Киевская Русь. Волк

Волк всю боль ее прочувствовал да как свою принял. Каждое ее рыдание в душе гулом отзывалось. Хотел помочь девице, успокоить, да не знал, как. Просто гладил по голове утешающе.

Просидели они так вдвоем до ночи глубокой, пока замерзать не стали от воздуха прохладного, что с реки шел.

– Пойдем, Святослава, до терема провожу.

– Не хочу я в терем идти, – тихо сказала девица. – Что мне там делать одной, да еще в Купалову ночь?

Волк посмотрел на нее внимательно, в очи заглянув.

– Тогда куда хочешь?

Святослава не ответила, лишь продолжала на него в ответ смотреть. Волк решился спросить, что у самого на душе было.

– А если бы, Святослава, я тебя к себе отвел да любить стал? Пошла бы по воле своей собственной?

– Пошла бы… – эхом отозвалась девица.

У Волка сердце заныло от ответа столь кроткого, да столь значимого. Святославу с земли поднял, посмотрел в глаза изумрудные, в коих огоньки яркие плясали, да и взял девицу на руки. Так и понес в терем свой, что стоял неподалеку.

Глава 25

Святослава проснулась рано, когда только заря зардела. И, тихо встав с тюфяка, на коем Волк еще спал, стала одежды свои натягивать.

Надевала девица одежды да о ночке прошедшей думала. О том, как отдавалась вся до конца Ярославу, как ласкал он красавицу сначала нежно и ласково, затем жадно и настойчиво, словно ничего меж ними срамного не было. Словно снова они в лесной хижине, а она совсем ещё невинная.

Волк ее до самой ранней зорьки не отпускал. Будто вся страсть, что в нем годами копилась, вся нежность, что он глубоко в себе схоронил, этой ночью наружу вырвалась. Волк все время имя ее повторял, Славочкой называя. Святослава улыбалась ему в ответ, как солнышко. Ибо так он ее называл, только когда волю давал своим чувствам, снова Ярославом становясь, а не Волком. Девица его тоже в ответ ласкала нежнее нежного да всего покрывала поцелуями девичьими. И все было так, будто вовсе не расставались они никогда, будто и не было между ними огромной пропасти, что разделяла их на разные лагеря и заставляла делить ложе с другими, нелюбимыми. А последние слова Волка, что он ей в самом конце ночки сказал, уже засыпая, Святослава вовсе не забудет.

– Ты моя, только моя! – твердо сказал тогда Ярослав, прямо в глаза ей глядя. – И всегда ею будешь. Только мне принадлежать станешь и никому больше!

Ох как хотелось, чтобы все произошедшее ночью и слова эти не просто мимолетным мгновеньем стали, а настоящим и будущим. Но, увы, это всего лишь грезы.

Полностью облачившись в одеяния, Святослава оглянулась, чтобы бросить последний взгляд на спящего воеводу да запомнить его черты лица, жесткие да мужественные. Но тут же поймала взгляд глаз серых, что внимательно на девицу смотрели. Волк не спал.

– То, что между нами было, лучше забыть, Ярослав, – прошептала Святослава грустно.

– Отчего так? – воевода от столь неожиданного предложения нахмурился и приподнялся с перин.

– Оттого, что поутру мы снова Волк и Тодорка болгарская, и ни к чему нам о том забывать. У нас судьбы разные.

– Я так не думаю. Сам Купала нас вчера у реки ночной соединил. Сам Купала друг к другу направил.

– Вот именно что Купала, а он бог непостоянный.

– Не понимаю, о чем ты. Объясни! – потребовал Волк.

– Да что тут объяснять? – воскликнула Святослава. – Или тебе напомнить, что женка тебя законная ждет в Киеве? Чай, ты думал, что поплетусь туда за тобой, как полюбовница постыдная? Не бывать тому, Ярослав. Я здесь останусь и не стану твоей полюбовницей киевской. Оттого и говорю – позабудем обо всем! Купала нас вчера спутал, да Ярило яркий распутал.

Волк тут же с ложа мягкого поднялся и вплотную к девице подошел, нависнув над ней грозно.

– Не забыть мне уже прошлой ночки, как и запаха твоего сладкого, – и лицо его внезапно гневом озарилось. – Али задумала еще с кем полюбиться, вот и решила обо всем позабыть?

Святослава также гневно на него взглянула и отвернулась обиженно.

– Глупость сказал, – отрезала холодно.

Да воевода то и сам уже понял. Тут же привлёк к себе девицу обиженную и обнял мягко.

– Так неужели только в жене дело? Не станет она между нами. Не люба она мне.

– Но и я тебе, Волк, не люба! И не лги мне в том. Как и я не буду лгать. Нас вчера память о прошлом соединили. Вот и полюбились. Да для любви настоящей больше нужно, чем просто жажда молодецкая.

Воевода задумался. Не мог понять, что же еще ей нужно. Прочитав его немой вопрос, девица ответила:

– Нужны доверие и вера. Вера в то, что человек тебя никогда не предаст и не бросит, на край земли за тобой пойдет. А для меня Киев не край земли. И подле женки твоей живя, не смогу я до конца тебе поверить. А даже если и поверю, то болью сердца расплачусь неминуемой. А там, где боль, любовь умирает быстро. Сам о том ведаешь. Когда-то ты, Ярослав, в себе чувство светлое похоронил к девице зеленоокой, до сих пор простить не можешь. А похоть в расчет не идет. Тут ума многого не надо, чтобы пламенем страсти молодца разжечь. Я толкую о чувствах более сильных и долговечных, коих в тебе уже нет после того, как я пойти за тобой отказалась.

Волк посмотрел на Святославу внимательно, но не сказал ни слова. Вспомнил ту боль, что его одолевала поначалу, когда она руку свою в его не вложила, предав чувство верное молодецкое.

– Вот и моя настала очередь за тот поступок мучиться да ответ держать, –продолжила девица. – И пусть сейчас больно будет, чем потом. Ты между мной и женкой выбирать долго не станешь. Слышала я, что она из боярской семьи, не дадут тебе с ней разойтись. А меня позорить будут и проходу не дадут, что мужа из семьи увожу. Да и не привыкла я любовь пополам делить, слишком гордая для этого. Вот и прошу, отпусти меня… сейчас…

– Не могу, – сказал Волк и побледнел весь, поняв, что ее теряет.

– Тогда я сама уйду, и лучше нам более не видеться, – промолвила Святослава голосом дрожащим. И вышла из терема навстречу утру бодрящему да от грез ночных отрезвляющему.

Волк же не решился ее остановить. Понимал, что права девица.

***

Да только ныло у него все внутри, когда каждое последующее утро он один в тереме просыпался. Даже болгарок перестал по ночам звать. Не могли они более жажду его утолить, никого не хотел, кроме Святославы. Только о ней и думал.

Когда же в граде встречались, то лишь взгляд мимолетный Тодорка славная на него бросала и вела себя так, будто между ними ничего и не было. Провожал ее Волк глазами серыми, когда удалялась она по улице. А на душе кошки скребли. И еще больше скребли, когда Мстислава подле нее видел, как тот ей помогает да краснеет от улыбок девичьих.

На Мстислава за то не обижался, ведь неведомо сотнику, что между Святославой и Волком на ночь Купалы случилось. Вот и надеется Мстислав на чувство взаимное. Но все равно воевода не мог спокойно смотреть на его ухаживания. Содрогался гневно, когда видел, какой молодец счастливый среди дружинников бродит после встреч со Святославой. Но молчал Волк, ничего другу не говорил, лишь решил с девицей толк вести об ухаживаниях сотника.

Сам в терем к ней пришел. Святослава удивилась неожиданному гостю, но в дом впустила. Усадила за стол да наливки с пирогами поставила. Но Волк есть не стал, к ней приблизился.

– Не могу смотреть, как Мстислав за тобой увивается. Чай, надежду ему дала?

– Ничего ему не давала. Ты за этим только пришел, чтоб про Мстислава узнать?

Волк обнял ее за талию и к себе притянул.

– Не могу без тебя, Славочка, только о тебе и думаю. Если узнаю, что приласкала кого другого, и тебя убью, и его.

– А ты не пугай меня так, Ярослав, чай, прав никаких не имеешь! С кем хочу, с тем и буду, – и Святослава вырвалась из его объятий да взглянула строго.

– Ты мне речи такие не говори, – сердито молвил Волк и снова притянул ее к себе. – Ты только моя, слышишь?

– Нет, не твоя, – тихо ответила девица, – и никогда ею не стану, как и женкой.