Ты всегда в моих мыслях

– «Always On My Mind»? – с грубым акцентом проговорил отец, заметно помрачнев.

Рубикон кивнул.

– Я уже проверил: заявка на радио поступила с украденного телефона.

– И ты думаешь, что кто-то снова похитил Кристину?

– Пока я ничего не думаю. – Рубикон нахмурился. – У нас нет фактов, подтверждающих похищение Кристины. Мы знаем только, что она второй день не выходит на работу и не отвечает на звонки.

– Но ты все равно считаешь, что облажался. – Старик пристально посмотрела на Рубикона, и под взглядом этих серых глаз ему стало неуютно: так отец смотрел на подозреваемых, когда работал полицейским. – Ты не воспринял всерьез ее слова. Проигнорировал. И теперь ее жизни угрожает опасность. Чему я тебя учил, Валентин? Всегда быть внимательным.

Рубикон промолчал. Его злила правота отца. Он совершил ошибку, отмахнувшись от слов напуганной женщины, и теперь отчаянно хотел все исправить.

– Мне нужны детали, – попросил Рубикон после затянувшийся паузы, наполненной сиплым дыханием отца и сигаретным дымом.

– Ты можешь прочитать обо всем в материалах дела, – проворчал старик.

– Я хочу услышать твою версию, – сказал Рубикон и, не удержавшись, съязвил: – В конце концов, кроме убийств других тем для общения у нас все равно не осталось.

Отец затянулся, звучно прокашлялся и углубился в воспоминания:

– Первый труп мы нашли в сентябре. Девочка-беспризорница со следами ритуального убийства, выброшенная, словно мусор, в лесополосе. Ее кожа была испещрена оккультными знаками – Чародей вырезал их ножом по живой плоти. Затем, спустя несколько недель, на окраинных пустырях мы обнаружили еще два трупа – опять беспризорница и проститутка с трассы. Их тела также были изрезаны загадочными символами. А потом Чародей перешел на старшеклассниц. Первую он похитил за два дня до Нового года.

– Он насиловал их?

Отец скривился, словно вопрос Рубикона пробудил воспоминания, которые он предпочел бы забыть навсегда.

– В некотором смысле, – просипел он. – Тела девчонок были чудовищно изуродованы: на них живого места не осталось от порезов в виде оккультных символов. В том числе на половых органах. Судмедэксперты обнаружили во влагалищах землю вперемешку со спермой. Экспертиза установила, чтобы это была земля с кладбища. Но выяснить, имело ли место само проникновение, патологоанатомам не удалось.

Рубикон содрогнулся, когда представил, через какие мучения прошли несчастные жертвы. Он вспомнил шрамы на руках Кристины.

– А символы? Что они из себя представляли?

Отец пожал плечами:

– Хаотичные сплетения кругов, треугольников и линий вперемешку с буквами неизвестного алфавита, отдаленно напоминавшего древнескандинавские руны. Мы консультировались у историков и криптографов. Они утверждали, что похожие символы, которые называются сигилами, можно найти в средневековых манускриптах по оккультизму и черной магии. Подобные надписи встречаются в «Книге Сойга», расшифровать которую до сих пор никому не удалось. Но зачем Чародей их наносил – так и осталось загадкой. В какой-то момент мы обратились за помощью к экстрасенсам, хотя лично я считаю их шарлатанами. Они сказали, что Чародей проводил некий ритуал, но затруднились ответить, в чем заключался его смысл – ничего подобного они раньше не встречали. Один из экстрасенсов уверял, что Чародей получил доступ к древним знаниям, которые методично воплощал в жизнь – он словно проводил эксперименты. Я же считаю, что он просто был конченым психом.

– Как вы его нашли?

Отец, потемнев лицом, отвел взгляд.

– Наши поиски ничего не дали. Чародей тщательно заметал следы. Но спустя месяц после похищения Кристины в полицию поступил звонок. Человек, представившийся Виктором Лемешем, заявил, что держит девушку в подвале своего загородного дома. Он продиктовал адрес и повесил трубку. Информацию передали нам, и вместе с оперативной группой я выехал к загородному дому. Возле него мы обнаружили старый синий «Опель». Похожая машина была в ориентировке: ее видели недалеко от школы в тот вечер, когда после бала Чародей похитил Кристину. Мы приняли решение штурмовать дом. Когда мы в него проникли, то чуть не оглохли от гремевшей из колонок музыки.

– «Always On My Mind», – догадался Рубикон. Он смутно припоминал этот задушевный хит Элвиса, но у него не было желания его переслушать.

– Да. – Отец кивнул. – По непонятной причине Чародею нравилась эта песня. Мы обнаружили его на чердаке – голый и изрисованный кровавыми символами, он болтался на веревке под потолком. Как удалось потом выяснить, его действительно звали Виктор Лемеш. Лысоватый низкорослый мужчина пятидесяти лет, ничего примечательного. Экспертиза установила, что он повесился приблизительно за два часа до нашего прибытия. Сигилы на его коже были нанесены кровью Кристины. Ее мы нашли в подвале. Девчонка была цела, но сильно истощена и напугана. Чародей морил ее голодом, поил зельями, сваренными из Бог весть каких трав. Ее кожа кровоточила от порезов в виде оккультных символов, но, к счастью, они не были смертельными, и Чародей не изуродовал ее лицо, хотя поступал так с другими жертвами. В доме мы нашли колдовские амулеты, огромное количество свечей и зеркал, склянки с настойками, сушеных жаб, змей и крыс. Короче, обстановка напоминала декорации дешевого фильма ужасов. Мы обнаружили литературу по черной магии, а в камине – пепел от сожженных книг. Как установили эксперты, это были старинные манускрипты, но их содержание уничтожил огонь. Скорее всего, это были труды по черной магии.

– Почему Лемеш сообщил полиции, где найти Кристину?

– Для меня это до сих пор загадка. – Отец развел руками. – Думаю, у него просто поехала крыша.

– Кем он был?

– Ничтожеством. – Старик ухмыльнулся. – Его воспитывала мать, сутками пропадавшая на фабрике. Отец неизвестен. Лемеш звезд с неба не хватал: кое-как окончил школу, отучился год на медбрата, но его отчислили за неуспеваемость. Правда, он успел нахвататься примитивных знаний по хирургии. Лемеш вел тихое неприметное существование. От умершей матери ему достались квартира и загородный дом. По официальной версии мать покончила с собой, хотя что-то мне подсказывает, что не все так чисто с ее смертью. Лемеш работал санитаром в больнице. Семью не завел, с женщинами встречался редко. Похоже, в какой-то момент он заинтересовался колдовством и прочей чертовщиной. Иногда проводил сеансы черной магии: привороты, порча, сглаз. В основном к нему обращались обиженные жизнью женщины недалекого ума. Некоторые из них потом признались, что он склонял их к сексу, но у него ничего не получалось – похоже, Лемеш был импотентом. И однажды его окончательно переклинило.

– Почему он похищал девушек?

– Кто же знает? – Отец закурил вторую сигарету и продолжил: – Он мертв, и мы можем только догадываться о его мотивах. Кристина – единственная выжившая жертва – не смогла рассказать ничего конкретного. Он просто держал ее в подвале, заставлял пить дурманящие отвары. Большую часть времени она провела в бессознательном состоянии, приходя в себя от боли, когда Чародей вырезал сигилы на ее коже. Я думаю, он проводил какой-то ритуал, и все его жертвы были подопытными кроликами.

– Почему он покончил с собой?

Отец на мгновение задумался: он посмотрел в окно, пожевал губу. Затянувшись, выпустил дым.

– Вскрытие установило, что у него был рак желудка в терминальной стадии. Множественные метастазы. Возможно, он понимал, что жить ему в любом случае осталось недолго.

– У него мог быть сообщник?

– Нет. – Отец покачал головой. – В доме мы обнаружили отпечатки пальцев только Виктора Лемеша. Кристина не упоминала о присутствии кого-то другого. У нас ни разу не возникло сомнений в виновности Лемеша.

– Тогда кто мог оставить сообщение на радио? Кристина утверждает, что она никому не говорила о последних словах Чародея – о том, что они встретятся снова.

Отец затянулся и, выдохнув сизый дым, раздавил окурок в переполненной пепельнице.

– Вот это тебе и предстоит выяснить, Валентин, – тихо сказал он. – Как бы то ни было, у Чародея есть железное алиби.

– Алиби мертвеца. – Рубикон поднялся и, кивнув на прощание, вышел из комнаты.

* * *

Холод обжигал тело: Кристина лежала на земляном полу, и тьма обволакивала ее, будто околоплодные воды в матке чудовища. Она не помнила, когда пришла в себя. Просто очнулась – и вокруг была чернота. Сколько времени она пробыла без сознания? Сутки? Двое?

Живот сводило от голода, глотку обжигало от жажды: как и двадцать лет назад, похититель доводил ее до полного истощения. Когда он набросился на нее в парикмахерской, Кристина не успела его рассмотреть, но нисколько не сомневалась – это был Чародей. Она каждый день вспоминала его прощальные слова: «Мы встретимся снова, ведь ты всегда в моих мыслях». Знала, что рано или поздно он за ней вернется. И этот час настал.

Кристина прикрыла глаза, пытаясь восстановить недавние события. Память зафиксировала резкий рывок человека в парикмахерской. Одной рукой он схватил ее за шею, а другой – приложил к лицу тряпку с дурманящим запахом трав. Кристина сделала судорожный вдох – и потеряла сознание.

Она вспомнила, как Чародей похитил ее двадцать лет назад. Она возвращалась вечером после школьного бала по закоулкам родного квартала – хотела срезать путь. Сзади раздались быстрые шаги. Когда Кристина обернулась, в тусклом свете фонарей она увидела невысокого мужчину с залысинами. Ничего другого рассмотреть она не успела: мужчина схватил ее за горло и приложил к лицу тряпку, пропитанную усыпляющим настоем. Очнулась она в подвале…

Кристина попробовала пошевелиться. Туго затянутые веревки связывали лодыжки и руки, заведенные за спину. Мышцы сводило судорогой от долгого нахождения в одной позе. Она перекатилась на спину – и отчаянно закричала. Слезы катились по щекам, горло саднило от вопля. Она знала: ее никто не услышит.

Истошный крик заглушала гремевшая за стенами темницы песня Элвиса Пресли со зловещими словами: «Ты всегда в моих мыслях, всегда в моих мыслях…»

* * *

– Кристина немного замкнутая, – сообщила Вера Когут, мастер мужского зала парикмахерской «Магия», когда Рубикон приехал с ней побеседовать. – Она ни с кем особо не общается, кроме как со мной.

– Вас можно назвать подругами? – Рубикон внимательно следил за реакцией пухленькой парикмахерши.

Они устроились в тесной комнатушке, в которой сотрудницы парикмахерской обедали и пили чай в перерывах. На столе сгрудились чашки и открытая коробка с печеньями. Вера предложила полицейскому напиток, но он отказался.