внутрь, я вновь почувствовала себя как маленькая напуганная девочка, какой была больше двадцати лет назад, когда Элька уговорила меня сходить в приехавший на днях в наш город луна-парк в комнату страха, куда родители и бабуля строго-настрого запрещали ходить. Эля стащила у бабушки деньги, и я, и мы тайком пошли в комнату страха. Немногим после того рокового для десятилетней девочки решения, я вышла из этого жуткого места в слезах, а Элька довольная и счастливая. Это был первый раз, когда мы серьезно поссорились, так как именно она уговорила меня идти туда, и мне еще год потом снились кошмары. Но после этой квартиры, кошмары будут мучать меня гораздо дольше. Зеркало на шкафу было разбито, а на осколках было столько крови, что казалось, ими выпотрошили небольшую свинью. Рядом, на дверце шкафа, глубокая вмятина. Весь пол покрыт кровавыми следами, они выходили и в коридор, однако там были уже сильно смазаны и практически незаметны. Дверь на балкон была открыта, и ветер развивал шторы, словно паруса на корабле. Судя по ситуации, на корабле-призраке. Так, мне нужно просто найти очки и побыстрее уйти отсюда. Сначала, я пыталась найти их хаотично перебирая все подряд. Не помогло. Потом я пыталась логически понять, куда их могли убрать. Может в секретере? Я открыла дверцу секретера и тут же пожалела об этом: на меня посыпался ворох бумаг и какая-то мелочевка. Я выругалась, и попыталась впихнуть все обратно, однако часть бумаг уже успела разлететься по комнате. Шелестящая от ветра бумага добавила новые, еще более жуткие краски в окружающую меня картину. Из гостиной я прошла в кухню. Здесь уже был относительный порядок, в сравнении с предыдущей комнатой. Не знаю, что было причиной, но тут меня накрыл какой-то животный страх, и я явственно почувствовала запах Элиных духов. «Просто показалось», старалась успокоить я себя. Однако, быть в этом месте не хотелось больше ни минуты. Нужно уходить, найти тут что-либо невозможно. Я развернулась, чтобы выйти, и мне вдруг отчетливо почудилась тень в коридоре. Резко отскочив назад, я запнулась о стоящий табурет и упала на спину. Черт, больно! В глазах потемнело и выступили слезы, я перевернулась на бок и попыталась подняться. Тут на глаза попался телефон. Он валялся на полу между кухонных шкафчиков, и если смотреть сверху, то заметить его было невозможно. Я протяну руку, достала его и нажала на боковую кнопку. Разряжен. Я решила, что возьму телефон с собой, если что заряжу, и передам Эле в больницу. Телефон я убрала в свою сумочку и встала. И тут мой взгляд зацепился за стол, на котором стояла бутылка вина и чистый бокал. И, о чудо, именно на столе я заметила очки. Почему-то, это показалось странным, но мне так хотелось уйти, что я схватила очки, выскочила в коридор и убежала из пугающей квартиры.

Я вернула очки хозяйке, попрощалась и вызвала такси. Очень хотелось поскорее уехать домой и раствориться в объятьях душистой ванны с кучей пены. Черт, мне же нельзя принимать ванну! Хотя нет, сегодня я себе это позволю, она мне поможет и станет лучше. На подъезде к дому зазвонил телефон:

– Виктория?

– Да.

– Это Анна, из больницы. – сердце замерло. Именно этой медсестре я оставила свой номер, чтобы в случае чего, мне могли сообщить о изменениях в состоянии Эли.

– Да-да, что-то случилось?

– Гоффман скончалось десять минут назад. Сочувствую вам.

– Спасибо. – еле ворочая языком вымолвила я.

– Тело в морг отвезут, поэтому вы к ним обращайтесь, там и справку дадут.

– Я поняла. Спасибо большое, что позвонили. – я убрала телефон в сумку и такси остановилось.

– Сколько? – спросила я, протягивая тысячу.

– Ровно сотня, но у вас же онлайн оплата стоит. – удивленно заметил водитель.

– Простите, день тяжелый. До свидания. – я вышла из такси и пошла в сторону своего подъезда. Нет, даже ванная с валерьянкой мне сегодня не поможет.

Глава 9

Я спустилась по лестнице, и прошла к выходу. Даня уже стоял там и ждал меня.

– Привет. – со смущенной улыбкой сказал он.

– Ну, привет. – ответила я.

– Ну не дуйся ты, а? Ну тупанул, с кем не бывает. Я на нервах весь день был. Давай лучше я тебя до дома провожу, и поговорим.

– Проехали. – сказала я. Мы вышли на прохладную улицу, и я спросила. – Ты долго еще без машины будешь?