Любовь сквозь века

Вода пошла рябью, показался силуэт, с каждой минутой он становился отчетливей, образ в воде оживал на глазах. На Михася смотрела Рада, его Рада, молодая, задорная.

– Здравствуй Михась, здравствуй любимый. Помнишь меня, помнишь свою Радушку? Вижу, не забыл. Что же ты так скоро женился? Не успела тропинка зарасти, по которой отец меня увез, как ты жену в свой дом привел и детишками обзавелся. Что же не догнал нас тогда? Клялся любить меня до самой смертушки, говорил, что ветру на меня пахнуть не дашь, что жизнь я твоя. Все врал ты мне, все врал. Ждала я тебя Михась, ждала, что нагонишь отца, да отберешь меня. Рада заплакала.

Михась, ошарашено смотрел в воду. Он не верил своим глазам. Рада, живая, здесь на поляне. Смотрел и не мог вымолвить ни слова.

Лютый провел рукой над водой , изображение исчезло, так же быстро, как появилось.

– Понимаешь теперь Михась, что к чему. Кем может стать твоя дочь, чему ее могу научить? Ты свою жизнь сломал, жизнь Любани загубил, не счастлива она с тобой, еще молодая баба, а уж глаза выплакала, что старуха скорбная на мир смотрит. Жены своей ты не уберег, любви и радости ей не дал, так, хоть дочке помоги. Обычно, Жрецы уводят девочек подальше от родного дома, а я рядом с вами оставлю, да видеться с ней позволю. В лесу этом будет жить. Не потеряешь дочь, как Раду потерял. Уйдет она от вас, когда сама того пожелает, или когда Темный ее позовет. Решайся. Обдумай все до утра. Коли завтра согласишься, дам ей время до прихода весны, с вами пожить. Видишь, Михась добрый я. Теперь ступай, и моя доброта имеет границы.

Михась встал и пошел пошатываясь, что медведь. Рада, его Рада, только, что была рядом с ним, упрекала, что отказался он от нее. Верно, Лютый сказал, загубил он свою жизнь, и Радину загубил, и Любани сломал. Почему тогда не поехал он за беглецами? Почему, так быстро матери поверил, что с другим Рада уехала, а отец ее сбежал от стыда да срама? Теперь с Миланой, дочкой любимой расставаться приходится. Как с ней расстаться? Она единственная, кто его понимает, кто так похож на Радушку.

Как только Михась исчез из вида, Лютый добавил снега в котелок, поставил снова на огонь, вода заполыхала, закрутилась, и на этот раз в водном отражении появилась рыжеволосая ведьма.

– Ну, как тебе Лютый я в образе несостоявшейся невесты? Хороша, правда? Хоть бы мужик, не загнулся по дороге. Ты хранителя к нему приставь. Вишь, как распереживался.

– Ничего ему не сделается. Ты Морина, и правда, хороша! Иногда, жалею, что зарубил тебя.

– Опять ты об этом! Только я забуду, так, ты не смолчишь, напомнишь.

– Если бы не ты, жил бы я другой жизнью, человеческой, не скитался по белому свету, не маялся.

– Сам во всем виноват. Негоже, ночами по лесам за девками гоняться. Сидел бы в избе, носа своего не высовывал в навий час, когда нежить по миру без стеснения бродит, жил бы тогда жизнью человеческой.

Лютый, сжал кулаки.

– Не серчай Лютый, – ведьма потупила глаза, – Я ведь только отражение, Тень, дух бесплотный. Ты и сделать мне уже ничего не можешь. Говори зачем звал ? Что тебе от меня надо?

– Ты, Морина, Жрица последняя, после тебя я ни одну деву так и не смог обучить, посмотри на девчушку. Что скажешь?

– Нашел, таки? -глаза Морины, загорелись недобрым огнем. Все еще хочешь от меня избавиться. Знаешь ведь, как только новая дева станет Жрицей, я не смогу приходить в Явь.

– Морина ты приходишь сюда на один день в году. Что тебе от этого дня?

– Лютый, а ты не понимаешь, что я чувствую, когда по жилам кровь горячая бежать начинает, когда сердце бьется, когда мир вокруг красками цветет? Хочешь отправить меня навсегда в навь? Разве нам плохо вместе? Я оживаю на день в году, ты странствуешь, обрел знания. Что тебе до той-прежней жизни? Как ты мог ее прожить? Что увидеть? В драке бы тебя зашибли, или князь осерчал, да на кол посадил. Сколько ты уже живешь, Лютый, сколько? Сто лет, сто пятьдесят? Все кого ты знал, за Калинов мост ушли, а ты жив, и сила твоя растет день ото дня, множится. Жаль, слышать богов, так и не научился, но ведь есть я. Я всегда тебе помогаю, и так мало прошу? Один день. Все остальное время, я твоя прислужница. Зачем нам кто-то еще?

Лютый внимательно посмотрел на отражение в воде.

– Морина, многие девочки погибали. Не ты ли поспособствовала? Твоих рук дело?

– Моих, Лютый, моих. Ты глуп и слеп и мог обо всем догадаться раньше. Я жить хотела, ты убил меня, а теперь думаешь, что добровольно уйду в Навь? Ошибаешься. Умрет каждая, кто попытается занять мое место. Береги свою Милану и без присмотра не оставляй. Не убережешь – пеняй на себя. Пока новую Жрицу Темный не принял, Жрица есть и буду я.

Лютый с размаху пнул котелок, тот пролетел над огнем и упал далеко в лесу. Вода пролилась в костер, зашипела. Изображение исчезло в пламени, а хохот Морины все звучал над поляной. Как можно быть таким глупцом? Столько лет скитаться и не понять, насколько хитра и расчетлива Морина. После ее смерти, прошло немало времени, прежде чем он понял, кем стал, осознал и смирился со своей новой ролью и новой жизнью. Понемногу, к нему стали приходить знания. Он получал их во сне, как только от усталости смыкал глаза, приходили образы, слова заговоров, древние символы и руны. Он просыпался и понимал, что может управлять огнем, или знает, как остановить кровь, может создать защитный оберег, вызвать дождь. Многим премудростям научился Лютый. Одно было ему неподвластно– он не слышал богов, не слышал Темного. Редко очень редко, сам Темный оставлял ему знаки, которые он в силах был понять, но большей частью Лютый оставался слепым и глухим к посланиям хозяина. Ведун разбирал лишь зов пути, ощущая его – вставал и шел, на поиски новой девы. Этот зов был бесконечным, таким же бесконечным и страшным, как и жизнь Лютого. Одним днем, ведун разжег костер, поставил воду для похлебки, ему страстно захотелось с кем– то поговорить, излить душу, рассказать, как он устал, как не хочет такой жизни. Вспомнил Морину, ее глаза, лицо, губы, огненные волосы, тонкий стан, случайно глянул в воду и увидел женский силуэт, чем сильнее было воспоминание Лютого, чем ярче он себе представлял женщину, тем четче становился образ в воде, картинка ожила.

– Здравствуй, сокол мой, – сказала в тот раз ему ведьма. Долго мы не виделись! Как ты без меня? Скучал, или ничего, привык?

Морина дала Лютому обещание, что станет для него посланницей от Хозяина. Нет ее больше в мире явьем, но и в Навь она окончательно не ушла. Стала бесплотной тенью, и как Темного слышала, так и продолжает слышать, и сможет оказать Лютому услугу. Взамен, ведун даст ей один день в году, когда она будет возвращаться в тело красавицы, и сможет вдоволь нарезвиться и накуражиться.

Так они и жили. Лютый искал дев. Ведьма помогала ему, где– советом, где– знаниями, а иной раз звал ее Лютый поговорить, хоть и одичал он давно, но особенно в стужу зимнюю, хотелось ему тепла человеческого, да голос нежный девичий услышать. Больше он ни на что рассчитывать не мог, не мог позволить себе слуга Темного, дом, жену, детей, хозяйство, обычные радости и заботы. Лютый все еще оставался человеком, и пусть душа его огрубела , а нет-нет, да и подумается: если найду Жрицу Темному, может отпустит меня? В такие дни звал он Морину, звал, и не догадывался, что мстит она ему, мстит за свою смерть. Если бы не она, Лютый бы давно нашел и воспитал подходящую деву, но, Милану он ей не отдаст, убережет..

– Враги Морина мы отныне, слышишь меня – враги! Не вставай на моем пути, уничтожу! – ответом Лютому был лишь протяжный волчий вой.

Глава 7

Михась шатаясь, не помня себя, добрел до дома, присел на крыльце. В избе было темно, лишь слабый огонек горел в окошке. Любань ждала его. Как в глаза ей смотреть, что говорить, мужчина не знал. Как жить ему теперь, зная, что все могло сложиться иначе? Другая женщина могла стать хозяйкой в его избе, матерью детям– та, с которой он бы и в огонь и в воду, та, которую любил больше жизни своей. На крыльцо вышла Любань. Глянула на мужа, присела рядом.

– К колдуну в лес ходил?

– Ходил, Любань.

– Говорил с ним?

– Говорил.

– Что порешили? Что с Миланой?

– Не спрашивай меня жена ни о чем, нечего мне тебе сказать. Только знай, Милану я не отдам никому.

– Да, Михась, я знаю это. Любишь ты ее, пуще всех любишь. Только девчонка эта тебе и дорога, а мы для тебя, как и не существуем. Скажу тебе Михась, один раз скажу. Иссушил ты меня своей нелюбовью, сердце мое так исплакалось, изболелось, что перегорело к тебе все. Зачем ты на моем пути повстречался, зачем я пошла за тебя? Знала, ведь, что без Рады своей не сможешь жить, видела все, да любила тебя так, что затопила меня эта любовь, что река по весне. А жизнь вон как сложилась, пусто у меня теперь на сердце. Ждала от тебя хоть одно словечко ласковое, хоть один взгляд. Не дождалась.

– Зачем, ты так Любань? Разве обидел я тебя хоть раз за всю жизнь?

– Да лучше б обидел ты меня, лучше б избил, отругал, чем твое молчание сносить, да видеть, что не люба я тебя, не желанна! Засыпать и ждать, что ты во сне снова Раду звать будешь. Жизнь такая короткая Михась, такая короткая. Оглянуться не успела я, как пролетела она, что птица, да вся мимо меня. Горько, то, как горько. Женщина тихонечко заплакала.

– Ступай в избу жена, студено на улице. Я этот разговор забуду, и ты не вспоминай, жить будем, как жили, не плачь, не рви ни свое сердце, ни мое. Не до обидок сейчас промеж нами. Важное надо решить. Что не люблю я вас, это ты зря. Все мои дети мне дороги одинаково. Никого бы я не отдал. С этими словами, мужчина поднялся и вошел в избу, за ним тихонько вошла жена. Разговоры разговорами, да негоже детишек будить да тревожить.

С тяжелой головой лежал Михась, сон не шел. Надо было принять решение. Мог он говорить, сколь угодно, что не отдаст Милану, да понимал прекрасно, что наказание за отказ будет суровым. И семью может погубить и всю деревню. Какая судьба ждет дочь рядом с ним? Заневеститься, выскочит замуж, за пастуха какого или пахаря, вот и вся ее судьба. Милана на других не похожа, тонкая, нежная, тяжелый труд не для нее. С Лютым вся ее жизнь изменится, может и впрямь, с князьями знаться будет, так размышлял Михась, да не заметил, как уснул.

По богатому торгу идет девица, смоляные волосы заплетены в тугую косу, синие глаза, что звезды сияют, тулупчик на точеной фигуре подбит горностаем, на ногах сапожки тонкой работы, на узких запястьях позвякивали браслеты.

– Батюшка, глянь на меня, как я тебе, хороша ведь? Глаз не отвести.

Сон переменился. Над тяжелым деревянным корытом, в котором запаривались всякие очистки для скотины, склонилась худая, изможденная женщина. Руки ее были в мозолях, спина перетянута теплым платком, женщина еле передвигалась по маленькой избенке, с трудом выполняя домашнюю работу, только синие, что небо глаза выдавали в ней прежнюю Милану.

– Ох, батюшка, тяжко мне! Забери меня, забери!

Сон изменился вновь, показывая лесную поляну и чистый ручей. У ручья, что-то нашептывая и сжимая в руках посох, замерла девчушка. Она взмахнула рукой, и вода из ручья столбом взмыла ввысь, водяной поток все поднимался и поднимался, расплылся по небу облаком и пролился дождем. Дождь лил повсюду, да только не трогал девочку, над ней светило яркое солнце, она стояла и улыбалась, довольная своей работой. А глаза –синие, родные, любимы глаза.

– Моя девочка, моя Миланка,– подумал Михась во сне.

Над полыньей склонилась женщина, рядом с ней были детишки, она озябшими руками выполаскивала белье. И смотреть на нее не надо было Михасю, чтобы понять, что это Рада.

– Здравствуй, Михась, давай поговорим напоследок. Больше не потревожу тебя, ни в видениях, ни во сне. Не сложилось у нас с тобой, не вышло, видать боги так распорядились, не суждено нам с тобой было парой стать, да любиться.

Михась, внимательно слушал женщину, запоминая каждую черту любимого лица.

– Судьбу можно изменить. Отдай девочку, в услуженье. Отдай любый мой, и тогда сможешь просить у Темного, что пожелаешь.

– Что же мне просить, Радушка? Все есть у меня. Ничего не надобно. Только б дети были здоровы да счастливы, в благополучии бы жили. Коли уж моя жизнь не склеилась, не сложилась, пусть бы у них все ладно. Более и не надо мне ничего. Я хоть и простой мужик, да понимаю, что такое у Темного просить нельзя.