Отряд

Вот так разные большие и малые обстоятельства начали путаться под ногами и ломать все предварительные планы и расчёты. Я терпеть этого не мог и с трудом скрывал раздражение, поскольку время поджимало, и буквально на ходу приходилось импровизировать.

Подошедшим новичкам я коротко объяснил суть предстоящей процедуры. Они сделали вид, что поверили и не стали возражать. Сам двухминутный сеанс обработки прошёл для каждого из них неощутимо и непонятно, единственно, что их удивило – это фантастический калейдоскоп фракталов в голове.

– Вот и всё, сказал я, убирая «композитор» в кофр, – теперь вы получили личную защиту и стали носителями тайны государственной важности. Разглашение её будет иметь для вас самые серьёзные последствия. Обратите внимание, я не беру с вас никаких расписок и подписок, поскольку не имею отношение к особому отделу. Но в случае утечки сведений должные радикальные меры по отношению к вам будут приняты незамедлительно.

– Честно говоря, я ничего не понял, – разочарованно протянул Поддубный, – что произошло то?

– А, вот что, – я достал пистолет, снял с предохранителя, взвёл и по два раза выстрелил в каждого.

– О-а-а-кх! – коротко прохрипел Евгений с выпученными глазами. Секундой позже в них появилось понимание. Он рванул одежду, ощупал себя и осмотрел ошалевших друзей. Потом резко повернулся и в его взгляде плескался ВОПРОС.

– Да, да. Теперь вы тоже неуязвимы для любого летающего металла. Это и есть тот самый секрет.

Через полминуты на выстрелы сбежались все с оружием наизготовку.

– Всё в порядке, братцы. Познакомьтесь, это наши новые бойцы, так сказать, юнги с испытательным сроком. Обещали не стать обузой и говорят, что умеют воевать. Придётся поверить на слово. Новички, представьтесь.

– «Ополь», – кивнул головой Поддубный.

– «Динго», – подал голос оператор.

– «Тула», – пробасил водитель.

Я снова взял слово:

– Теперь это ваши имена. Никаких Женей и Колей. Дитрих выдай им форму из запаса, я знаю ты ещё в Ростове заначил. Не жмись. Нам всё равно свою камуфлу во век не сносить. Ополь, возьми трофейную снайперку и патроны к ней. Динго, ты пока без личного оружия, возьми АГС. Ну, а тебе, Тула, пока гранаты, нож и сапёрная лопатка. Теперь всех касается, выступаем через пятнадцать минут.

Перед выездом я включил спецсвязь:

– Бор вызывает Валета.

– Здесь Валет. Семьдесят четыре.

– Двадцать три. Что слышно по нашему выходу?

– Известны лишь общие результаты. По данным со спутника и агентуры. Предварительно в краснолиманской группировке противника безвозвратные потери составили свыше шестидесяти процентов состава, из выживших половина раненых и обожженных. Уничтожено свыше девяноста процентов техники, тяжёлого вооружения, боеприпасов, топлива и снаряжения. Теперь за Донцом волнуется обезоруженная неуправляемая обозлённая толпа в полторы тысячи раненых, голодных и перепуганных типов. Небывалая удача. Поздравляю.

– Спасибо за информацию. Нам нужно пополнить боекомплект, кое-какое оружие, топливо, запасы воды и сухпая.

– Запоминайте адрес. Улица Золочевского. Промзона. Вас там встретят. Пароль тот же.

8-00. Улица Золочевского закончилась тупиком. От площадки в конце дороги направо в прилегающий лесок отходила слабо накатанная грунтовка, а слева в глухом бетонном заборе, виднелись поржавевшие железные ворота, возле которых стоял мужик в джинсах и клетчатой рубахе и махал нам рукой:

– Привет от Валета. Здравия желаю.

– Тридцать пять, – назвал я начало пароля.

– Шестьдесят два, – ответил мужик и распахнул ворота.

По его указанию наши машины развернулись и задом подъехали к грузовому пандусу одного из складов. Я передал «клетчатому» список необходимого пополнения, в том числе и оружие для новичков, и он скрылся в глубине склада. Спустя четверть часа в приоткрытой двери появились четверо в синих комбинезонах, осмотрелись и начали подтаскивать к краю платформы ящики, коробки и упаковки. Когда груз распределили по машинам, я мысленно похвалил себя за приобретение «крузака» корреспондентов. В него мы втиснули всё второстепенное барахло и продукты, оставив в боевых машинах только оружие и боеприпасы.

У дальнего края двора торчали заправочные колонки, из которых мы заправили полные баки. На выезде я расписался в накладных и актах приёма-передачи. Выехав из ворот, наша колонна пересекла асфальт и по грунтовой дороге углубилась в лесок.

Грунтовка закончилась туристической площадкой с кострищем, брёвнами для сидения и столиком с примитивным навесом из грубого горбыля. Машины разошлись веером и встали. Мужики плотно перекусили,разобрались с оружием и боеприпасами, и я почти силой уложил всех спать, поскольку считал, что после ночного боя сразу гнать отряд в долгий и опасный рейд было крайне неразумно. Поставив часового, я убедился, что всё в порядке и сам провалился в глубокий сон без сновидений.

Очнулся я в три часа пополудни от вибрации и писка рации спецсвязи. Я поднялся и включил приём.

– Валет вызывает Бора. Валет вызывает Бора.

– Здесь Бор. Пятьдесят пять.

– Сорок два. Извините, что разбудил.

– Вы что, подглядываете, что ли? – ухмыльнулся я.

– Ещё чего. Я и сам бы после такого боя придавил ухо минут триста. Теперь слушайте внимательно. Как я уже говорил, на западе сосредоточено крупное соединение в составе трёх тактических групп. Для усиления им приданы мехбат, танковая бригада, три воздушно-десантных, три аэромобильных бригады и головорезы нацгвардии. Среди них также замечены иностранные наёмники. Исключая танковые, артиллерийские и механизированные части, общая численность пехоты противника достигает 15 тысяч. Большая часть группировки сосредоточена в районе Барвинково и южнее. Меньшая группировка в Изюме, где в основном размещены склады боеприпасов, топлива, а также центры подготовки новобранцев. Основные силы рассредоточены вдоль магистрали. Против Горловки стоит группировка ВСУ численностью в 3 – 4 тысячи. Там же разместились батальон танковой бригады, мехбат, две тактические группы, спецназ и карательный батальон «Днепр». Это ещё 3 тысячи штыков. Далее на юг. Против Донецка сосредоточена группировка численностью до 7 тысяч бойцов. В том числе мехбат, сборная бригада нацгвардии и в резерве батальон всё той же танковой бригады. К тому же где-то там находятся основные силы карательного полка «Азов» числом до полутора тысяч. Так что, Бор держись. Противник у вас многочисленный и вооружённый до зубов. Голову зря не подставляйте. До связи.

Я убрал рацию и машинально проверил стоящие на зарядке аккумуляторы. Отошёл от машины, присел на поваленное дерево и задумался.

– Извини, Бор, не помешаю? – я оглянулся на подошедшего сбоку Поддубного, тоесть теперь уже Ополя.

– Нет. Присаживайся.

– Возможно, мой вопрос и неуместен, но скажи, вам не жалко людей, которых вы сегодня убили, ведь у них матери, жёны, дети?

– Типичный вопрос гуманитария.–И только потому, что он не показался мне хлюпиком, я передумал посылать его в пеший сексуальный поход, решив поставить точки над «ё». – По большому счёту именно сейчас это не имеет значения. Но, если ты так ставишь вопрос, давай разберёмся раз и навсегда, и не будем передёргивать. Безусловно, война – это весьма гнусное занятие, грязное и жестокое дело, но самое страшное, что оно естественное и… необходимое. По законам распределения Гаусса в любом обществе всегда в каждом поколении появляются социально крайние типажи: с одного края – экстремисты и живодёры, с другого – маргиналы и извращенцы. И, если общество мирно проживает два-три поколения, процент носителей таких крайностей становится закритическим. Исторически сложился механизм избавления общества от этого социального мусора – войны. Экстремисты взаимно уничтожаются, маргиналы и извращенцы не выживают и вымирают. К сожалению, в наше время в этот процесс вмешались общечеловеки и глобальные корпорации, мать их в паровоз. Используя методы НЛП, а также возможности СМИ, мировую паутину, искусство и тайные человеческие страсти, мировой олигархат стал ловко играть на этих инструментах, добиваясь своих корыстных целей. Главной их нынешней затеей стало перемешивание всех крайних порочных типажей с основным населением, что в мирное время в любом обществе неизменно вызывает общественный хаос, почему-то называемый толерантностью. Пользуясь новыми возможностями, мировые воротилы так наловчились промывать мозги оболваненному населению, что по своей прихоти получили возможность устраивать кризисы, войны, перевороты и революции, в ходе которых решали свои корыстные задачи. Вся беда оболваненных современных людей в том, что они сами, как покорные бараны, исполняют указания своих убийц, мучителей и палачей.

Теперь, что касается несчастных вдов и сирот, которые сегодня ночью появились и ещё появятся на Украине. Дело в том, что с точки зрения травы и корова хищник. Погибшие сегодня вояки сами добровольно избрали такую судьбу. Как только украинцы бросили в избирательные урны бюллетени за нынешнюю фашистскую киевскую хунту, они стали живыми мертвецами, поскольку не только приняли на себя ответственность за преступления этих мерзавцев, но и добровольно согласились стать пушечным мясом. А киевские заправилы, отлично зная, что их власть преступна, не остановятся ни перед чем, чтобы создать общественный хаос и в том мутном болоте замести следы своих преступлений. Проще всего и дешевле это сделать, развязав гражданскую войну и стравив население на национальной или религиозной почве. Тебе Ополь, как никому известно, как изменились современные украинцы, и горожане, и последняя деревенщина. Все они вдруг искренне возненавидели всё русское и самих русских. Причём эта ненависть истая, поднявшаяся из самых тёмных и потаённых глубин души, и вызвавшая отчаянный восторг. Помнишь, как у Высоцкого: «…чую с гибельным восторгом, пропадаю, пропадаю…». И теперь на Украине самой главной жизненной мотивацией стал девиз: «убей в себе русского». А я бы добавил, и не только в себе. И именно с этим лозунгом украинские матери, со слезами, крестя в след, отправили своих сыновей убивать женщин, детей и стариков Донбасса. А ведь ещё в святом писании сказано: «…по делам аз воздам…». Пришли убивать, получите той же мерой.

– Логично и во многом правильно, но жестоко, Бор. К этому надо привыкнуть.

– Только дураки думают, что в жизни есть единственный смысл. Надеюсь, ты так не думаешь, Ополь, или уже, Евгений? Ещё не поздно дать задний ход. Можете остаться. А мы пойдём дальше вершить справедливость, бороться с убийцами и карателями и принуждать обезумевших укров к миру.

– Да, ты что, Бор! Как ты мог так о нас подумать? Но вам проще, вы военные профи, а мне надо сознание поломать.

– Так зачем мучиться? Поезжайте в Донецк снимать репортажи из прифронтового города.

– Ты опять неправильно понял. Я и мои ребята уже всё решили и решений менять не собираемся. Пойду готовиться. Надо с винтовкой и автоматом разобраться, патроны подготовить.

Он ушёл, а я улыбнулся, подумав, что, как и мы, этот благополучный огурец разозлился на жизнь и начал потихоньку обрастать колючками, становясь кактусом. Закончив заполнять боевой журнал,яопять задумался о предстоящем рейде и очнулся от лёгкого толчка в плечо:

– Время, командир, 16-30.

В лагере все уже приготовились к выходу. Машины загружены, и люди только ждали команды.

– Внимание всем. Строиться!

Я не стал устраивать показуху с «равняйсь, смирно», и начал инструктаж: