Джунгли под кроватью

Не всё-то ты умеешь, да? Я присматриваюсь к рукоятке, махом хватаю её и дёргаю на себя. Сабля не двигается. Это ещё что такое? Будет очень глупо не вытянуть её, учитывая, с каким видом я вызвался. Дёргаю снова, но уже упираясь второй рукой в колючие шишки на еловом бублике. Сабля скрипит, медленно тянется, и я лечу на пол со скоростью летних каникул. Копчик болит, в руках обломок сабли.

? Ну ты даёшь! – полушёпотом восклицает Паша. – Сабли-то фальшивые! И что теперь?

? Вот же собака пушистая! ? выругиваюсь я, недовольно оглядываясь.

Огурчики! Мои любимые! Хватаю банку маринованных огурцов и запихиваю в валяющийся рядом старый рюкзак. Туда же закидываю и потрёпанные кроссовки. Паша недовольно закатывает глаза, хватает какие-то свёртки с полки за спиной и пихает следом.

? Всё, пошли.

Мы крадёмся тише мышей, штурмующих склад ресторана, когда снизу вновь шаркают шаги и слышатся голоса родителей. До двери мы уже почти бежим, мягко ступая носками по ковру. Быстрее и тише! Тише и быстрее! Дверь нашей комнаты едва заметно скрипит. Темнота детской снова ослепляет, после того как я успеваю увидеть мамин высокий хвост.

Мы замираем среди комнаты и тяжело дышим. Успели? Нас услышали? Скрипит предпоследняя ступенька лестницы, пока мы бесшумно отходим к кроватям. Ручка двери поворачивается. Луч света крадётся в комнату как шериф, становится свидетелем нашего преступления. Чёрт, чёрт, чёрт!

? Дорогая, ты же знаешь этих сорванцов – только зайдёшь, и они проснутся. Ещё полчаса будешь их укладывать.

? Я хотела только убедиться, что всё в порядке, ? мамин голос тревожно дрожит, будто она тоже чувствует, что мы куда-то вляпались. – Только взгляну на их спящие лица и…

? Что может приключиться дома в их собственной комнате? Монстры вылезут из-под кровати? – папа смеётся, закрывая дверь. Шаги растворяются вместе с папиным хохотом.

Действительно, что может приключиться? Мишку, например, леопард мог съесть. А мы к нему на поздний ужин идём.

? Готов?

? А у нас есть чем защищаться от леопарда?

? Я взял ножик.

Сильно он нам поможет. Но лучше, чем вообще ничего. Я тяжело вздыхаю и сажусь на кровать Паши. Достаю кроссовки из рюкзака и чувствую себя сестрой Золушки: натянуть прошлогоднюю обувь – тот ещё подвиг.

? Что, если Мишкина кровать ведёт не туда, куда наша? – брат садится рядом, болтая ногами в резиновых тапочках.

? Что за глупости? Мы же в одной комнате! – Тоже мне умник нашёлся. Туда, не туда, а идти всё равно придётся.

? У него не было листьев.

– Может, и леопардов не было? И вообще нам всё приснилось? Пашка, кончай ерундой страдать. Леопард, джунгли, Ужасный Огх или что там нас поджидает – всё равно. Мы спустимся под кровать и вернём брата.

? И откуда в тебе всегда столько безрассудства?

? Оттуда же, откуда у тебя столько мозгов, ? отвечаю я, морщась от боли. Далеко не уйдём. Ладно, разберёмся на месте. Я опускаюсь на колени, второй раз заглядывая под кровать.

? Подожди! Давай вместе! Вдруг и нас раскидает по джунглям?

? Тогда ныряй скорее, ? одному в темноте неуютно. Даже мерещится, что я слышу шелест листьев и дышу тягучим влажным воздухом. Хлопок дверцы шкафа, и Паша оказывается возле меня.

? Я тут взял. На всякий случай, вдруг… ? что «вдруг», он не договаривает, но шелестящий пакет уже в моём рюкзаке.

И чем нам это поможет? Ай, ладно, пусть будет. Я крепко сжимаю холодную ладонь брата и ползу к дальней стене, которой уже нет.

Джунгли третьи

Руки дрожат, пальцы печёт, и дышать становится всё труднее. Спину разрывает от напряжения, но расслабляться нельзя. Отпустить шершавую потрескавшуюся ветку означает умереть. Я с трудом разлепляю зажмуренные от ужаса глаза, оценивая обстановку. До земли метров пять. Разобьюсь или повезёт? Нога чиркает по ветке правее и ниже, но зацепиться нереально. Я ползу по ветке к стволу, но влажные ладони скользят и срываются. Мамочки!

Удар о мягкую землю выбивает из груди предсмертный хрип, а из-под спины – протяжный стон. Видимо, где-то я был неправ. Например, в тот момент, когда полез под кровать, даже не подумав, откуда мы выйдем. Или в тот момент, когда закрыл глаза, продолжая ползти вперёд.

Новая попытка взглянуть на мир удачнее предыдущей. А вот попытка повернуть голову ? нет. Больно же! Вокруг моря и океаны зелёного цвета. Зелёный мир, зелёные деревья, зелёные листья, зелёный я. А, нет, я нормальный! И мы действительно в джунглях!

? Миша? – спрашиваю я дерево, с которого слетел. Мало ли, вдруг здесь всё говорящее, и оно мне расскажет, что случилось. Стоп. – Паша!

? Да здесь я, – новый стон раздаётся у самого уха.

? Где?

Неужели он стал деревом? За день потерять двух братьев?!

? Прямо под тобой, дурень. Слезай с меня! Ты весишь как скала!

? Сам ты толстый, ? обиженно возмущаюсь я, отползая в сторонку. Слегка задел его, а крику-то!

Тело ноет, гудит от каждого движения. Хочется развалиться на части и впитаться в землю. Наверное, именно так себя чувствуют взрослые после работы. Всё болит, хочется лежать и не думать ни о чём. Почему-то лезут какие-то дети со своим домашним заданием, жена просит сходить в магазин, а тебя нет. Ты растворился в узорах потолка… Хорошо, что я не взрослый!

Ладно, в спортивном лагере и не такое бывало. Перевернуться ещё раз, сесть, ойкнуть и схватиться за поясницу – приятно познакомиться, я дедушка Витя.

Паша поднимается с земли и возмущённо бухтит на «некоторых остолопов», напоминая назойливую муху. Мне тоже эти деревья не нравятся, но не стоит вот так сразу ругаться. Вдруг они всё же живые?

Воздух тягучий и влажный, мне даже кажется, что я его вижу. Гул насекомых, вскрики обезьян и других неведомых существ гремят, оглушают и заставляют теряться. Мы правда попали в самые настоящие великие джунгли? Нам бы оглядеться. Обычно герои фильмов забираются как можно выше для этого. Взбираться по скользкому кишащему насекомыми стволу совсем не хочется. Да и вообще, у нас Пашка – скалолаз, а не я. Если ему надо, то пусть он и лезет.

? Может, нам взобраться на дерево? Увидим Мишку – и домой.

? Фильмов насмотрелся? В джунглях слишком густая растительность, ты ничего не увидишь. Если нечем заняться, то лезь, пока я буду Мишу искать, ? Паша раздражённо дёргает плечом и отходит в сторону. Тоже мне, подумаешь, зазнайка великий!

Но Паша опять прав. Листья такие густые, что лишь редкие лучи солнца добираются до земли. Дышать становится всё неприятнее, а на языке остаётся вкус гнилой травы и тяжёлого дурмана. Лучше бы это был вкус маминого бутерброда.

? И куда нам идти?

? Не знаю, ? просто пожимает плечами брат, вглядываясь в известном одному ему направлении. Иногда я совсем не знаю, о чём Паша думает. Вот мы только что торопились спасать Мишу, а теперь он говорит, что не знает, куда идти.

? Ты нигде не видишь следов? Может, мятые листья, отпечатки лап? Земля сырая, ? задумчиво говорит Пашка, ковыряя носком какую-то деревяшку.

Я же не решаюсь сделать лишний шаг. Старые кроссовки ужасно жмут и рвутся от одной мысли о прогулке по джунглям. Рука сама тянется растрепать волосы на затылке, создавая видимость занятости, пока Паша рассматривает что-то на земле. Ему только лупы не хватает, честное слово.

? Я ничего не вижу. – вздыхает брат. Фух, не я один. ? Давай просто пойдём туда, где самый широкий проход. Миша, скорее всего, пошёл по нему.

Паша поправляет очки и выпрямляется с умным видом. В нелепых тапочках с лягушками он выглядит не как глава штаба, а как клоун под прикрытием. Я фыркаю от смеха, получая в лоб недовольным взглядом Паши.

? Ты прав, Миша бы выбрал самый широкий. Он же жуткий трусишка!

Паша поджимает губы, недовольный взгляд становится тяжелее и будто пытается вжать меня в землю. Что ему опять не так? Не дождавшись нужной реакции, Паша тихо вздыхает и брезгливо отряхивается. Выходит плохо.