Бежит к рассвету река

– Именно поэтому не могу полностью за него поручиться. Замечательная новость в том, что после возвращения в подлинную реальность его выкрутасы перестают серьёзно волновать, как и чудачества прочих персонажей сновидения.

Надо отдать должное Инге, незаметно отошедшей к окну и больше не вмешивающейся в наше общение. Сложно сказать, догадалась ли она о моей причастности к смерти Кости. Судя по вертикальной складке между сдвинутых бровей и напряжённо сжатым губам, в её голове дорабатывался план жестокой расправы над двуличным любовником.

Лида подошла и осторожно, словно боясь нечаянно коснуться меня, присела на краешек тахты. Изумлённое выражение её лица сменилось глубокой задумчивостью с оттенком светлой грусти без всякого намёка на привычную угрюмость.

– Всё было предначертано, всё. И твоя пьянка в Костином дворе, и мои горемычные скитания, и встреча с Надеждой Николаевной, и этот наш разговор. От судьбы не убежишь, – глубоко вздохнула она.

– Именно так и никак иначе, – подтвердил я её слова. – Но стоит ли уделять внимание таким вещам, как предопределение? Ведь угадать безрадостную перспективу того, кто путает себя с телом и образом в уме легко и без таланта прорицателя. Даже если звёзды над таким человеком встанут благоприятно, и он почувствует некое подобие счастья, оно, хрупкое, будет висеть на тонкой ниточке удачи, которая рано или поздно оборвётся. Я, кстати, знал эту истину и раньше из наставлений мудрецов и собственного опыта, но пока что-то не щёлкнуло во мне, до конца её не принимал. Поэтому мои слова вряд ли сразу помогут тебе, но других у меня нет. Их, наверное, совсем не существует, способных моментально пробить броню шаблонного восприятия.

Я вновь умолк в ожидании вопросов, но ни одна из подруг не проронила ни звука. Вошедшая в комнату тишина, казалось, очаровала всех, и было непонятно, почему мы не пригласили её раньше. Благодаря безмолвной гостье я опять почувствовал наполненное спокойствием единение с Лидой, избавляющее меня от необходимости сорить словами в потугах его описать.

Может быть, минут через пять, может, через десять, я, ничего не объясняя, всё же поднялся и пошёл обуваться. Лида так и осталась сидеть на тахте, Инга же вышла в прихожую закрыть за мной дверь. Сказать им что-либо напоследок было нечего, кроме как сухо попрощаться с хозяйкой кивком головы. Я поделился всем, чем мог, наговорил вещей, о которых не собирался заикаться, да и подозревал, что вскоре вновь увижусь с Лидой.

Вольный ветер незнакомого района приветствовал меня холодным порывом, тщетно силясь создать ассоциации с каким-нибудь эпизодом из прежних похождений. Мой вечный спутник не знал, что эти эпизоды в памяти разлетелись на куски вместе со всем кривым зеркалом иллюзорного восприятия. Я лишь задался вопросом, как поведу себя, если сейчас невольно столкнусь с агрессивным отморозком? Вероятно, постараюсь решить все вопросы мирно, не поддаваясь на провокационные выпады, но вряд ли захочу спасать свою, потерявшую священный статус шкуру бегством.

Вызывать такси особого желания не было из-за взбалмошного характера Лиды, которая могла выскочить во двор или на балкон с каким-нибудь неожиданным предложением пока я ожиданию машину. Увидев в прогале между домами мерцание огней проезжей части, я направился в сторону автомобильного потока надеясь запрыгнуть в пустой припозднившийся автобус. Прозрачная коробка остановки общественного транспорта стояла сразу за домами, а буквально в двух шагах от неё источал тёплый медовый свет круглосуточный павильон цветов. Спальный район всеми своими огнями противостоял полному закабалению улиц промозглой тьмой, отчего унылый пейзаж напоминал мне батальное полотно. Присев на скамейку безлюдной остановки, я заметил у павильона сгорбленную фигуру бородатого человека опирающегося на клюку. Весь его облик – потрёпанное мешковатое одеяние, древний рюкзак за спиной, грязные спутанные волосы до плеч, проступающая на обветренном лице отстранённость резко контрастировали с пёстрой радостью цветов за стеклом. Намётанный глаз без труда определил бы в нём бездомного бродягу, однако, едва ли бы угадал приблизительный возраст мужчины, надёжно замаскированный годами асоциальной жизни.

Автобусы в такой час наверняка ходили с большими интервалами, а сидеть на холодных досках скамейки было зябко. Я встал и вгляделся в дрожащую огнями тревожную даль дороги назло слепящему свету фар пробегающего мимо транспорта. Стремление поскорее оказаться в тёплом салоне автобуса навлекло меня на мысль, что вся прежняя жизнь состояла из подобных ожиданий чего-то нужного, но оно, приходя, рождало в лучшем случае лишь новую надежду, отчего я везде и всегда ощущал себя потерявшим дорогу странником. Как выяснилось, бесконечная череда предвкушений вместе с нарастающим чувством неприкаянной тоски оказались симптомами интуитивного поиска дороги домой, встав на которую уже не свернуть.

Услышав приближающийся мерный стук по асфальту, я оглянулся и увидел подошедшего бродягу с потемневшим сучковатым посохом в руке. Его мутный, но в то же время пронзительный взгляд стал внимательно изучать моё лицо, словно силясь распознать в нём знакомые черты.

– Чем могу служить? – учтиво осведомился я.

– Хотел попросить немного мелочи на хлеб, если есть возможность поделиться, – сказал он и виновато опустил глаза.

Порывшись в карманах, я нашёл металлические монеты разного достоинства, сложил их стопкой и положил на ладонь протянутой руки. Довольный уловом, бродяга ловко спрятал деньги в один из отсеков безразмерной брезентовой куртки, сунул клюку под мышку и без дополнительной точки опоры, заметно прихрамывая, поплёлся в сторону тусклой вывески супермаркета.

– Закрыт магазин, судя по всему, – крикнул я ему вслед и сразу об этом пожалел, памятуя ту лёгкость, с которой начинал долгие уличные разговоры.

– Тьфу ты! – вырвалось у него. – Где же можно купить хлеб?

Ответить по существу я не мог, так как сам плохо ориентировался в малознакомой части города, поэтому озвучил первое пришедшее в голову соображение:

– К центру продвигайтесь, там много круглосуточных торговых точек.

– Надо попробовать продвинуться, – едва заметно ухмыльнулся он в усы, возвращаясь на остановку. – Правда, утомился я порядком.

– Весь день на ногах? – поинтересовался я скорее из вежливости.

– Я почти всегда на ногах, когда не сплю. Странствую вот уже третий год. Можно сказать, бросил всё и отправился путешествовать. Надоело лицемерить и обманывать самого себя, чтобы казаться не хуже остальных. Пропади, думаю, ваши дурацкие правила пропадом! – он махнул рукой и стал стаскивать с плеч рюкзак.

– Зато теперь, когда вы свободны от навязанных правил, не хватает на хлеб, – машинально констатировал я без намёка на осуждение.

– Это пустяки, сущая мелочь по сравнению с проживанием чужой жизни. Большинство людей как-то привыкают, втягиваются в общепринятый формат, а мне, знаете, противно изображать из себя кого-то другого, – он достал из рюкзака пластиковую бутылку, свинтил крышку, сделал несколько глотков из горлышка и, отдышавшись, продолжил. – Но хуже всего потерять мечту и, покорно смирившись, мучиться до самой смерти.

– Красиво излагаете, – вслух заметил я, ничуть не удивившись виденному много раз несоответствию внешнего облика внутреннему содержанию.

– Получил неплохое образование, быстро дослужился до мелкой руководящей должности. Хотя кому интересны такие подробности, если даже у меня нет желания вспоминать о них. Ирония в том, что будь я сторожем или дворником с низким интеллектом, то обманутый своим невежеством вряд ли бы нашёл силы разорвать социальные путы. Но после того, как сам стал частью механизма обмана и принуждения, быстро понял его ненасытную сущность, убивающую лучшие душевные качества. И без преувеличения осмелюсь утверждать, что вырваться из лап этого монстра уже огромное счастье, несмотря на неустроенность, голод и холод, как плату за побег. Я, честно говоря, быстро освоился в новых обстоятельствах, подтвердив народную мудрость о не таком страшном чёрте, сколько его изображении. К тому же в некоторых городах, где я побывал, есть ночлежки для нашего брата, обеды бесплатные, одёжку раздают при церквах. Да и в целом мир не без добрых людей. Взять хоть вас, молодой человек.

Бродяга засунул бутылку обратно в рюкзак, заученным движением застегнул его и стал водружать на плечи.

– А что вы будете делать, если захвораете и потеряете возможность странствовать по городам и весям? – бесцеремонно осведомился я, добавив фразу «не дай бог, конечно».

– Сложно сказать, – заметно смутившись, пожал плечами бродяга. – Если повезёт, определят в какой-нибудь интернат, полечат.

– Опять в лапах монстра окажетесь.

– Куда деваться в безвыходной ситуации? – он развёл руками, едва не выронив клюку. – Начну, скорее всего, искать прибежище в Боге и если найду, будет не суть важно в каком состоянии и где пребывает моё одряхлевшее тело. Я ведь много ходил по церквям, часовням, даже в монастыре бывал, с верующими общался, они-то и навеяли мне эту мысль.

– Верная мысль, на мой взгляд. Я, к примеру, решил больше не откладывать в долгий ящик, и найти прибежище в Боге, до попадания в безвыходную ситуацию.

– Вам, молодой человек, ещё рановато беспокоиться о таких вещах. Успеете одряхлеть, не переживайте! – тоненько захихикал он. – Можно ещё пожить вволю, посмотреть мир, узнать массу новых интересных людей.

– Мир со всеми интересными людьми находится в Боге – где же ему ещё быть? А Бог находится в каждом из нас, что здорово облегчает встречу с Ним. Совсем не обязательно рыскать по миру в поисках чудесных впечатлений, если самое невероятное приключение заключается в познании себя.

– Наверное, так и есть, – вздохнул бродяга, приглаживая копну слипшихся волос пятернёй, – но, понимаете, мне до жути нравится просто идти, ощущая под ногами земную твердь, вдыхать полной грудью ветер полей, наполняясь его бодрящей свежестью и праздновать каждый новый день жизни.

Последние его слова были произнесены с видимым вдохновением и походили на исповедь опьяневшего от внезапной свободы невольника. Испытав подобие стыда за попытку поучать прямодушного человека, я подумал, что очарованный жизнью странник наверняка понимает свою уязвимость, но до последнего вздоха останется верным бродяжьей стезе. Даже из лучших побуждений бессмысленно жонглировать абстрактными понятиями о Боге перед тем, кто ещё не пресытился погоней за ускользающими впечатлениями. Стоит ли вообще кого-то исправлять, когда знаешь, что ничего ужасного не может произойти в принципе и сумасшедший божественный балаган воистину чудесное времяпрепровождение по дороге домой?

Тем временем к остановке подошёл автобус, смахивающий на освещённый аквариум, и с шипением отворил двери.

– Поехали вместе. Покажу, где вам можно купить хлеб и переночевать, – легонько подтолкнул я его к ступенькам в салон.

Явно тронутый моим участием, бродяга, тем не менее, отрицательно покачал головой, оставшись стоять на месте. Без дополнительных призывов к нему, я в два прыжка вскочил в тёплое нутро автобуса, прекращая вмешиваться в ход вещей и смиренно подчиняясь силе, которая постоянно воссоздаёт и разрушает видимый мир, развлекаясь через его обитателей таким захватывающим приключением, как проживание на планете Земля. Кроме этой могучей силы в реальности никогда ничего не существовало, она не могла причинить вред самой себе, отчего мне было спокойно и радостно за тех, кто как казалось, испытывает тяготы. Я знал, что близок момент, когда их сон завершится, и они очнутся в естественной для себя атмосфере беспримесного счастья, где отсутствуют понятия о проблемах.

Была глубокая ночь, когда мне наконец-то удалось перешагнуть порог своей квартиры и тихонько, дабы не будить Ольгу, пробраться на кухню. Спать не хотелось совсем, хоть в теле и чувствовалась приятная усталость. Чтобы внешне выглядеть отдохнувшим и свежим в первый после отпуска рабочий день, наверняка следовало забыться сном, пусть даже часа на три. Однако я наполнил под краном чайник, поставил его на огонь и сел у стола, слушая причудливые стенания нагревающейся воды. Казалось, она выражала недовольство участью пленницы в темнице металлического сосуда, убежать из которого было невозможно. Вспыхнувшее пламя многократно усиливало её мучения, пробуждая перерастающую в агонию панику. Но чем интенсивнее становились страдания и громче стоны, тем больше молекул воды вырывалось на свободу, которая ждала всю жидкость в чайнике после полного закипания.

Как часто бывает ночною порой, разыгрался аппетит и я, повинуясь капризу избалованного организма, сварганил себе внушительный бутерброд с сыром. У меня не хватило терпения дождаться, пока заварится чай, поэтому я начал с удовольствием уплетать его всухомятку. За окном застыли тёмные исполины соседних домов, и только мерцание света в отдельных квартирах напоминало об обитаемости многоэтажных строений. Кто-то из жильцов спал, кто-то полуночничал, но и те и другие видели сны. В свою очередь, размышляя о людях в близлежащих зданиях, я сам грезил наяву, загромождая собственное сновидение спорными умозаключениями. И что интересно, с осознанием иллюзорности окружающего мира, существующего только в моём уме, я стал нежнее относиться ко всем его проявлениям. И пускай пленительные образы Ольги и Лиды бесследно исчезнут с последней перевёрнутой страницей сказки – глупо печалиться о миражах, даже самых прекрасных. Напротив, я рад их волнующему присутствию в закрученном сюжете сновидения и восхищён тем, как они мастерски будоражили мои чувства с единственной в конечном итоге целью – напомнить о счастливом конце всякой сказочной истории.