– А если назову тебя женкой своей?
– Не обещай того, чего не сделаешь, Ярослав. По закону назвать меня женкой своей ты не сможешь. Вот и не требуй того, что не твоё.
– Славочка, – сказал нежно Волк, прижимаясь к волосам златым девичьим да аромат вдыхая. – Разве не понимаешь, что не смогу я без тебя? И не отпущу уже, как и не отдам никому.
Девица промолчала. Сердце ныло от слов его, но она держалась до последнего.
– Не могу больше, Ярослав, не могу! Уходи лучше, – взмолилась красавица. – Разве ты не видишь, что мучаешь меня, разве того не понимаешь?
Волк отпустил ее и посмотрел внимательно в очи изумрудные.
– Ты только скажи, что дорог я тебе, и я уйду. Только затем и пришел. Скажи, что не смотришь на других молодцев, что только обо мне одном думаешь.
Святослава вздохнула тяжело, а сердце бешено заколотилось. Солгать и сделать так, чтобы он не приходил более и не мучал их обоих, или правду сказать, что на сердце девичьем? Отвернулась она от воеводы, отошла в сторонку и, прижав руку к груди, сказала на одном дыхании:
– Дорог ты мне, Ярослав, дорог. Да только это ничего не решает. Уходи, прошу тебя. И не являйся более, оттого одна боль на сердце.
Волк выслушал ее с волнением, хотел было девицу в объятия заключить и расцеловать всю от слов значимых, но тут же опомнился. Святослава просила его уйти! И на душе еще поганее стало от признания ее честного. От того, что дорог ей, а прижать к груди широкой более не позволит.
***
Дни шли своим чередом. Волк более встреч с Тодоркой славной не искал, но в граде малом все равно пересекались. Смотрел на нее глазами, полными грусти, а она вовсе не решалась взор свой поднять.
Приметил однажды Радомир, сотником уже ставший, как печалится воевода его при встрече со Святославой. И спросил прямо:
– По ней грустишь?
Волк ничего не ответил, лишь вслед девице посмотрел. Ведь и так все понятно, душа его от одиночества стонет.
– Из-за чего грустишь-то? Не люб, что ли, ей стал? – не отставал Радомир.
– Люб, да только со мной быть не хочет.
– Почему?
– Потому что жена у меня есть в Киеве. Вот и не хочет сердце свое отдавать, думает, что обману ее да ради жены оставлю.
– А ты сам что об этом думаешь?
– Да была бы моя воля, я бы вовсе не женился! Сам знаешь, что мы с Радмилой жили порознь все это время.
– Знаю, – ответил Радомир. И вдруг себя по рукам ударил, будто вспомнил мысль мудрую. – Так разойдись с женой, попроси князя! Он тебя и разведет, чай, сейчас в Киеве.
– Да я о том давно думал, – Волк вздохнул, – только жена из семьи боярской. Не даст родня ее разойтись. Сам знаешь, как для девки это позорно.
– А ты послушай, – улыбнулся сотник загадочно. – Тут один купец из Киева с товарами прибыл. Я с ним немного толк повел, и он мне очень проворным показался. Можно дать ему поручение, чтоб с женой развел. Он купец хитрый, вот увидишь, все сделает, чего тебе надобно будет. А для себя только торговлю выгодную в Переяславце попросит. Ну как, потолкуешь с ним?
Волк оживился.
– Веди купца, потолкуем! – и сотника по плечу ударил дружески.
К полудню купец уже стоял в тереме воеводы.
– Говорят, хитрый ты да мудрый, купец киевский. Поможешь мне одно дельце провернуть?
– Ты говори, воевода славный, какое дельце. Там и подумаю, смогу ли, – ответил купец. Хоть и маленького роста был да тощ, но ловкий ум все компенсировал.
– Жена у меня в Киеве есть, Радмилой зовут. Дочь боярина Суслова. Хочу, чтоб помог разойтись с ней по закону. Сделаешь?
Купец бородку жиденькую почесал задумчиво.
– С боярской дочерью тяжеловато будет, – ответил он не сразу.
– Сам знаю, вот и позвал тебя. Коли бы просто было, я и сам бы разобрался. Аль не по тебе задача? – усомнился Волк.
– Что ты, что ты, воевода славный! Не бывает таких дел, чтобы я решить не смог.
– Так возьмешься?
– Можно и взяться, да только трудна задача, – купец от прямого ответа увиливал, цену себе набивая.
– Говори, что хочешь, купец, да не таись! Мне ваши уловки торговые неведомы.
– Без пошлин торговать хочу, – ответил тот решительно. – Да и погреба охраняемые, чтоб товар мой от татей уберечь, пока плавать буду. А еще указ, что вся торговля с Киевом подо мной теперь будет.
– А не много ли хочешь, купец подлый?! – разгневался воевода на такую дерзость да с места вскочил.
– Ты прости, прости, воеводушка, – кинулся ему в ноги купец, – но дело-то сложное. И разве не стоит оно волос златых, что так тебе любы?
Удивился Волк прозорливости купеческой. Откуда про Святославу прознал?
– Будет тебе и торговля без пошлины, и погреба охраняемые, – уже спокойнее ответил воевода. – Да только торговлю с Киевом под тебя отдам лишь до весны следующей. На том и порешим, не зарывайся более.
Купец снова в ноги с благодарностями кинулся. И так уже много себе выторговал. Волк только посмотрел на него хмуро.
– Да если того не сделаешь, о чем сговорились, и не привезешь мне грамоту, князем подписанную, что он нас развел, тогда я тебя в самом Киеве найду и на кол живьем посажу за жадность твою неуемную!
– Все сделаю, – стал уверять его купец. – Все сделаю, воевода наш славный! Вот увидишь, не придется на кол сажать голову мою негодную.
– Да поспеши, чтоб до осени уже возвратился.
– Уже лечу, как ветер, в Киев! – ответил торговец, тут же с колен поднялся и стремглав из терема побежал.
Ведь ему действительно стоило поторопиться, чтобы и шкуру свою сохранить, и еще более разбогатеть от договоренностей с воеводой. А в том, что Волк его на кол посадит, купец не сомневался. Знал, как суров да кровожаден был воевода, что и вправду разыщет купца в Киеве, если тот оговоренного не сделает. Вот и поспешил торговый человек ладью свою в Киев направить и до осени вернуться.
***
Примчал купец в Киев, словно стрела пущенная. А в Киеве горе случилось: княгиня Ольга померла. «Не к добру то», – подумал купец. Но не в пример люду киевскому не стал долго горевать по правительнице мудрой. У него дела поважнее были. Сразу пошел к жене воеводы, что в тереме мужа жила да из-за отсутствия последнего сильно не горевала. Купец сразу это приметил, когда увидел, какая она веселая да счастливая ходит.