Хозяйка пролива Боншон

А от перспективы стать рабыней… По коже пробежали холодные мурашки – такое и в дурном сне не представишь!

– Как называется этот город? – спросила я девиц, на что они растерянно захлопали ресницами.

– Адижан. Эти наёмники постоянно нападают на ля Лорэй и другие прибрежные города, потом продают в гаремы или просто в богатые дома. Вот ведь даже до вас, хозяйки земель, добрались. И что теперь станет с вашими землями и молодым хозяином?

– Погодите, – остановила причитания, – скажите, кто я? Ударилась головой, ничего не помню… – повторила и продемонстрировала им свой затылок.

Увидев мою рану, девушки ударились в слёзы, но на вопрос ответили:

– Вы владеете землями ля Лорэй, что выходят на пролив Боншон. Ваш муж погиб в схватке, остался маленький сын. Если он, конечно, ещё жив, – сказала одна из девиц и потупилась, смачно хлюпнув носом.

– Хороша хозяйка, если сама от рабства уберечься не смогла, – пробормотала я, – как меня зовут?

– Так, Мирабелла, госпожа – ответила приятная пухленькая девушка, что до этого почти не встревала в разговор.

– Эй, лезьте сюды! – послышался окрик нашей, по всей вероятности, охраны, дюжих мужиков, щеголявших в безрукавках и шароварах. Рядом с нами остановилась телега, запряжённая волом, с высокими деревянными колёсами, обитыми железными полосами. Девушки почти успокоившиеся, разрыдались с новой силой.

Глава 2

Дорога шла через довольно большой город восточного типа. Улочка была украшена великолепной мозаикой, на солнце блестели бриллиантовые брызги фонтанов, что украшали небольшие площади, и везде сновали толпы шумных горожан.

Трудно даже описать величавую красоту домов, скрывавшихся за высокими ажурными коваными оградами. Они были каменными с замысловатыми рисунками лепнины или резьбы. Двух-трёхэтажные особняки, как восточные скромницы, прикрывались зеленью садов, в которых благоухали незнакомые цветы и пели птицы. Несмотря на обилие украшений, жилища отличались логичностью и уравновешенностью композиции, без излишней вычурности.

Удивительные по своей красоте, скорее всего, национальные, присущие лишь местному колориту узоры, что читались на каждом фасаде, наделяли особым смыслом и какой-то азиатской прихотливостью изысканную, сходную с классической архитектуру.

Говор у местных был гортанным и очень громким. Хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать этих криков.

Наконец, телега выехала на площадь, уставленную деревянными помостами, к которым были привязаны невольники. Между рядами ходили покупатели живого товара, осматривая мужчин и женщин, не стесняясь, ощупывали и смотрели зубы. Стоило только представить, что вот так меня сейчас станет кто-нибудь оценивать, стало дурно. От тряски мутило, хорошо, что не ела ничего кроме краюхи хлеба и воды.

Нас выгрузили возле очередного помоста, после чего привязали грубыми верёвками к ржавым металлическим кольцам, вбитым в пол. Пятеро охранников замерли по сторонам, следя за нами и гомонящими людьми. Невольники, к которым теперь относилась и я, так и стояли, таращась на толпу покупателей.

К нам подошёл невысокий старик, с внушительным брюшком. Осмотрел нас, как хозяин, задержав неприязненный взглядом на мне.

– Это страшилище зачем притащили? – ткнул он в меня пальцем. – Оно оскорбляет мой взор!

– Велено было везти всех, кого поймали, – хмуро ответил один из охранников.

– Она благородная, – заговорил другой, – может читать и писать. Будет хорошей служанкой.

– Да кто на такое чудище позарится? Даже если оно грамоте обучено, такими только ворон в поле пугать, – проворчал старик.

Вот так новость! Интересно-о. Я, конечно, может и не идеал красоты, но на внешность никогда не жаловалась. А тут каждый нос воротит.

Опустила глаза на свои руки.

Маленькая родинка на запястье точно не была моей, и пальцы чуточку длиннее и худее прежних… Понимание, что я, кажется, не в своём теле, ударило обухом по многострадальной голове, сбив дыхание.

Неужели я всё-таки умерла? И переселилась в чужое тело? Страх удушливой волной накрыл сознание и я пошатнулась. Соседка успела меня перехватить, с тревогой вглядываясь мне в лицо. Благодарно сжав ей руку, вяло улыбнулась. Что же теперь со мной будет? Страшно, ох как страшно!

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, снова подумала о своём новом облике: как попало обрезанные волосы наверняка не добавляли шарма. Может, оно и к лучшему, не позарится никто.

Начался торг, к обеду почти всех девушек раскупили, в их глазах читался страх, на грани с ужасом. Каждая тихонько плакала. И только ко мне никто не подходил.

Противный старик опять начал ворчать:

– Кому эта благородная нужна? Госпожа-замухрышка. Не купят до конца торгов, забирайте её себе на потеху. Больше она ни на что не годится, – он кинул в мою сторону ещё один брезгливый взгляд.

По телу иголками пробежал холодок, скрутившись клубком в животе. Меня могут отдать этим мужикам!? Руки задрожали пуще прежнего, на глазах навернулись слёзы.

– Сколько просишь за эту женщину, – услышала я чей-то голос. К помосту подошла импозантная дама, немолодая, но со следами былой красоты.

– Пять монет золотом, – ответил старик.

– Она больная, ваши дикари калечат пленниц, три монеты серебром, – женщина не повышала голоса, но к ней прислушивались, видно, она привыкла к почтению.

– Будь по-твоему, госпожа, – махнул рукой старик, – девица благородная, пригодится господину.

– Моему господину по нраву другие, а вот служанкой в гарем она в самый раз. Не будет раздражать жён, они не выносят красивых прислужниц, – женщина протянула монеты старику, меня отвязали от помоста и охранники проводила нас до паланкина.

Устроившись внутри, женщина выглянула наружу, отодвинув практически невесомые занавески, внимательно меня осмотрела, затем уточнила:

– Ты умеешь читать и писать?

– Я не помню…

– Так разве бывает? – она заинтересованно вскинула чётко очерченную бровь.

– Меня ранили сильно. Ничего не помню.

– “Повезло” мне с тобой, – устало сказала она, – ладно, отлежишься пару дней, я попрошу лекаря осмотреть тебя и сможешь приступить к работе. Не бойся, ничего сложного. Будешь прислуживать жёнам моего господина. Забирайся ко мне, садись у ног.

Она откинулась на подушки, давая понять, что разговор окончен. Я послушно залезла внутрь паланкина и, как собачка, пристроилась у ног незнакомки. Тут дело даже не в гордости, а в том, что голова за весь день на солнцепёке раскалывалась и вот-вот готова была лопнуть, как перезрелая тыква. Потому отказываться от предложения женщины даже не подумала.

Вскоре мы подъехали к большому дому вход в который шёл через роскошный тенистый сад с фонтаном в центре. Витражные окна, затейливая лепнина, хозяин такого великолепия явно не бедствовал.

Меня проводили через роскошный зал в помещения намного скромнее, наверное, здесь жили слуги.

– Меня зовут госпожа Джанна, – женщина проводила меня до комнаты, – сейчас тебе принесут воды, помойся, а то от тебя смердит, как от матросни.

– Хорошо, Джанна.

– Госпожа Джанна, запомни, – она сурово глянула на меня и вышла из комнаты.

Скоро мне принесли небольшую лохань и тёплой воды, я, как смогла отмылась от корабельной грязи. Вымыла осторожно волосы. Мои тряпки одна из девушек сгребла и унесла, брезгливо сморщив хорошенький носик. Взамен мне дали длинное платье, прямого кроя и платок. Последнему я обрадовалась, прикрою свою страшную плешь.

Одевшись, присела на кровать, а потом и вовсе прилегла на бок и не заметила, как заснула. Разбудило меня тихое покашливание:

– Госпожа Джанна велела осмотреть тебя – голос принадлежал мужчине лет пятидесяти, невысокому и худощавому, тонкая бородка, напоминавшая козлиную, спускалась на его грудь.