Стоять, бояться!

Девчонка послушно заскочила в оставленную открытой заднюю дверь, прижала к животу треклятый пакет и замерла, доверчиво таращась глазищами в мокрое ветровое стекло.

– Прямо, шеф, – сказал Илья.

Неудобно задирая локоть, он нашарил в кармане части разобранной мобилы и начал их слеплять.

Когда автомобиль подъехал к светофору, глаза Илья привычно и машинально нашли окно с сиреневыми шторами в доме с пиццерией на первом этаже. Там горел свет. За шторами мелькнула тень…

Сердце Зубова подпрыгнуло до горла и ударилось о кадык.

– Стой, шеф! – неожиданно и хрипло выкрикнул Илья. – Остановись здесь, за перекрестком!

Водитель недовольно забурчал, перестроился в правый ряд и обматерил порскнувшую в сторону маршрутку. Развернулся к пассажиру.

– Ты чё, чудило?! Долго думал-то?!

Зубов, как погон, шлепнул ему на плечо тысячную купюру и миролюбиво ухмыльнулся:

– Прости, мужик. Приехали.

Еще час назад, минуту, мгновение Илья не мог представить, что остановит машину возле дома с сиреневым окном.

Если бы за шторами не мелькнул до судорог знакомый силуэт женской головки с волосами убранными в хвост, если бы сердце не подпрыгнуло, заметив знакомый изгиб тонкой шеи, Илья опять проехал бы мимо.

Как делал это сотни раз. Проезжал мимо дома с неновой рекламой пиццерии, замедляя скорость, привычно находил глазами окно и… ехал мимо.

Иногда Зубов нарочно слегка менял маршрут, чтобы проехать здесь.

Но никогда не останавливался.

Сегодня все иначе. Сегодня старые обиды показались мелкими, надуманными, пошлыми. Сегодня Зубов так близко подошел к краю, что чуть не рухнул в небытие. Несколько часов назад он встретил чужую смерть и чуть не столкнулся со своей. Пришедшее сегодня понимание скоротечности заставило остановить машину.

«Ты можешь больше не проехать мимо этого дома. Нельзя все оставлять на потом. Потом – может не случиться». Пережитый страх подарил прозрение: гордость и обиды – чепуха, пшено. Недавняя встреча с главным все превратила в детские игрушки: в разбросанные кубики, разрушенные куличи из песка, двойку с минусом по геометрии. Если бы перед последним шагом Илью спросили, с кем он хочет попрощаться, он выбрал бы отца и Киру. Только их. Глеб с пацанами нажрутся вусмерть на поминках – с них довольно. В последний миг Илья хотел бы посмотреть в глаза Киры.

Может быть, найти в них – «прости». Может, найти любовь…

Хоть что-то!

Каждый мужчина, встречая женщину, в первую очередь обращает внимание на что-то лично важное. Кого-то привлекает грудь, кого-то губы, кто-то пялится на ножки. Для Зубова самым важным в женщине всегда были глаза. По ним он учился читать настроение матери. Много лет дрожал от одного только дикого, искоса брошенного взгляда мамы – готовился уйти, отпрыгнуть, убежать! Маленький мальчик привык бдительно следить за очертаниями зрачков, за трепетом ресниц – слова мамы несли так мало смысла, так путали, так врали… В отличие от глаз.

Глаза всегда приковывали Зубова. Взгляд Берты надолго взял в плен. Чуть не разрушил жизнь.

И надо добавить, ничего особенного в своих волооких предпочтениях Илья не видел. Кого-то очаровывают обманные шлепки надутых губ, кого-то манит искусственная подушечная грудь. По сути, разница в предпочтениях не великая. Глаза хоть – «зеркало души».

Почти год назад Илья ехал на «харлее» по этой же дорогой к Дуремару. Вспомнил, что понадобится подробный автодорожный атлас, и свернул к книжному магазину на проспекте. Прошел в отдел справочной литературы…

На фоне книжных полок стояла девушка. Длинные черные волосы убраны в конский хвост на затылке – Зубов всегда предпочитал брюнеток. Форменный сарафанчик ладно облепил фигурку, аккуратные туфельки на аккуратных ножках, но главное – глаза. Огромные, влажные, самую чуточку выпуклые глаза дикой серны. Они смотрели приветливо и слегка настороженно – утянутый в черную кожу парень с мотоциклетным шлемом в руках никак не походил на завсегдатая книжного магазина.

Илья подошел ближе. Почесал в затылке, чувствуя непривычное смущение, – черт побери, он никогда не клеил девочек в библиотеках и книжных магазинах, о чем с такими говорить?! – замямлил.

Через полчаса позвонил обеспокоенный его опозданием Дуремар, но у Зубова уже лежала в кармане кожаных штанов записочка с телефонным номером книжной красавицы.

Впервые Илья не представил свою девушку тусовке. Вначале не захотел ей говорить, что он сын того самого Зубова, потом понял, что Кире этого не нужно: любому клубу она предпочтет поход в консерваторию или на театральную премьеру. А глянцевые новости вызывают у нее усмешку.

Когда Зубов подстригся так, как нравилось Кире, то понял: все, готов, Илюша, спекся.

Дабы убедиться, свозил свою девушку на Бали, научил серфингу и окончательно поверил: девушка, сразу же влюбившаяся в волну и закаты, создана для него. Это – судьба.

По приезде в Москву Зубов купил букет – размером с автомобильное колесо – пурпурных роз, надел костюм и отправился встречать Киру после работы.

В кармане пиджака лежала бархатная коробочка с бриллиантовым кольцом из платины.

Илья слегка запаздывал. Но не настолько, чтобы портить сюрприз и предупреждать звонком. Зубов хотел увидеть распахнувшиеся от неожиданности глаза Киры. Хотел видеть, как задрожат ее ресницы, как влажно замерцают радужки.

Но он увидел, как у заднего крыльца магазина перед Кирой стоит на одном колене старший лейтенант. В руках вояка держит такой же огромный до пошлости букет, морда восторженная – полный идиот.

Вокруг голубков оцепление из таких же идиотски восторженных подружек-продавщиц. Кое-кто уже глазки платочками промакивает, кто-то ладошки к сердцу прижимает.

Все в восторге! Все под впечатлением.

Как и Илюша, застывший столбом на углу магазина и разинувший рот. Он молча смотрел, как его Кира – со смущенной улыбочкой! – принимает букет. Снимает с головы вояки фуражку, ерошит его короткие волосы… Мужчина достает из кармана похожую бархатную коробочку в форме сердца…

Жесть! Два куска идиота! Даже коробки одинаковые выбрали!!

Зубов с такой силой швырнул свой букет в мусорный кагат, что шлепок целлофана о железо привлек внимание голубков и готового разрыдаться окружения.

– Илюша… – оторопела несостоявшаяся невеста Зубова, – ты… почему не позвонил?..

Пожалуй, если брать время, прошедшее со дня смерти матери, Илья еще ни разу не переживал такого унижения.

Как полный урод стоял в костюме, при галстуке, в надраенных до зеркального блеска ботинках – готовился придурок, нервничал, старался! – и смотрел на такого же начищенного болвана! Мужик ломал немую комедию: удивленно и беспечно разглядывал Илью. А военная невеста хлопала ресницами, изобретая враки.

Зубов смачно плюнул под ноги, резко, на каблуках, повернулся спиной и быстро пошел к машине, где выдернул с заднего сиденья бутылку шампанского и разбил ее вдребезги о мусорную урну.

Все на помойку! Все к черту!

Уже в машине Илья вынул из мобильника сим-карту и выбросил ее в окно на глазах Киры, демонстрируя, что связаться с ним не удастся, он ничего не хочет слышать.

На следующий день улетел на Бали, потом встретил Милу, Жанну, Яну, Василису…

Сегодня, проезжая мимо дома с сиреневым окном, Зубов понял: нельзя оставлять за спиной нерешенные вопросы. Он не бессмертен, не застрахован, второго случая может не представиться.

Поднимаясь по каменным ступеням дома сталинской постройки, он чувствовал, как гулко, на весь подъезд колотится сердце. Держался за перила, словно древний паралитик, и уговаривал лицо разгладиться в беспечную мину.

Как бы ни казались на фоне происходящего мелочными прошлые обиды, дойти до знакомой двери оказалось нелегко. Только ощущение нереальности сегодняшнего дня заставило его нажать на кнопочку звонка.

***

Евдокия плелась за Зубовым поступью готового издохнуть бегемота. Тяжеленный портфель давно превратился в некий синоним креста с личной землероевской Голгофы, пары текилы недавно испарились, усталость, сытость и некоторое, скорее моральное, похмелье смыкали веки.