Записки инженера. Шесть вопросов. План жизни с конца. Выращивание себя. Выращивание Родины. Сказки из физики

Серега, умный здоровенный парень, мастер спорта по самбо, обросший бородой и длинными волосами, научил меня очень многому. Грубиян и матерщинник, он обладал необыкновенно чистой, чуткой и тонкой душой.

Мое отношение к нему было странным. Чувство это шло глубоко изнутри, и я знал, что чувствую правильно. В Сергее я видел женщину необыкновенной душевной красоты. При таком вот внешнем обличии. Такая внутренняя тонкость и чистота чувств редко бывает у мужчин.

Это несколько перекликается с моим отношением к Светлане-Бублику-Заморышу – моей теперешней, третьей жене, которая тоже умеет материться как никто, обладая при этом чистейшей, чуткой и нежной душой. Вот только у Бублика нет бороды и звания мастера спорта по самбо, что, может быть, даже и хорошо для меня.

Сергей выполнил норму мастера по самбо, служа в десантуре. Проще говоря, это волкодав среди людей. Волкодав, обученный валить врагов, обученный вырубающим ударам и их последовательности по самым продвинутым методикам. Теперь об уроках.

Урок 1. Я умею бегать. Тем более хорошо бегал в те времена. Но десантники бегут иначе. Десантники бегут как в последний раз, чтобы уйти из-под огня, чтобы достать врага. Так или иначе на максимально возможной скорости, без альтернатив и рисовки. Мы бежали с Сергеем чтобы достичь-захватить отходящий автобус. Я отстал на пару метров, видел его бег, запомнил этот бег – последний бег к цели, которую нужно достичь или умереть. Так должны делаться дела – без соплей, на максимуме.

Урок 2. Мы сидели и пили рядом с Кадамжайским сурьмяным комбинатом, приезжали помыться в сауну к знакомому энергетику. Рядом бухали местные мелкотравчатые криминалы, которые начали расставлять ранжир. Началась предзадирания. Глухарь с выраженным восторгом на бородатой роже пересел к криминалам, начал наливать им, предлагать дела, хлопать по плечам. Криминальные поняли по выделяемой энергии, что прилетела Птица Совсем Другого Полета. Они очень быстро и с видимым страхом на рожах смотались. «Друзья, вернитесь, куда же вы?» – на матерном диалекте кричал вслед Глухарь.

Урок 3. Блатные мальчики привезли на вездеходе в дом спасотряда б… дей. Руководителем спасслужбы был тогда Лукашевич, хорошо знакомый ферганцам. В строительство дома спасслужбы, по сути своего дома, он вложил все свои сбережения из чулка. Мы, здоровые парни, уже месяц сидели в горах. А тут в зону нашего влияния привезли женщин. Кому они должны принадлежать? Правильно, сильнейшим. Это единственно правильная эмоция. Засуньте этику в жопу.

Удары в ближнем бою десантники наносят с левой руки, разворачивая корпус для подготовки следующего удара. Левой – по печени, правой – по сердечной мышце, клиент начинает сгибаться вниз, левой – по нижней челюсти сбоку, правой – в висок. Всё. Переговоры закончены.

Урок 4. Мы жили тогда на Жуковской, я рассказал Тамаре о своем отношении к Сергею. Тот пришел к нам в костюме, с постриженными волосами и бородой, с цветами. Тамара-Актриса сказала Сереге, что я люблю его как женщину. Актрисе нужна мизансцена. «В доме не уживутся две любимые женщины…» – сказал, улыбаясь, Сергей и поднялся…

«Уполномоченный» (от федерации альпинизма в горном районе) – «упал намоченный»; «преподаватель» (например, техникума, где работал Сергей) – «пре поддаватель»; «имею в виду» – «что имею – то и ввиду», – фразы Сергея.

Афган-2. Нападение Китая

В программу подготовки альпинистов входит перевальный горный поход. Наша рота – шесть взводов – была обмундирована для боя с полной выкладкой. Каски, автоматы, запасные рожки, гранаты, пулеметы, патронные ящики, вещмешки, палатки, жратва. Мы ушли в высокогорье с целью перевалить хребет и спуститься через неделю в другую долину, в конце которой располагалось священное озеро. Долина, по которой мы должны были спуститься с гор, шла со стороны Китая. Отношения с Китаем тогда были хреновые, напряженные, об этом постоянно писали в газетах.

Мы построили свои взводы, все были в касках, с автоматами наперевес. Отрапортовали полковым отцам-командирам и ушли быстрым ходом в горы. Но ушли мы недалеко. Дошли до первого поворота реки, который скрыл нас от отцов-командиров. Там мы остановились, сняли каски и автоматы, распихали все это в рюкзаки и уже «нормально» двинулись дальше.

Условия были реальные, приближенные к боевым. Бойцы научились очень многому. Тому, что на крутом склоне, где тяжело даже просто стоять, можно за полчаса вырубить площадку под палатки, через час приготовить еду, нормально спать ночью. Что надо беречь вещи, не дать рюкзакам покатиться вниз – рюкзак не остановится, будет катиться до долины на большой скорости, его невозможно догнать. Как сушить обувь на костре, как беречь сослуживцев. Не потому, что это друзья, а потому, что лучше, когда человек сам идет, чем нести его по горам вчетвером. Как обходить лавиноопасные склоны, не выходить на скальные сбросы, перебираться через реки и так далее.

Через три дня мы уже перевалили хребет, и начался выход из высокогорья по другой долине к священному озеру. Озеро возникло оттого, что в долину обрушилась соседняя гора и перегородила реку. Так образуются почти все озера в горах. Завальные озера считаются у мусульман священными. Была ранняя весна, холодно, снега в горах еще не таяли, поэтому в озере не было воды и мы выходили по дну «сухого озера».

Выход к священному озеру через неделю похода пришелся на пятницу. Это было ошибкой. Пятница у мусульман – святой нерабочий день. В этот день сотни людей идут к священным местам, молятся, привязывают тряпочки к веткам кустов. Все кусты в таких тряпочках. Пришли многие десятки людей и к нашему священному озеру.

На завале стояли отцы-командиры, ждали нашего выхода из высокогорья. Мы, не доходя до последнего поворота долины, остановились, надели каски, навесили автоматы, расчехлили пулеметы. Снова стали грозным боевым соединением, которое выходило с гор из долины, идущей со стороны Китая.

С Китаем было тогда – «не очень». Об этом знали люди, пришедшие в тот день к священному озеру. И вот на этих людей со стороны Китая из-за поворота долины с гор двинулись вооруженные войска. Взвод за взводом они выходили на большой скорости, блестели каски, автоматы, пулеметы. Как это понимать? Правильно: это начало войны.

С криками «Война!» люди бежали от войск «китайцев» вниз, мимо наших отцов-командиров, чтобы спасти свои жизни. Мы спустились с завала, который через месяц начнет останавливать воду, собирая ее в священное озеро, расселись по машинам и уехали. Машины проезжали через «мертвые» поселки. Жители сидели по подвалам и ждали беды.

Афган-2. Охота

Одной из недоработок армейцев при обучении войск в горах были равнинные пищевые пайки, а также тонкие носки, отсутствие смены и т. п. Армейский паек и так «не очень». На продуктовом складе были картофельный порошок, хлопковое масло, рыбные консервы. Нас пускали на склад свободно, но все равно мы голодали, несмотря на водку. Представьте себе, как жилось солдатам.

Зимой в горах солдатам положены специальный паек, дополнительная одежда. Отцы-командиры об этом не подумали. Отсутствие жратвы и одежды привело через неделю к «голодным бунтам». Солдаты взбунтовались. Оказалось, что в армии есть решения на такой случай. Это не подвоз дополнительных продуктов и одежды, как подумали вы. Решение другое – марш-бросок с полной выкладкой, передвижение по-пластунски в глубоком снегу. Голод при этом забывается. Армия – не гражданка.

Ферганцы знали, что будет голодно, и завезли на промежуточную базу собачек. Сучку Настю и кобелька Шарика. Килограмм по пять весом. На случай голода. История умалчивает, куда они делись. Кто их съел? Вопросы не сделают вас сытым.

У узбекского поселка со славянским именем Иорданово имелась особенность. Там были совершенно обнаглевшие собаки, которые бросались на людей. Без палки пройти по поселку не получалось. Обычно его проезжали на грузовике. 10—15 шавок с лаем бежали следом и бросались на машину. Так часто в горных поселках, стоящих в конце дороги.

Голод, исчезновение «своей собачатины», наглые шавки в Иорданово сложились в мысль об охоте. Мы взяли армейский карабин, запас патронов, завернули карабин в штормовку и поехали в Иорданово. Сошли с грузовика выше поселка, чтобы охота и стрельба не связывались в сознании местных с военными. Грузовик должен был забрать нас с добычей на другом конце поселка. Охотников было четверо. Все с высшим образованием. Убежденные защитники животных. Мы собирались «обороняться» от нападающей на нас стаи наглых местных собак. Оборона с оружием. В Союзе этот принцип объяснял, например, название «Министерство обороны».

Мы ждали, как обычно в Иорданово, серьезной схватки. Массового нападения со всех сторон. Первая заметившая путников шавка лаем собирала для атаки всех поселковых собак. Но вышло по-другому. Первая шавка с лаем выбежала к забору, открыла пасть и… издала жалобный вой и метнулась обратно. После этого в поселке наступила гробовая тишина. Лай собак прекратился по всему поселку разом.

Местные собаки знали, что такое ружье, для чего оно. Они смогли распознать оружие, даже завернутое в штормовку. Они получили сигнал опасности, поняли, что пришли охотники, охотники за ними. Это резко поменяло их настроение.

Афган-2. Восхождение

Подготовка войск должна была закончиться восхождением. Вершина называлась Комсомольская. Летом на нее заходят за сорок минут. У нас было не лето. Морозная зима, очень глубокие снега – они, как при муссонах, выпадают в Дугобе на контакте зимы и весны.

Войска выдвинулись к вершине и встали лагерем под горой. Шел сильный снег, у вождей-инструкторов были большие сомнения из-за лавиноопасности. В час ночи я пошел на лыжах в сторону пути подъема, чтобы оценить ситуацию. Было сносно. Поэтому в два часа мы вышли на штурм.

Техника передвижения в снегу глубиной 1,5 м вряд ли вам известна. Описываю. Сначала все показываю я. Пробиваю первые 10—20 м. Потом начинают мои солдаты. Первый делает прыжок вперед, приминает снег и делает новый прыжок. Так десять раз. После этого делает прыжок в сторону. На большее сил не хватит. Особенно у людей небольшого роста. Вперед выходит второй солдат – и так дальше.

Отработал первый взвод, он уходит в сторону и встает в конец. Начинает «пробивать дорогу» второй взвод – и так дальше. Двигаться нужно быстро, чтобы люди не застыли. Поэтому первый человек-таран бьется на максимальном напряжении сил.

Неожиданным для меня было то, что в таком глубоком снегу не было холодно. Снег изолировал от ветра, как-то сохранял тепло в районе ног. Так продолжалось часа три. Потом мы вышли на скальный гребень, покрытый снегом и льдом. Вышли на ветер. Нужно было вешать перильные веревки. Продвижение при этом медленное, бойцы в основном стоят и замерзают. Опыта, как сохранять пальцы ног от промерзания, потери чувствительности, у солдат не было. Нужно непрерывно шевелить всеми пальцами. Это умели не все. Бойцы – просто мальчишки, попавшие в ситуацию, к которой не были готовы. Когда у молодого мальчишки пропадает чувствительность в ногах, становится страшно, что он потеряет пальцы, потеряет ноги. Это реальная перспектива через несколько часов. Это не шутки. У бойцов горные ботинки были надеты на тонкие хлопчатобумажные носки, рукавицы были такие же тонкие. Постепенно терялась чувствительность в руках.

Шесть инструкторов не могут «обслужить» 120 замерзающих мальчишек, не могут их транспортировать к палаткам. Поэтому мы прекратили восхождение в 500 м от вершины. Повернули назад на максимальной скорости. Снова вошли в глубокий снег, где было теплее. От быстрой ходьбы ноги у мальчишек отошли.

Я переобулся, встал на горные лыжи, которые тащил с собой на вершину, застегнул крепления и большими дугами поехал по предвершинному цирку вниз. Спускающийся в горах зимой по глубокому снегу одинокий лыжник не имеет права на падение. Это все, что нужно знать про такие спуски. За вами до весны никто не придет.

Через полчаса я догнал бойцов, войска вышли из тени на солнце, стало теплее, мальчишки были в хорошем настроении. Мы спустились без потерь. Приготовили обед и двинулись в отступление – вниз.

НКВД

В кабинет к начальнику первого отдела я пришел с письменной просьбой о разделении отпуска. В те счастливые времена отпуск выдавали по расписанию, заполняемому в начале года. Когда ты можешь, как это сочетается с детьми, семьей – это не учитывалось. Все были как бы на военной службе, служба (работа) – первым делом, женщины и дети – потом. У меня на шее уже висели первые дети и первая жена. Поэтому я просил разрешения разделить отпуск.

Манжиров ходил по производственному объединению как единственный его владыка, который над всеми. Который и был над всеми. По его запискам в ГБ происходило (или могло произойти) многое. Поэтому в кабинет к директору производственного объединения он входил не стучась, как к себе.

ГБ была внедрена во все серьезные промышленные и технические предприятия. Ее внештатные «встроенные» сотрудники – инженеры, давшие подписку о сотрудничестве, и ежемесячно подававшие в «службу» информацию, – были интегрированы во все отделы. Я знал этих людей, чувствовал их по необычному поведению. Они были слишком спокойны и уверены в себе или слишком много знали.

Штатными сотрудниками ГБ были кадровики – начальник первого отдела и кто-нибудь из верхнего эшелона технических руководителей. У нас таким был наш Главный инженер. Наш Главный хотя бы на ходу старался учиться делу того промышленного предприятия, которым был поставлен руководить.

Манжиров, с обычным брезгливым и надменным выражением лица, прочитал мою бумажку.

– Пишут нам о тебе, – сказал Манжиров. – Из военной части 206.

«Этого мне только не хватало», – такая была первая моя мысль. Когда о тебе пишут военные в ГБ – это не к добру. Лучше, если о твоем существовании эти службы вообще ничего не знают.

«Накрылось разделение отпуска», – такая была вторая мысль. ВЧ-206 и была тем войсковым подразделением, где происходили наши «художества» по подготовке войск к Афгану, водка, горные лыжи, вольность в рядах Советской армии и так далее.

Манжиров достал папку – мое личное дело (так я узнал о существовании «моего личного дела»), медленно развязал тесемки, вынул бумагу от ВЧ, прочитал: «Военная часть 206 благодарит лейтенанта N за образцовое выполнение воинского долга». Чем мы с инструкторами произвели такое впечатление на ВЧ – количеством ли выпитой водки или тем, что обучение войск прошло без потерь, – не могу сказать. Это военная тайна. Так я получил разделение отпуска на две части и стал со временем старшим лейтенентом.

Однако текст этот не про меня. Он о Манжирове. После перестройки я встретил его недалеко от дома моей мамы. Манжиров был тогда уже не у дел.

Будучи «в силе», Манжиров не смотрел людям в глаза, скользил взглядом поверх наших голов. Тут я впервые увидел его глаза. На меня смотрел человек, понимающий, что он уже «ничто», «ничто» без своей службы, дававшей ему власть над людьми. Офицер НКВД Манжиров смотрел на меня почему-то снизу вверх. Он сдулся, осталась только оболочка. В мире людей, без «службы», комитетчики редко находят себе место.

5. Золото Кызылкума

Условно выпущенные