Стоять, бояться!

Усталая голова соображала туго, пауза затягивалась. Девчонка явно пыталась подлизаться, боялась, что Илья настучит и сдаст ее ментам – ненависть любого автомобилиста к барсеточникам вполне понятна.

– Костика нет дома, – принялась опять отмазывать щекастого братишку. – Я случайно сюда забежала.

Курица безмозглая. Только что сама, рыдая, булькала – мы, мы, – теперь снова-здорово: щекастый ни при чем.

– Слушай, Дуся, – размеренно заговорил Илья, – мне надо просто перебраться через ваш балкон. Туда и обратно. Если мы поймем друг друга, про портфель не узнает ни одна живая душа, понятно? Прекращай вколачивать – его нет дома, он ни при чем… Я сделаю свои дела и…

За дверь коморки раздались негромкие шаги. Илья соскочил с бидона, приник к крошечной дверной щелке: косо падающая на стену тень обрисовала скорченный, явно мужской силуэт. Мурлыкающий песню на неизвестном языке мужик присел у ящика – вроде бы у ступенек коробка с ветошью стояла, расправил навесу какое-то тряпье…

«Ждать Гаврилова или привлечь внимание?!» – быстро проскочило в голове. Галина уже, наверное, с булками вернулась домой, Берта обычно приезжает с работы не раньше половины восьмого, если успеть проникнуть в кабинет отца до возвращения мачехи… Да даже при ней все получится обтяпать! Берта в кабинете почти не бывает, отец не выносит, когда кто-то работает за его столом и двигает бумаги. У мачехи есть столик в будуаре.

Стремительно приняв решение, Илья в один шаг подскочил к девчонке, цыкнул ей: «Молчи!» – и резко рванул застежку молнии на ее куртке.

Землероева не удержалась. Пискнула. Грубые пальцы гадкого мажора скользнули по коже, сгребли не только куртку, но и проскочили по каждой пуговице почти прозрачной кофточки под ней. Одна из пуговиц жалобно шмякнулась об пол – наверное, гад, с мясом выдрал! – сквозь расхристанную одежду показалась грудь в нежном кружевном белье.

Евдокия на секунду обомлела.

Илья вернулся к щелке и громко прошептал:

– Эй, мужик, иди сюда.

Иноязычная песня прервалась.

– Открой, мы здесь застряли!

Осторожные шаги прошелестели к двери, и в щелке показался заинтересованный азиатский глаз.

– Открой, говорю, отодвинь палку!

Азиат кивнул, отодрал от двери клин из малярного валика и настороженно заглянул в каморку. Картина, представшая его глазам, заставила мужика смущенно крякнуть: на замызганном, но вполне удобном для утех диване сидела русская красавица в разодранной одежде, а здоровенный русский лоб красноречиво разводил руками:

– Ну чё, мужик, застыл? Ты не мужик, что ли, не понимаешь?

Таджик (или узбек) понятливо мотнул бейсболкой: мужик, мужик, однако. Подвинулся в сторону и выпустил из каморки странную русскую парочку: пылающую щеками девушку в красной куртке и нагловатого верзилу с большим пакетом в руках.

Когда раскосые таджикские глаза остановились на груди в весьма игривом лифчике, пылающая стыдом Землероева чудом задницей не подожгла диван! Не превратилась в огненное полено из сестры Буратино и не провалилась в ад! Руки не знали что делать – то ли прикрывать заголившиеся прелести, то ли за пакетом тянуться, – одно и другое вместе получилось плохо: пакет с портфелем подхватил сволочной Костиков сосед, узкая по моде куртка не захотела ничего скрывать.

Ох, видела бы мама!! Папа! Линка Синицына!

Илья тащил Евдокию за руку вверх по лестнице, та упиралась, пытаясь на ходу привести в порядок распахнутую одежду.

– Ты мне змейку сломал! – ругалась на ходу. – Как я домой пойду?! – «Как Котику в такой одежде покажусь?!» Одежда – вдрызг, на щеках подтеки туши, на голове прическа разудалой швабры. – Отстань, говорю, дай застегнуть хотя бы кофту!!

Не выпуская Дусиной руки, Илья обернулся…

Господи, ну и кошмар за ним плетется. Что подумал бы Гаврилов, застав Илюшу Зубова под лестницей с такой кикиморой? Узбек и тот лишился речи!

Землероева упрямо сдвинула брови, путаясь в пуговицах попыталась распределить их в петельках…

Сбилась. Поскольку одна выдранная с клочком невесомой ткани пуговка осталась валяться за бидоном.

Опять все расстегнула.

Илья завыл:

– Харе херней страдать, коза!!

В любую минуту в подъезде могла появиться Берта. Зубов дернул упрямую козу за руку, и еще одна пуговка покатилась вниз.

Возмущение накрыло Дусю с головой. Новая кофточка, купленная ради Котикового обольщения за полторы тысячи рублей, погибла на глазах! Змейка куртки скончалась еще под лестницей.

Еще и козой весь вечер обзывают?!

– Отдай пакет и пошел на фиг!!

Зубов мысленно досчитал до десяти, заставил себя вспомнить, что парнокопытная воровка сейчас нужна ему больше, чем он ей, и быстро зашептал:

– Ну, ну, проехали! Отдам я твой пакет, как только попадем в квартиру. Пойдем.

Землероева не тронулась с места, вредно закусила губу – драться с эти гадом на лестнице и поднимать шум действительно ни к чему. Так что пусть несет, двумя руками запахнуться легче.

– Пошли, – пропыхтела Дуся, легко обогнала мажора на лестнице и первой подбежала к двери с прибитой цифрой восемь.

Уже подняла руку до кнопочки звонка, когда услышала за спиной ворчание запыхавшегося Ильи:

– Стой. Не звони. Видишь – дверь открыта.

Колокольный грохот могучего соседского звонка мог свободно проникнуть через небольшую щелку и привлечь внимание гарпии к дверному глазку седьмой квартиры. Илья оттер плечом задумавшуюся о чем-то воришку и сам распахнул чужую дверь.

– Котик? – елейно, в спину засюсюкала протискивающаяся коза. – Котик, ты где? Ау.

Зубов тихо прикрыл дверь, перехватил пакет с портфелем под мышку…

Сестра щекастого соседа воспитанно шаркала подошвами о коврик и взывала к Котику.

Тот почему-то не отзывался, Евдокия мельком погляделась в зеркало, испуганно шепнула «Боже мой!» и поскакала в ванную, не переставая общаться с замолкшим где-то братцем:

– Прости, Костик, что задержалась… Я тут… – Плеск воды, кажется, высморкалась. – У нас все в порядке…

Вернулась в прихожую и заметила, что Илья застыл столбом на пороге гостиной. Пока подходила к нему ближе, Зубов успел развернуться…

Красивое скуластое лицо мажора наливалось бледностью прямо на глазах. У Дуси гулко застучало сердце – такие, как этот гадкий Илюша, запросто не побелеют, – подошла к двойной двери в гостиную, заглянула в комнату и только благодаря тому, что плечо нашло косяк, не рухнула на пол, поскольку ноги превратились в две вареные макаронины.

В центре просторной комнаты, прямо под люстрой, на ковре с узором розочками стоял стул. На стуле сидел Котик. Ноги привязаны скотчем к ножкам, руки примотаны к подлокотникам, губы разбиты в кровь, один глаз почти заплыл. Второй страшно и мертво глядел на Дусю.

– Ох, – сказала Евдокия и обеими ладонями зажала рот. Не потому, что боялась закричать, а потому, что содержимое желудка рванулось на выход.

Илья быстро подошел к мертвому Котику, положил пальцы ему под подбородок, заглянул в зрачки. «Совсем теплый», – прошептал чуть слышно, и Дусин желудок повторил попытку освободиться от содержимого.