И вместо созиданья разрушают.
Взирать бесстрастно буду заставлять я
Себя. Ведь мой закон – свобода воли.
Бессильно глядя, как друг друга братья
Лишают жизни, подвергают боли.
Но наконец не выдержу глумлений
Над всем, что заповедал человекам —
И гневом против собственных творений
Моя вдруг резко сменится опека.
Пошлю всепожирающий огонь я
А сам запла?чу, горько сострадая
Своим твореньям, видя их агонию,
И как мой мир прекрасный погибает.
И небеса сверну я, словно свиток,
Чтоб точку в этом опыте поставить.
Но вывод сделать из своих ошибок
Сумею, хоть итоги не исправить.
Пойму: так кто в ответе, когда адом
Становится вдруг райская планета.
Мне запоздало станет ясно: надо
Не Бога, а людей винить за это.
Жатва
Здоровое тело разорвано в клочья,
И страшен зов смерти, особенно ночью.
Стоит, ухмыляясь, она в изголовье,
И тост поднимает она моей кровью.
Когда в темноте затихает больница,
Один только сон изо дня в день мне снится:
Глаза закрывая незрячие, вижу
Взрыв, плоть мою стерший в кровавую жижу.
А дальше лишь боль, океан боли дикой.
И я просыпаюсь на собственном крике —
Обрубок слепой, забинтованный кокон,
Чья с миром вся связь – запах лета из окон
И звуки дождя, и гудков перекличка.
Стереть пот с лица я тянусь по привычке.
Но нету руки. Я забыл на мгновенье:
Мне больше не ведома роскошь движенья.
Вновь боли фантомные: не избежать их…
И культей бессильно я бью по кровати.
Как хочется жить! Мне всего девятнадцать.
За чей интерес меня гнали сражаться?
Того, кто дает равнодушно приказы?
Проснувшись однажды не в духе, он сразу
Решил: быть войне. Просто так захотел он.
А я за каприз заплатил своим телом.
Ему я отдал свою дань, не отчизне…
Я сам не успел отобрать чьи-то жизни.
И этим лишь совесть свою облегчаю.
У всех кровь красна, я теперь это знаю.