Ведана. Проклятый дар

Видя, что мама на грани истерики, дядя Саша обогнул стол и приобнял ее за плечи.

– Оля, Веда наша дочь, мы окажем ей любую – акцентировал он, – Помощь. Продолжай, дорогая.

Не устаю благодарить судьбу за то, что подарила маме встречу с этим мужчиной. Его мудрость и спокойствие, закаленные многолетней службой в полиции, стали надежным буфером в общении с эмоциональной матерью. Я с благодарностью посмотрела на отчима и начала рассказ, который даже для меня звучал невероятно:

– Потом был охранник из школы с веревкой на шее, изувеченная учительница химии, исхудавшая бабушка с пожелтевшей кожей и много кого еще. Все они приходили в мои сны за неделю до смерти, – я говорила быстро, выплескивая годами сдерживаемые эмоции, – И близкие, и те, кого видела мельком. Мама, именно поэтому я не хочу общаться с людьми, не могу позволить себе с кем-то сблизиться. Не хочу знать, как и когда они умрут. И не сплю ночами тоже из-за этого – днем мой сон спокоен.

Мама и дядя Саша застыли, глядя на меня со смесью ужаса и неверия. А я говорила и говорила. О бабушкиных словах, о страхах, о невозможности освободиться от постоянного ожидания беды. Не знаю, в какой момент я начала плакать, но вскоре захлебывалась от рыданий в маминых объятиях.

Это были слезы очищения. Столько лет я хранила тайну, носила в душе груз недосказанности. Возможно, было несправедливо повесить на родителей этот камень знания, но я больше не справлялась одна.

Более того, сейчас мне была нужна помощь гораздо более существенная, чем утешение. И я собиралась эгоистично распахнуть перед любимыми людьми дверь в мой личный дурдом. Для этого  необходимо было успокоиться, и я пошла в ванну привести себя в порядок после обильного влаговыделения.

Когда вернулась на кухню, мама и дядя Саша тихонько перешептывались, но увидев меня, смущенно замолчали. Сложно было представить, что они испытывают.

– Простите, что вывалила все это на вас, – мама открыла рот, чтобы запротестовать, но я жестом перебила ее, – Сегодня ночью мне приснилась девочка. Дочь нового начальника. Ей лет десять и у меня есть основания полагать, что на нее охотится тот же маньяк, который убил Марусю. Я не могу этого допустить.

– Ведана, – мама побледнела – ты же не собираешься охотиться на убийцу?

– Собираюсь, мама. Я не верю, что этот дар или проклятие – просто череда снов, предсказывающих смерть. У них должна быть цель. И в данном случае я уверена – нужно спасти девочку. Дядя Саша, мне необходима информация.

Я понимала, что прошу слишком много. Максимум на что можно было рассчитывать после безумного разговора – избежать немедленной госпитализации. Учитывая отношение матери к моему здоровью и ее импульсивность, не удивлюсь, если у нее в поисковике уже висит топ десять психиатров Томска и России.

– Мама, прошу тебя, дай мне неделю. Обещаю, если к тому времени ты будешь настаивать, я соглашусь сходить к любому врачу, которого ты выберешь, – уставилась на родительницу умоляющими глазами кота из Шрэка.

Сомневаюсь, что выглядела умилительно, но в детстве действовало безотказно. Видимо правду говорят, что для родителей даже великовозрастные отпрыски навсегда остаются милыми крохами, потому что мама отложила в сторону смартфон – надо же, я и не заметила, что держит его в руках – и сказала:

– Хорошо, неделю. На следующий понедельник записываю к психотерапевту. Пойдем вместе.

Вот и отлично, там разберемся. Дело осталось за малым – уговорить отчима помочь.

Когда мама познакомила нас, мне было четырнадцать лет. Самый разгар пубертатного возраста, усугубленного кошмарами и одиночеством. Хоть и не баловалась запрещенкой, как многие ровесники, но угрюмостью и затворническим образом жизни нередко доводила мать до слез. Закаленному общением с куда более трудными подростками и преступными элементами мужчине хоть и со временем, но удалось заслужить мою любовь и безграничное доверие.

Наверное, в том, что они с мамой не завели еще детей, имелась и моя вина – слишком много душевных сил выкачивала забота обо мне. В результате, два замечательных человека получили асоциальную дочь без надежды на продолжение рода. Рожать детей, чтобы передать им проклятый дар, одиночество и жизнь полную кошмаров? Увольте. Еще в шестнадцать лет я легко смирилась с мыслью о бездетном существовании, и с тех пор ничего не изменилось.

Дядя Саша поддерживал любые мои решения – будь то нежелание участвовать в школьных мероприятиях или стремление зарабатывать удаленно. Но в данном случае затрагивался вопрос безопасности, раньше мне не приходилось проверять, насколько далеко простираются границы терпения и доверия отчима. Сомневаюсь, что он легко благословит меня на погоню за психом-убийцей, что подтверждал тяжелый изучающий взгляд карих глаз.

– Как ты поступишь, если я откажусь в этом участвовать? – вопрос прозвучал неожиданно, учитывая, что плана Б у меня не было. Как и плана А, откровенно говоря.

Я растерянно моргала, пытаясь на ходу придумать достойную последовательность действий. В голову настойчиво лезла только одна мысль – повторить трюк с умоляющими глазками. Остановила уверенность, что с дядей Сашей это стопроцентно не прокатит. И слезы как назло я сегодня все выплакала.

– Что-нибудь придумаю, – упрямо сказала я, – Если даже мне придется сутками следить за Крис. Не могу позволить, чтобы с ней случилась беда.

– И ты уверена, что беда случится?

– Да, – к сожалению, в этом сомнений не было, – Но если я ошибаюсь, мы ничего не потеряем, ведь так? Пойду к врачу под ручку с мамой и все.

Мужчина потер квадратный подбородок, что свидетельствовало о глубокой задумчивости. Я выжидающе смотрела на отчима, молясь, чтобы он принял верное решение. Уже начала прокручивать в голове наихудший вариант развития событий, когда услышала:

– Хорошо, мы попробуем, – не смогла сдержать вздох облегчения, а мама сокрушенно покачала головой, – Но у меня есть несколько условий. И, Ведана, ты будешь их соблюдать беспрекословно. Я серьезно.

– Конечно, конечно,– я активно закивала, готовая обещать что угодно.

– Ладно. Во-первых, во всем слушаешься меня, никакой самодеятельности, – впервые отчим говорил со мной таким строгим тоном, – Во-вторых, ничего не скрываешь. Любую информацию, даже если она кажется несущественной или невероятной, в кратчайшие сроки доводишь до меня. Поняла?

– Да, – я продолжала усиленно кивать.

Дядя Саша вышел в гостиную, вернулся через минуту с потрепанным толстым блокнотом в неожиданно веселеньком красном переплете и ручкой. Посмотрел на мою удивленную физиономию и сказал:

– Что? Зато его сложно потерять. Итак, что мы имеем? – удобно устроился на стуле напротив и приготовился записывать показания.

Пока мама суетливо убирала со стола остатки завтрака, я думала с чего начать. Не знаю, что заставило дядю Сашу взяться за расследование – на самом деле поверил в вещие сны или надеялся убедиться в обратном. Это было не важно. Осознание, что я больше не одна в своем кошмаре, затопило волной облегчения и благодарности. Глаза снова защипало, но я заставила себя успокоиться и сморгнула непрошеные слезы. Мама поставила передо мной стакан с водой, погладила по голове. С благодарностью посмотрела на моложавую, удивительно добрую женщину, и выдавила из себя хриплое:

– Спасибо. Спасибо вам.

Дядя Саша подозрительно часто заморгал, прокашлялся и сказал:

– Для начала расскажи о своей подруге.

– Марусе было десять лет, она пропала 23 сентября 2004.

– Полное имя и дата рождения, Ведана, – перебил меня отчим.

– Соколова Мария Викторовна, – мама ответила раньше меня.

Четкими фразами она бодро отрапортовала сведения о Марусе и ее родителях. Да, видимо жизнь с майором полиции оставила ощутимый след в характере мамы. Я смущенно добавила:

– Она приснилась за четыре дня до пропажи, значит, погибла 30 сентября. В свой день рождения.

Отчим бросил на меня недоверчивый взгляд, тем не менее, сделал пометку в блокноте.

– Крис приснилась сегодня ночью, – осторожно продолжила я – Если предположить, что действует один и тот же убийца, то через три – четыре дня ее тоже похитят.

– Я помню дело Соколовой. Его вел опытный следователь, но никаких зацепок не нашли. Сегодня свяжусь с ним. Расскажи подробно о месте преступления, – попросил дядя Саша.

Я понимала, как ему тяжело переступить через свой скептицизм. Насколько могла подробно описала свой последний сон – круглую кирпичную комнату, алтарь обвитый волосами, пропитанными запекшейся кровью. Потом взяла блокнот отчима и попыталась нарисовать знак, который был вырезан на запястьях обеих девочек. Старательно выводила круги, треугольник внутри одним углом пронзающий первый круг и соприкасающийся с другим. С замысловатыми узорами в каждом секторе между геометрическими фигурами возникли трудности. Как ни странно, в память они врезались очень четко, но с моим скудным талантом к живописи перевести их на бумагу оказалось крайне сложно.

– Вот, – через стол передала плод своего творчества дяде Саше – думаю, на компьютере я смогу создать его более четко и аккуратно.

– Жуть какая, – прокомментировала мама, заглянув в блокнот через плечо мужа.

– Ладно. Итак, мы предполагаем, что есть серийник, промышляющий ритуальными убийствами десятилетних девочек. Если это так, то сомневаюсь, что в течение восемнадцати лет не было других жертв. Я подниму старые связи, постараемся найти похожие случаи.

Я вздрогнула. Сколько детей мог загубить этот псих за столько лет?

– Думаю, стоит сузить круг поиска пропавшими в сентябре девочками десяти лет, арийской внешности. Согласны?

– Да, конечно, – поспешно ответила я.