Стоять, бояться!

– Что в портфеле? – все так же глядя на мертвого, глухо спросил Зубов.

– А?.. Что? – ошарашенно переспросила Дуся.

– Я говорю – что в портфеле?! – обернувшись, зашипел Илья. – Что вы украли, придурки?!

– Я… Я… не знаю, – залепетала Землероева. При чем здесь портфель? Что за вопросы?! Котик – мертвый!!

В два прыжка Зубов подскочил к ошалевшей девушке, схватил ее за ворот куртки и как следует тряхнул:

– Что ты украла, курица?! Почему твоего брата за это убили?!

– Почему… почему… – голова Дуси болталась из стороны в сторону как у китайского болванчика, – откуда ты знаешь…

– Дура!! – прорычал Зубов. – Его убили только что! Перед этим его пытали!! Ну! Говори!

– Я не знаю! Не знаю!! Какие-то документы! Мы хотели потом вернуть их обратно!

Зубов брезгливо выпустил куртку, оттолкнул от себя воровку.

– Черт, влип я с вами…

Он выпустил из-под мышки пакет, и тот смачно шлепнулся на кожаный диван возле окна.

Взъерошив волосы Илья застыл, разглядывая через прозрачный тюль верхушки старых лип.

– Надо в милицию звонить, – всхлипнув, опомнилась Дуся.

Зубов развернулся лицом в комнату и оскалился:

– Куда звонить, дубина?! Тебя загребут вместе с этим портфелем, ты – воровка!

– Но я же…

– Пойдешь, как соучастница, – отмахнулся Илья. В его голове суматошно скакали мысли: надо потянуть время, слазать через балкон, вернуться обратно с картой памяти и пусть делает, что хочет – хоть в милицию звонит, хоть догадается из хаты исчезнуть. Его дело – сторона, своих забот хватает.

Евдокия не сводила остекленевших глаз с мертвого брата. Хотелось подойти к нему, упасть на колени, обхватить руками, но не хватило духа. В голове засели слова Ильи: пытали… что в портфеле… дубина, соучастница. Ни один из упреков не летел мимо!

Действительно дубина, действительно пытали, на самом деле соучастница.

Бунтующий желудок отвлек голову. В стиснутом ужасом горле рождался вой, но слезы почему-то не текли. Хладнокровно мерзкий мажор вернулся к Котику и внимательно его оглядел.

– Странно, – пробормотал, пожалуй, не рассчитывая на Дусин отклик, – никаких ранений, кровь только на лице…

– У Котика сердце больное.

Евдокии показалось, что эти слова произнесла какая-то другая девушка. Та, что стоит где-то рядом и существует отдельно, как прошлая нормальная жизнь, которая была совсем недавно – этим утром, пять часов назад.

– Значит – сам? – проговорил Илья и почесал в затылке. – Борис Семенович перестарался, не рассчитал усилий?

Евдокия отвела незрячие глаза от брата, сфокусировала зрение на высоком растрепанном парне. О чем он говорит? Какой Борис Семенович? Чего перестарался?

Ах да. Борис Семенович шеф Котика. На диване в пакете лежит его портфель.

Дуся подошла к дивану, взяла пакет и прижала его обеими руками к груди. Ворованный портфель превратился в улику иного рода – в доказательство вины его настоящего хозяина. Зачем, если не за портфелем, явились к Котику убийцы? Теперь Дуся не расстанется с ним даже на секунду, а если мерзкий мажор протянет к нему лапы…

Отберет, конечно. Но зачем?

Почти над ухом Дуси громким боем ударили стенные часы: половина седьмого.

Так много? Неужели она проторчала под лестницей больше часа?!

Как время пролетело… Гадкий Борис Семенович успел вычислить, кто из коллег живет в этом доме, пришел к Костику – бедняжка дверь открыл, рассчитывая встретить Дусю! – начал бить и, наверное, явился не один, а с тем же кривоногим охранником, который и привязал Костика к стулу…

Ох, мамочки! Несчастное сердечко Котика не выдержало пыток!

Как только грянул бой часов, Зубов подскочил к балконной двери, распахнул шторы и вышел наружу. Черт, Берта появится в квартире совсем скоро! Кухарка Галя наверняка крутится на кухне – самый удобный момент.

Почти перекинув ногу через перила, Илья вдруг передумал, вернулся в комнату, где над мертвым братом застыла девушка с зеленоватыми щеками.

– Евдокия, – привлек ее внимание, – я сейчас быстренько слазаю в свою квартиру, вернусь, и мы все порешаем, ок?

Врал, конечно. Сразу после возвращения Илья собирался исчезнуть из этой страшной квартиры. Ему нет дела до проблем воровки-барсеточницы и ее покойного брата, решить бы свои задачи. Заниматься чужими косяками времени не будет – встретились и разошлись.

Евдокия даже не кивнула. Смотрела на Илью расширенными глазами жертвенной овцы и тупо хлопала ресницами.

Черт! В груди Ильи невольно шевельнулась жалость. Девчонка влипла по самое небалуйся. Если менты не «примут», достанут хозяева портфеля.

Ей-же-ей – достанут! Брата уже грохнули, заморочки пошли нешуточные, девчонка теперь свидетель и, совсем наверняка, обладатель некой портфельной тайны.

– Дусь, ты подожди со звонком в милицию, ладно? – спросил почти сострадательно. На прожженную воровку девчонка походила мало, она напоминала глупую овцу, которую братец впутал в свои интриги.

Этот щекастый прилипала никогда не нравился Илье.

Евдокия снова не отреагировала, таращилась стеклянными глазами и крепко прижимала пакет к груди.

Дьявол! Надо сваливать отсюда! Девчонка в ступоре, ей все равно ничем не поможешь, только сам подставишься.

– Я быстро. Вернусь, все порешаем, – снова и очень убедительно соврал Зубов и исчез за волнами тюля.

Еще подходя к дому – машину Илья оставил в соседнем переулке, – он обратил внимание, что балконная дверь в кабинет отца, как всегда, распахнута. Лев Ефремович не выносил кондиционеры и требовал, чтобы к его приходу комнаты проветривали в любую погоду.

Полтора часа назад, увидев эту дверь, Илья, помнится, даже усмехнулся: «Конечно, в этом доме все в порядке. Ждут хозяина с работы, привычек не меняют». И Берта, притворяющаяся рабочей пчелкой, не будет менять расписания: отсидит в кабинете одного из своих бутиков положенное время – с двенадцати до семи – и приедет усталая трескать за ужином корочки от булок.

По широкому карнизу прогуливались голуби. Илья перелез на испятнанную птичьим пометом жестяную крышу – стая голубей немного удивилась, но подвинулась, – зацепился пальцами за выемку в стене и бочком шагнул вперед.

Кроны вековых лип закрывали его от пешеходов, до голубей постепенно дошло, что человек настроен продвигаться – стая взмыла в воздух – из квартиры, где остался мертвый человек, донесся громобойный звон дверного звонка! Будь карниз чуть-чуть поуже, Илья – не голубь же, в самом деле! – свалился бы с высоты третьего этажа на узкую асфальтовую дорожку перед домом и разбился в лепешку.

Но удержался. Только пяточка скользнула по воздуху и пугливо примостилась обратно.