– Перестань! – перебила я его. – Мне плевать какой ты пострадавший, что ты делать теперь будешь? Ты сам с отчимом вырос, сам мне на папочку жаловался, какая он мразь что бросил вас. А сейчас? Ты ребёнку того-же хочешь?
– Кать, да я вообще его не хочу! Какой ребенок! Ну какой! Сегодня, с утра пораньше, мама Лизки моей матери позвонила. Теперь вообще жопа! Дома скандал, отчим бешеный, мать в истерике. Говорит, не отдам тебя этой шлюхе! Да мне и не нужно. Я вообще хочу, чтобы она аборт сделала. Кать, помоги мне, пожалуйста, скажи ты ей, что аборт нужно делать, тебя она точно послушает.
– Ты совсем придурок, что ли? – спокойно спросила я Даню.
– Придурок! А что мне делать? Силком ее везти в больницу? Не хочу я на ней жениться! И вообще, какой ребенок? Мне всего двадцать один!
– Скажи ей все сам. Что там обычно говорят? Что поторопились. Скажи, что в армию забирают, ты же откосил? Вот и родине долг отдашь. Как раз призыв скоро. Ты же умненький, в конце концов, придумай что-то! – Даня смотрел на меня как побитая собака.
– Я боюсь. – коротко ответил он. Я вздохнула. Даню было жалко, но Лизу еще больше.
– Звони прямо сейчас, назначай встречу, и скажи ей. Если долго тянуть будешь, то чем позже срок, тем опаснее аборт делать. Имей совесть хоть в этом ей жизнь облегчить. – Даня тяжко вздохнул, достал телефон и набрал номер. Договорившись с Лизой о встрече, он посмотрел на меня.
– Может ты со мной? Для храбрости?
– Нет.
– Ясно. – раздраженно хмыкнул он. – это ведь ты во всем этом виновата, а теперь что? Бросаешь меня значит?
– Я виновата? Что за дичь ты несешь?
– Да иди ты на х… – зло сказал он и пошел к машине. Ну и шикарно. Я развернулась и пошла домой.
Моя муха преданно ждала меня на потолке. Меня трясло и накатила истерика. Я виновата? Что за бред? Я? Виновата в чем, в том, что боялась, что не хотела торопиться? Или что он решил с помощью Лизы утешиться? Я рыдала и не могла успокоится. Муха опустилась с потолка и села мне на руку начав потирать свои лапки. Может злорадствует, может жалеет. А может решила, что я просто вкусный кусочек того, что не тонет.
В комнате стало темно, а я лежала и смотрела в окно. Никогда больше не буду влюбляется. Это просто глупость, и я сама ее допустила. Вообще любовь – бред, придуманный ради фильмов и песенок, чтобы продать побольше. Одной лучше. И проще. И вообще одни плюсы.
Я не заметила, как уснула и спала, наверное, часов двенадцать. Просунулась ближе к шести. После вчерашних слез голова раскалывалась, а синяки на глазах стали такие красочные, что никакая маскировка не скрыла бы это творение природы на моем лице. Но нужно было вставать, и собираться в школу.
Как же не хочется туда идти! Вообще, никогда. Поступать в пед только из-за мамы, было не лучшей идеей. Причем, у мамы хотя бы были объективные причины, она боялась, что я больше никуда не пройду. Но, я же знала, что баллов хватит, почему пошла на поводу?
И вдруг мне стало так тоскливо, что волком вой. Как же так? Живём один раз, а в семнадцать должны делать выбор, который полностью определит твою жизнь. Разве это разумно? Да я в этом возрасте только и думала о том, чтобы читать книги и лопать чипсы. Хотя, я и сейчас только об этом и думаю. Ну что меня ждет дальше? Я ненавижу детей, ну просто терпеть не могу. И что мне остается? Кучу потраченных нервов, убитое время, и зарплату, которую хватает оплатить коммуналку и купить еды. Смогу я найти такие деньги, не гробя свою личность? Смогу. Так чего я вообще жду?
И тут я поняла, что мучало меня этим летом. И почему вставать по утрам не хотелось. И почему жизнь была не в радость.
Я вошла в школу и направилась к кабинету директрисы. На душе было легко, как никогда, и птички разве что не пели. Я пошла в приемную и взяла листик и ручку. Написала заявление, постучала в дверь кабинета:
– Входи, – сказала Лунева, когда я заглянула, – что хотела.
– Да, вот, – показала я бумажку, – заявление принесла.
– Какое заявление? – удивилась директорша.
– На увольнение. Подпишите?
– А чего это ты? – сказала Лунева с явным сарказмом. – Устала уже? Из-за маленького ребенка расстроилась?
– Ага, – не стала спорить я, – подпишите?
– Подпишу. Какое сегодня, одиннадцатое? Ты правильно дату поставила? – она прочитала заявление, поставила подпись и хмыкнула. – Все правильно, значит с двадцать пятого. Две недели отработаешь и иди куда хочешь.
– Хорошо, – согласилась я. – И на втором экземпляре.
– А что, ты не доверяешь?
– Доверяю конечно, мало ли, потеряется.
– Ну-ну, – Лунева поставила подпись на втором заявлении, и сказала с издевкой, – то что наше, ты у секретаря оставь.
Я вышла из школы, вдохнула чистый воздух и пошла к остановке. В голове звучало «Я свободен» и хотелось прыгать и кричать от радости.
Зазвонил телефон:
– Ты куда это ушла, – протянула директриса, – ты в курсе, что у тебя урок? Или ты дни перепутала?
– В курсе, Виолетта Ростиславовна, – закашляла я в трубку, – только вот простыла я что-то, а детей заражать не хочу. Я в поликлинику лучше поеду, больничный возьму, дома посижу где-то пару недель.
В телефоне раздались гудки, а на душе пели соловьи. Как-же хорошо, быть свободной.
Глава 7
С утра мы встали пораньше, чтобы успеть поймать Элю до того времени, как ее выставят за дверь, а та отправится на радостях искать себе новые приключения. Было около восьми, когда мы подъехали к больнице. Сначала с нами даже не хотели разговаривать, но купюра номиналом в двести рублей в руках дежурной медсестры изменила ее приоритеты. Медсестра ушла чтобы привести Элю, а мы остались около входа.
– Это вы мои благодетели? – хмыкнула Эля подойдя к нам. Лицо ее было бледным, по телу ссадины и царапины. Но для алкоголички после аварии выглядела она неплохо.
– Привет, – улыбнулась ей жена, – мы тебя домой отвезем.
– Это ты себе плюсики в карму копишь? Всегда сирых и убогих подбираешь?
– Прекрати, – рявкнул я на нее.
– Что за крики? – подошла к нам медсестра. – Мне тут скандалы не нужны!
– Мы уже уходим. – сказала Вика.
– Эй, а где моя сумка? – возмутилась Эля.
– Ничего не знаю, вчера другая смена была. – пошла в наступление медсестра.
– Вот воры, а! Куда кошелек дели? И телефон был!
– Зина! – громко позвала медсестра.
– Чего? – выглянула из-за двери тетечка неопределенного возраста и необхватного размера.
– Тут женщина вещи найти не может!
– Эта, что ли? Да вон сумка, в столе лежит. Алкашку эту к цыганкам положили, ну я и спрятала.