Моги. Не там, где ничего не случается

Глава 6

Поэ снилось, что белая птица тянет к её лицу клюв. Она открыла глаза. Прямо у лица она увидела клюв большой белой птицы. Поэ вскрикнула и отпрянула, вскинула руки, спряталась за коленями и отвернулась, крепко зажмурившись.

Это были лебеди.

Лебеди, он и она, свивались длинным шеями, кланялись в танце, казалось, что они любили не только друг друга, но и всё вокруг, потому что периодически они гладили клювами деревья, траву, лицо Поэ.

Раздался смех. Мог Амадей с умилением смотрел на испуганную Поэ, которую погладил по лицу влюблённый лебедь. Поэ сначала нахмурилась, потому что почувствовала стеснение оттого, что её застали врасплох, потом слегка покраснела, одёрнула своё серое платье, задравшееся, когда она пряталась за коленями, и – засмеялась тоже.

– Почему эти лебеди так радуются? – спросила она.

– У них будут дети. У них не должно было быть детей, мама-лебедь болела, так случается. Но у нас есть живительный источник. Видишь, это большое толстое дерево, это наше священное дерево, по его коре стекают два ручейка. Один ручеёк – это смола. Другой похож на молоко матери, откуда он берётся, нам не ведомо. Внизу они смешиваются в один поток, и если окунуться в него и как следует намазаться этой смесью, то можно поправить здоровье.

– Лебеди намазались, и теперь им можно иметь детей?

– Искупалась в этом потоке мама-лебедь. После этого смесь смолы и молока проникает в организм и вытягивает из него хвори. В каком-то месте организма начинает надуваться янтарно-молочный шар, в него из тела втягиваются болезни. И когда шар отваливается от тела, это значит, что он полон, его нужно откатить, если он большой, или отнести, если он маленький, в Хворое место и скинуть в глубокую яму в скале, и завалить валуном, чтобы, если вдруг шар лопнет, болезни, которые он втянул, не разлетелись вокруг по воздуху.

– И после этого маме-лебедю можно иметь детей?

– Да. Но в случае с этими лебедями, танец которых ты видишь, всё гораздо сложнее. Шар с болезнями отвалился, но священное дерево дало понять, что нужно ещё раз искупаться в потоке смолы с молоком.

– Не все болезни ушли?

– Болезни ушли все, но, видимо, я не могу знать это точно, священное дерево решило, что всё равно мама-лебедь по каким-либо причинам не сможет снести яйца. И оно ещё ей помогло. Мама-лебедь искупалась в потоке, и в районе её живота начал расти янтарно-молочный шар, он вырос до определённого размера, потом покрылся корой, затвердел и отвалился. В нём теперь будут храниться несколько яиц до тех пор, пока птенчики не созреют, чтобы вылупиться. И когда треснет скорлупа первого яйца, треснет кора шара. Родители отдерут кору, и вытащат наружу птенцов. Вон, видишь, деревянный шар в стороне лежит? В нём кладка этих лебедей.

Поэ и мог Амадей подошли к довольно большому деревянному шару. Он, как дерево, со всех сторон был покрыт корой, но кора как будто была сглажена, поверхность шара даже отблескивала, настолько была отполированной. И с одной его стороны сочетание тёмных и светлых древесных прожилок складывалось в красивое женское лицо. Поэ увидела лицо, когда обошла шар вокруг, поглаживая его рукой.

– Кто это? – спросила она, замерев.

– Это наша Мать-могиня. На каждом деревянном шаре, неважно, яйца там птиц, щенки волков или младенцы могов…

– У вас там могут быть и человеческие дети?!

– Конечно, бывает, что могини не могут рожать и беременеть. Что тогда делать, мы приходим за помощью к Матери-могине. И всё происходит ровно также. Могиня купается в потоке смолы с молоком, и сначала на ней образуется шар, который втягивает болезни. Потом она купается второй раз, и в районе её живота начинает расти шар, который затем деревенеет, на нём появляется изображение лица Матери-могини, словно давая понять, что плод, заключённый в деревянном шаре, освящён и находится под её защитой. Затем шар отваливается и ждёт своего часа. Да. Вот так всё и происходит.

«Так ведь… это именно то, чего добивается папа…» подумала Поэ, сжав свои губки и чуть сместив их непроизвольно на сторону, как будто она хотела понравиться мальчику, скрывая своё желание, и репетировала перед зеркалом специальное выражение лица. А вслух сказала:

– Так если вы можете избавляться от своих болезней в любой момент, когда захотите, всего лишь искупавшись в смеси молока со смолой, то значит, вы, практически не болеете, а раз не болеете, то значит, вы почти бессмертные?

– Ну, во-первых, мы не купаемся в материнском потоке, когда вздумается. Для этого нужно почувствовать серьёзное недомогание. Потому что чем чаще пользуешься материнским потоком без видимых причин, тем слабее смесь. И она уже не помогает так, как могла бы. Поэтому мы бережём силы нашей Матери-могини, которые она даёт нам в потоках, текущих из коры священного дерева. А по поводу бессмертия… Хм. Моги живут до тысячи и больше лет. Моговых лет.

– Вот это да! А чем моговы годы отличаются от наших, земных, человеческих?

– В общем, годы не отличаются особо, моговы годы по протяжённости почти такие же, как и ваши, почти. Единственное отличие между нами, что мы дольше бываем юными, дольше остаёмся молодыми. Вот это правильнее называть моговы годы. А ваша юность, ваша молодость, ваша жизнь проходят быстрее. Они скоротечны, как будто вас этим кто-то попытался обидеть или уже наказал…

– И сколько тебе сейчас лет? – напряжённо поинтересовалась Поэ, пропустив мимо ушей последнее предположение мога Амадея.

– Если перевести то, как я выгляжу, на привычное вам исчисление возраста, то мне сейчас 14 лет. Четырнадцать с чем-то. А тебе сколько лет, человек Поэ?

– Мне дв… двенадцать. Двенадцать и ещё чуть-чуть. А-а если не переводить то, как ты, мог Амадей выглядишь, на наши годы, то тогда сколько тебе лет, интересно?

– Ты готова это спокойно услышать?

– Тебе что, сто лет?!!

Мог Амадей от души расхохотался, а потом сказал:

– Всё не так страшно, как тебе кажется, мне всего 45.

– Ну, знаешь… знаете ли, ошарашил… шили.

– Да ладно тебе, ты разве чувствуешь какие-то барьеры между нами?

– Нет, в том-то и дело, что мне очень легко с тобой… вами.

– Хватит уже умножать моё количество, я один, один с тобой, поэтому давай без церемоний.

– Тогда у меня вопрос.

– Давай.

– Когда вам…

– Поэ!

– Когда т… тебе, могу, исполнится 46 лет, то выглядеть ты будешь уже на 15 лет?

– Нет, четырнадцатилетним я быть и выглядеть ещё лет тридцать буду. Может, больше.

– А вы, в смысле, не ты вы, а вы, моги, если вам 45 лет, а вы выглядите на 14, то вы развиты также как сорокапятилетние люди или ваше развитие всё-таки на четырнадцать?

– На четырнадцать, человек Поэ, на четырнадцать, только к этим годам мы умеем чуть больше, чем вы, люди, знаете.

– Уф, уже легче! То есть, правильно ли я понимаю, вот послушай… Если мне сейчас двенадцать лет, то через год мне исполнится тринадцать. А тебе, мог Амадей, получается, лет пятьдесят плюс минус наших земных лет будет четырнадцать лет с соразмерным возрасту развитием, потом лет пятьдесят плюс минус наших земных лет тебе будет пятнадцать лет, потом лет пятьдесят тоже плюс минус и тоже земных лет – шестнадцать, и так далее, это и есть ваши моговы годы?

– Ты даже не в общих чертах, а практически, всё верно поняла, человек Поэ! Молодец!

– Да, уж, не знаю, везёт вам или нет… Я бы вот, например, пятьдесят лет не хотела бы оставаться двенадцатилетней. Но шестнадцатилетней, семнадцатилетней и восемнадцатилетней хотела бы, наверное, быть лет по сто! Если не больше!!

И Поэ так звонко рассмеялась, как будто что-то заранее знала о чуде и таинстве юности. Мог Амадей поддержал её фантазии доброй улыбкой.

Да уж, после стольких лет в юности не то чтобы старость была не страшна, а уже не покажется такой неожиданной, незаслуженной, обидной, а ты сама себе много чего не успевшей в этой жизни.

– А вот ещё что кстати, – вновь вернулась на землю Поэ, – вопрос, а как вы определяете, когда заканчивается один возраст, и начинается другой? Ведь все эти условные пятьдесят лет идут плюс минус, то есть не ровно пятьдесят.

– Ну, во-первых, у наших старейшин есть методы расчёта, в которые всех не посвящают, а просто говорят – тебе сегодня исполняется столько-то лет, наш дорогой мог. И ты живёшь с этим возрастом до следующего объявления. Но примерно начинаешь ориентироваться в сроках наступления следующего возраста.

– А во-вторых?