Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало

. Почти сразу же после этого обращения граф С. И. Велепольский спросил у императора, как он относится к этому документу, и тот ответил: «Все, что сказал Великий Князь, исходит от меня»

.

Одновременно Верховным главнокомандующим был подписан еще один документ, обращенный к его подчиненным: «Поляки как на русской территории, так и в пределах Германии и Австро-Венгрии, доказавшие свою лояльность, будут находиться под особым покровительством нашей армии и правительства в смысле обеспечения их личной и имущественной безопасности от всяких насилий. Всякие нарушения личных и имущественных прав поляков, не уличенных во враждебных к России действиях, будут караться по всей строгости законов военного времени»

.

В тот же день, 1 (14) августа, С. Д. Сазонов заявил, что целью войны России с Австро-Венгрией является «не панрусизм, а освобождение народов к обособленному бытию, на национальных основах»

. 3 (16) августа император направил варшавскому генерал-губернатору телеграмму с высочайшей благодарностью всему населению Царства Польского за «блестящее» поведение при проведении мобилизации и «за проявленную им в настоящее трудное для государства время непоколебимую любовь и преданность мне и России»

. Роман Дмовский, один из видных деятелей польской общественности, организовал 17 августа объединенный, полный энтузиазма ответ Верховному главнокомандующему от четырех основных польских партий: национально-демократической, польской прогрессивной, партии реалистов и Польского прогрессивного союза

.

Телеграмма из Варшавы гласила: «Глубоко тронутые воззванием Вашего Императорского Высочества, оповестившим нас, что, подняв оружие в защиту славян, доблестная русская армия борется и за священное для нашего народа дело возрождения единой Польши и воссоединения всех расторгнутых земель ее под скипетром Государя Императора, нижеподписавшиеся представители политических партий и общественных групп польского народа крепко веруем, что кровь сынов Польши, проливаемая вместе с кровью сынов России в борьбе с общим врагом, станет лучшим залогом новой жизни в мире и в духе двух славянских народов»

.

«Мы можем смело сказать, – заявил Р. Дмовский, – что общественное мнение в Царстве Польском, во всех его более или менее зрелых элементах, пришло к ясному пониманию австро-венгерской политики и уяснило себе, что наше будущее неразрывно связано с будущим всего славянства»

. Вслед за Варшавой свои заверения в лояльности поспешили направить польские организации Вильны: «Смеем уверить Ваше Императорское Высочество, что как мы, так и сражающиеся наши сыновья и братья окажемся достойными потомков грюнвальдских борцов и сумеем соперничать с родственными нам русским народом и воинством в самоотверженности и храбрости»

. О готовности проявить верность духу Грюнвальда говорилось и в приветственной телеграмме 5 (18) августа от поляков Подольской губернии

.

«После начала войны, – вспоминал в 1920-х гг. Р. Дмовский, – солидарность России выражали не только декларации польских политиков. Русская армия в Польше с первого момента войны почувствовала, что находится в дружеском крае: на каждом шагу ей выражали симпатии и оказывали помощь. Нужно признать, что вплоть до поворота 1915 г., когда русская армия была в значительной степени деморализована, она относилась к населению края также очень доброжелательно»

. В целом население Царства Польского в начале войны действительно симпатизировало русскому делу

, его отношение было вполне дружественным и безусловно лояльным

. Гвардия, размещенная в первые дни войны под Варшавой, одна из первых почувствовала на себе чрезвычайную внимательность и любезность варшавян

.

Следует отметить, что отношение к России было все же неоднозначным. Слишком многое разделяло два народа в прошлом, и слишком разными они были. По словам того же Р. Дмовского, «много было и таких поляков, которые больше думали о гибели России, чем о возрождении Польши»

. В этой сложной обстановке великий князь не ограничивался словами и не отказывался от реальных действий в пользу поляков. В начале военных действий, 29 июля (11 августа) 1914 г., легионеры Ю. Пилсудского – отряд силой до трех батальонов пехоты и около сотни конницы – вместе с разъездами 7-й австрийской кавалерийской дивизии заняли пограничный город

Кельцы. Здесь не было постоянного гарнизона, и легионеры, воспользовавшись этим, захватили его и немедленно начали пропаганду восстановления единой Польши под властью Франца-Иосифа

.

Еще в январе 1914 г., выступая в Париже, Ю. Пилсудский изложил свое видение будущей войны, в которой Германия и Австро-Венгрия разобьют Россию, а затем окажутся разбитыми Францией и Англией. Восточная Европа будет побеждена Центральной, а та – Западной. Поляки должны были быть с победителями, то есть сначала с германо-австрийцами, под властью которых они смогли бы получить возможность организовать военные силы и попытаться добиться контроля, пусть и частичного, над русской Польшей. Затем, после разгрома своих бывших покровителей, они должны были ударить уже и по ним

. Эту схему Ю. Пилсудский и начал реализовывать в 1914 г., впрочем, без особого успеха. На следующий день после того, как легионеры взяли Кельцы, к городу подошли два эскадрона ямбургских улан из 14-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта А. В. Новикова. Вместе с ними находился начальник штаба дивизии полковник В. Н. фон Дрейер с офицерами-ординарцами.

Получив от местных жителей уверения в том, что в городе нет неприятеля, отряд начал входить в Кельцы, где был внезапно обстрелян. Несколько человек были убиты и ранены, а русская кавалерия вынуждена отойти. Засада и обман горожан озлобили личный состав дивизии. Легионеров и лиц, оказавших им поддержку, стали рассматривать как бандитов. 31 июля (13 августа) к городу был направлен 14-й уланский полк с пулеметами и двумя орудиями, который выбил оттуда польские формирования. Ю. Пилсудский был разбит и бежал, оставив своих раненых и убитых. По предложению начальника штаба дивизии город был обложен контрибуцией в размере 100 тыс. рублей, кроме того, по требованию военных городские власти выдали заложников. Деньги и арестованные первоначально были направлены в тыл, в Ивангород

.

Официальное сообщение об инциденте в Кельцах последовало не от Ставки, а от Главного управления Генерального штаба только 5 (18) августа: «31 июля в окрестностях Келец наша конница рассеяла до 800 соколов, поддержанных частями 10-го драгунского австрийского полка. После кавалерийского дела Кельцы и Хенцины очищены неприятелем»

. Когда контрибуция поступила в Ставку, Николай Николаевич пришел в ярость – его подчиненные посмели ввести военные санкции против русских подданных. В 14-ю дивизию направили комиссию во главе с генерал-майором Б. М. ПетровоСолово, и только успешные действия А. В. Новикова на фронте спасли его от наказания

. Все это отнюдь не означало готовности Ставки заигрывать с любыми польскими организациями и движениями.

11 (24) августа главковерх издал весьма жесткое объявление, которое было опубликовано через шесть дней: «В районе наших боевых действий с австрийцами установлено участие галицко-волынских сокольских организаций, причем выяснилось употребление ими разрывных пуль. Если я обращался к польскому зарубежному населению со словами братской любви русской армии, то был уверен в лояльности взаимных отношений. Я ни минуты не допускаю, чтобы польское население могло рассчитывать на великодушие великой России, фактически участвуя во враждебных нам действиях и притом в столь недостойной форме, как употребление разрывных пуль с отрезанными концами»

. Николай Николаевич извещал о том, что члены сокольских и подобных им организаций в случае вооруженного сопротивления русской армии не будут рассматриваться в качестве военнослужащих со всеми вытекающими отсюда последствиями

.

Ничего хорошего в будущем подобный тон не обещал. Провокация Ю. Пислудского ставила под угрозу общую тональность русско-польских отношений лета – осени 1914 г. Отношение к легионерам в войсках было очень негативным, особенно к представителям Царства Польского. Тем не менее войска не практиковали особенно жестокого отношения к ним в случае взятия в плен. Лица моложе 20 лет обычно получали несколько ударов нагайкой, после чего их отпускали под честное слово не стрелять больше по русским, старших передавали в военно-полевые суды

. 18 (31) августа в ответ на объявление главковерха последовало заявление 17 поляков – членов Государственной думы и Государственного совета, организованное графом А. С. Велепольским. Обсуждение случившегося началось вечером 17 (30) августа, и в результате долгих дискуссий текст был выработан ранним утром следующего дня: «Польское общественное мнение признает людей, принимающих участие в различных добровольческих организациях, содействующих австрийской армии, бессознательными защитниками германизма, врагами польского дела и всего славянства. С тем большим негодованием польское общественное мнение осуждает пользующихся разрывными пулями»

.

Случай в Кельцах был, конечно, исключением. «За все то время, что мне приходилось участвовать в военных действиях среди польского рус-скоподданного населения, – вспоминал Б. Н. Сергеевский, – я нигде не видел и не слышал о случаях измены или враждебности этого населения, как простого, так и интеллигентного, в отношении русских войск. Наоборот, случаев симпатии, верности России и помощи русским видел сколько угодно. Население, несомненно, было враждебно немцам, а не нам»

. Следует отметить, что с самого начала войны немцы действовали таким образом, который не предполагал возникновения особых к ним симпатий.

Так, заняв 20 июля (2 августа) двумя полками Калиш, они собрали в городе контрибуцию в 50 тыс. рублей, расстреляли губернского казначея, ряд стражников и лиц призывного возраста и откатились назад, захватив с собой заложников и оставив после себя трупы на улицах и в канавах

. В тех же Кельцах во время кратковременного вторичного занятия немцами и австрийцами националисты Ю. Пилсудского казнили шесть человек за симпатии и верность России (во всяком случае, так было сформулировано обвинение: дело в том, что «соколы» освободили из тюрьмы арестантов, которые, естественно, не упустили возможности при помощи доносов свести счеты со своими врагами, а некоторые из освобожденных активно шантажировали местное население, вымогая деньги)

.

В начале 1915 г. жителям города были возвращены взысканные с них деньги, польские и часть русских газет разместили следующее объявление: «Его Императорское Высочество Верховный главнокомандующий, принимая во внимание лояльное отношение к нашей армии польского населения в общей его массе и благожелательность к русским войскам, за последнее время в особенности, признал возможным в виде особой милости удовлетворить представление варшавского генерал-губернатора о возвращении 105 тыс. рублей, взысканных с города Кельцы в конце июля 1914 года за случай стрельбы по нашим войскам»

. В целом политика России по отношению к польскому населению отличалась мягкостью и была нацелена на установление диалога. Что же касается приглашения к оному, то есть обращения Николая Николаевича к полякам, то оно было с неприязнью встречено не только противниками, но и союзниками империи, в частности Францией.

Раймонд Пуанкаре отреагировал на воззвание великого князя следующим образом: «Итак, Россия еще раз выступила здесь помимо нас. Если бы она предложила свою помощь для восстановления всей Польши во всей ее государственной независимости, мы могли бы только приветствовать это и желать осуществления этой прекрасной мечты. Если бы она обязалась дать относительную автономию русской Польше, тоже прекрасно. Обещание полунезависимости, даже под скипетром царя, несомненно, встречено было бы с радостью и могло бы быть принято как обещание загладить старую вину (comme une reparation). Но предложить полякам в Силезии, Познани и Галиции свободу вероисповедания, языка и управления под властью императора из династии Романовых – вряд ли это значит найти путь к их сердцу; во всяком случае это значит возвестить Германии замаскированные аннексии, о которых не было заключено никакого соглашения между Россией и нами и которые могут совершенно исказить значение оборонительной войны, они рискуют также повредить тем реституциям, которые Франция имеет право требовать и намерена требовать»

.

5 (18) августа 1914 г. великий князь подписал воззвание «К русскому народу», то есть к населению Галиции и Буковины, где, в частности, говорилось: «Да не будет больше подъяремной Руси. Достояние Владимира Святого, земля Ярослава Осмомысла, князей Даниила и Романа, сбросив иго, да водрузит стяг единой, великой, нераздельной России… Освобождаемые русские братья! Всем вам найдется место на лоне матери России. Не обижая мирных людей, какой бы они ни были народности, не полагая своего счастья в притеснении иноземцев, как это делали швабы, обратите меч свой на врага, а сердца свои – к Богу с молитвой за Россию, за Русского Царя»

. Значительная часть жителей австрийских территорий встречала русских, по свидетельству одного из офицеров, «с искренним расположением и явным любопытством»

. Вслед за обращением к русинам, в принципе, был решен и вопрос об отношении к чехам.

Чешская и словацкая община России перед войной насчитывала, по различным данным, от 50 до 70 тыс. человек. В большинстве своем это были подданные Габсбургов, но среди них почти безраздельно господствовали русофильские настроения. Сразу же после объявления войны чехи и словаки достаточно активно проявили свое желание участвовать в борьбе с Австро-Венгрией: в обеих столицах – Киеве и Одессе прошли организованные ими демонстрации в поддержку России

. Именно чешская колония в Петербурге выступила с призывом переименования города в Петроград и распространила его в прессе. Он сразу же получил значительную поддержку: «Пора исправить ошибку предков, пора сбросить последнюю тень немецкой опеки. Мы, чехи, просим общественное управление нашей столицы войти с ходатайством на высочайшее имя об утверждении и обязательном впредь употреблении русского названия Петроград»