Музыка сердца

Увидев, что из глаз художницы вот-вот брызнут слезы, он громко воскликнул:

– Господа! А теперь все в оперу!

Зал одобрительно загудел, все поспешили к выходу, наполняя дом гомоном и смехом в предвкушении продолжения веселья.

Полчаса прошло, как оркестр начал увертюру, партер уже угомонился, солист вышел на сцену и, привычно обведя зал глазами, остановил взгляд на одной из лож, где было… пусто. Карло продолжал искать вуаль в других местах, быть может, она опоздала и в таком случае могла попасть только в партер. Но и там ее не было.

– Как сегодня божественен Фаринелли, ? шептали вокруг. ? Такого драматизма в его исполнении еще не было! Ах, как плачет его голос, как задевает за живое, просто выворачивает душу наизнанку!

В тот вечер публике повезло слышать совершенно удивительную вокальную дуэль Карло с musico Антонио Бернакки. Начинал Фаринелли, пуская в ход все доступные ему виртуозные приемы и словно атакуя старшего коллегу, а тот защищался, последовательно подхватывая каждый из исполненных молодым певцом орнаментальных элементов и добавляя к нему новые и более поразительные красоты.

Но самое необычное произошло потом. Бернакки играл злобного тирана, державшего в плену несчастного принца, Фаринелли, который был закован в цепи, как раб, и в первой же арии в отчаянии молил жестокого тюремщика о милосердии. Пение Фаринелли оказалось таким захватывающим, а для выражения отчаяния он нашел столь трогательные интонации, что Бернакки не смог скрыть потока слез.

В ложи опоздавших уже не пускали, даже несмотря на значительное положение в свете семейства Альбертино. Поэтому девушке оставалось воспользоваться привилегиями еще более влиятельного человека ? сенатора Роджерио, который провел сегодняшний вечер в компании графа и ласково пригласил расстроенную Роксану в свою ложу, располагавшуюся почти прямо по центру, рядом с королевской. Когда они вошли рука об руку ? сильный мира сего в белом парике, красном камзоле и плаще и художница в своем великолепном наряде, их появление не могло остаться незамеченным. Голос Фаринелли как будто захлебнулся и оборвался так внезапно, что зал ахнул, и наступила гробовая тишина.

Все повернулись узнать, что же так изумило певца, и уставились в ложу, на сенатора и его юную спутницу. Надо сказать, что для итальянских, особенно венецианских оперных спектаклей было в порядке вещей, когда солист, тем более знаменитый, раскланивался со знакомыми, мог отвернуться от партнера, чуть ли занимался тем, чем ему хотелось. Все еще в полной тишине Фаринелли, совладав с собой, учтиво поклонился в сторону ложи сенатора и еле заметно кивнул дирижеру, чтобы тот продолжал.

– Ах, как сегодня прекрасен Фаринелли! ? Прошептала дама из соседней ложи. ? Никогда раньше не слышала я от него такого живого и искреннего исполнения. Голос его и плачет, и молит о помощи, и я плачу вместе с ним! ? Из глаз ее потекли слезы, которые она даже не скрывала.

Но не будь он знаменитым Фаринелли, если бы не справился с ситуацией. Будучи настоящим профессионалом, он закончил арию, поклонился, но без улыбки, как это обычно бывало, покинул сцену, оставляя вкушать лавры Бернакки и Риккардо. Публика неистовствовала более получаса, но герой на сцене так и не появился.

Если бы Роксана могла знать, что так закончится этот вечер, она бы ни за что не приняла предложение графа и тем более никогда бы не пошла в ложу сенатора, да еще в этом чуждом для нее наряде! Но так случилось, и девушке казалось, что ничто уже нельзя исправить. «Представляю, что он подумал обо мне, меняющей покровителей и их ложи в театре», ? думала художница, ломая руки. Краска стыда заливала ее лицо, она готова была отдать все, чтобы повернуть время вспять и сидеть на своем привычном месте в своем скромном платье, скрываясь под вуалью: «Куртизанка, которых здесь почитают за синьор и не видят в их поведении и образе жизни никакого разврата. Вот кем я стала в его глазах!»

Так думала Роксана, пока сенатор, граф и все гости семьи Альбертино усаживались в гондолы, чтобы вернуться и продолжить развлечения. Занятые только собой, они не заметили ее внезапной печали, но художница не могла покинуть компанию графа. Вернувшись во дворец, Роксана увидела, что в роскошном зале накрыты столы, которые, несмотря на столь поздний час, просто ломились от угощений на любой вкус: и щербет, и шоколад, и фрукты. Вельможи наполнили бокалы вином, и граф стал произносить тост. Девушка услышала свое имя ? все пили за нее, за талантливую юную художницу, прочили ей славу и желали здоровья. Невольно она оказалась в центре внимания, посреди зала, стоя, как и все вокруг, с хрустальным бокалом в руке. И вдруг в дверях появился Карло. Он был пьян, еле держался на ногах, и вид его был, как у безумца. Остановившись и обведя затуманенным взглядом публику, он заметил графа Альбертино и направился прямо к нему. Граф радушно протянул к нему руки, пытаясь заключить в объятья, но Карло оттолкнул его, поприветствовав патриция обычным кивком головы, что было неслыханной дерзостью.

– Дорогой мой Фаринелли! Я так рад видеть вас здесь! Присоединяйтесь к нашей веселой компании! Вы доставили нам сегодня просто невыразимое наслаждение! Пожалуйста, подойдите поближе. Я хочу представить вам свою протеже, ? и граф указал на Роксану. ? Это юное создание ? художник! Не верите? Мой друг, в это действительно трудно поверить! Роксана, как жена Александра Македонского – чудное имя! Она расписывает церкви. Только представьте: висит там, на огромной высоте, под куполом, и не боится! Девушка-художник! Что может быть удивительнее? Да еще посмотрите, какая красавица!

Роксана стояла, не поднимая глаз и думая только о том, чтобы не лишиться чувств. Карло скользнул по ее тонкой фигурке взглядом так, будто она была всего лишь предметом интерьера. Он не признал ее. Не удостоил внимания. Ничем не выдал того, что они знакомы.

Тем временем к певцу снова обратился граф:

– Друг мой, Фаринелли! Спойте для нас! Подарите нам неземное наслаждение здесь, в этой гостиной!

И тут произошло то, чего, наверное, никак не ожидали от воспитанного и сдержанного певца. Он ответил:

– Об этом попросите кого-нибудь из своих многочисленных гостей. Я не пою в клетках!

Подобные выходки венецианское общество легко прощало своим знаменитым любимцам, и кроме удивленного вздоха эти слова ничего больше не вызвали. Карло медленно повернулся и скрылся за дверью. Минуту царило молчание, но граф объяснил эту очередную дерзость усталостью певца после представления:

– Мальчик изрядно утомился сегодня. Спектакли с каждым днем становятся все продолжительнее, опера, идущая более пяти часов ? это испытание для зрителей, не говоря уже о таких героях, как наш Фаринелли! Но старшему брату следовало бы присматривать за ним повнимательнее и не позволять столько пить.

Все присутствующие оглушительно рассмеялись, а художница спешно попросила разрешения забрать некоторые работы и уехать, на что ей тут же дали любезное согласие. Дома, сорвав с себя роскошные украшения, она бросилась на постель в рыданиях. Проплакала всю ночь, а утром забылась тяжелым сном, в котором бесконечно долго падала с мостков из-под купола церкви, а внизу стояли граф и сенатор в окружении знати и почему-то смеялись.

В ужасе Роксана проснулась: оказывается, ее трясла за плечо служанка:

– Синьорина, вам приснился дурной сон! Все хорошо! Я принесла вам молока и… вот, возьмите, ? она протянула что-то мягкое, ? это кукла, ее сделала моя дочка, она видела вас вчера в таком красивом наряде! А потом сделала для вас эту куклу. Маленькая Роберта сходит по вам с ума, просится прийти посмотреть ваши рисунки, все уши прожужжала, какая синьорина красивая, какая у нее белая кожа и удивительные волосы! Просто влюбилась в вас.

Художница вскочила с постели, лихорадочно собрала рассыпанные ею вечером жемчужные украшения и вложила их в добрые натруженные руки женщины:

– Возьмите для дочки! Прошу вас, это ей подарок от меня, и пусть она приходит, я нарисую ее портрет.

«Вот и все. Сказка кончилась, так и не начавшись. И я больше никогда не увижу его рядом с собой, тем более не смогу с ним поговорить, объяснить, что я… Ах, что я могу объяснить, кроме того, что он видел собственными глазами! Я для него ничто, куртизанка. Да и как я могла рассчитывать на большее, глупая, он любимец дожа, всей Венеции, Европы, а я… о чем я только думала, когда шла к нему тогда? На что надеялась? ? так думала девушка, не в силах приняться за работу. ? Забыть! Уехать, как можно дальше и скорее!» Но побороть искушение попасть на следующее представление все-таки оказалось выше ее сил.

Незаметно прошел еще один день, и вот солнце стало спускаться к горизонту. Достав свою вуаль, художница вновь отправилась в театр, но там ее ждал еще один удар ? представление отменили, о чем гласило большое объявление на входе. Разочарованно ахая, публика расходилась, а Роксана продолжала стоять перед дверью, все еще не веря своим глазам. Одинокую поникшую фигурку, замершую в растерянности у дверей, заметил служитель театра и, тихонько тронув ее за руку, сказал:

– Синьорина, оперу отменили, Фаринелло не будет сегодня петь, говорят, заболел.

– Как заболел?! ? Роксана почувствовала, что ноги ее стали слабыми и ватными.

– Ну, известно, может, голос потерял, это часто бывает. Поют, поют, а потом ? бац! И все.

– Подождите, синьор, где его найти?!

Старик ласково стал объяснять, как попасть к палаццо знаменитого певца. Не медля девушка бросилась к гондолам и, найдя свободную, прыгнула в нее:

– Палаццо Ca d’Oro!

– Десять цехинов, ? флегматично пробормотал гондольер и оттолкнулся от набережной веслом.

Было уже поздно и совсем темно, даже света в окнах домов не было видно, а двери давно закрыли на ночь. Огромный богатый дворец, стоящий прямо на Большом канале, нависал своей готической громадой над водой. Я попыталась толкнуть дубовые резные двери, но тщетно! Какие-то силы двигали тогда моим существом, ведь в другом месте, в другое время и при других обстоятельствах я бы никогда не осмелилась вот так ломиться в чужой дом. Металлический молоточек на двери я увидела не сразу, но потом начала колотить им, что было сил. На шум, который я произвела, наверное, на милю вокруг, вышел человек и… впустил меня. Видимо, ночные визиты дам для этого дома не были редкостью.

Я не помню, как преодолела высокую лестницу, пробежала сквозь анфиладу роскошных комнат и… почувствовала себя в тисках сильных рук: кто-то удерживал меня и достаточно больно!

– Стоп, синьорина! Куда это вы?

Как я испугалась! Сердце мое тяжело стучало в груди. В комнате стоял мрак, и единственным источником света служила свеча в руках этого человека. Примерно с меня ростом, черноволосый и смуглый, он смеялся над моим испугом.

Это был Риккардо Броски.

– Синьор Броски, добрый вечер! ? я, наконец, совладала с собой. ? Извините меня за то, что я пришла в столь поздний час и без предупреждения.

– Роксана. Так, кажется, вас зовут? И вы пришли к Карло, ? больше с утверждением, чем с вопросом сказал он. ? Но он не сможет вас принять: он болен.

– Подождите, синьор Броски, еще вчера я видела его в доме графа Альбертино. Что же могло случиться? Почему отменили сегодняшнее выступление? Что с ним?!

Риккардо зло посмотрел на меня и медленно процедил:

– И вы еще спрашиваете?! ? Он поволок меня за руку к выходу, я стала отчаянно сопротивляться, совершено не понимая, что происходит! Похоже было, что он меня обвиняет, но это только придало мне сил:

– Отпустите меня! ? Я вырвалась из его цепкой хватки. ? Я не понимаю, почему вы так со мной разговариваете!

– Не понимаете? ? он шипел, подобно змее. ? Из-за вас он совсем обезумел! Увидал вас с сенатором Роджерио и словно взбесился. Перевернул все, что было вокруг. Устроил погром, а потом напился до чертиков! Мотался по каналам в одной рубашке, а утром свалился совсем больной. И вы спрашиваете, что случилось? Мы оба живем его голосом, который ничего не стоит потерять из-за такой вот…

Риккардо читал мне отповедь, а я не знала, смеяться или плакать! И что мне его оскорбления, когда меня ревновали. Да-да, ревновали, причем оба брата сразу: один ? к старику, а другой ? к брату. Похоже, я попала в нелепую ситуацию. Подойдя вплотную к разгневанному Риккардо, я с вызовом сообщила ему:

– Отойдите от двери, синьор Броски! Я войду сейчас или будем стоять здесь хоть до утра! ? может быть, это и выглядело смешно, но я победила ? Риккардо посторонился и пропустил меня.

Я шагнула внутрь и остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте: шторы на окнах были плотно задернуты, и ни капли света не проникало внутрь комнаты. Риккардо вошел за мной следом, неся подсвечник. На большой кровати, закутанный в одеяло, лежал Карло. Лицо его казалось еще бледнее от того, что на лоб упала мокрая прядь черных волос. Он был в беспамятстве. Сердце мое сжалось от боли и жалости, я на слабых ногах сделала пару шагов, опустилась на колени перед постелью и тихо позвала: