Воля над Хаосом

«Четвертая политическая теория не может быть дана нам сама собой. Она может возникнуть, а может и не возникнуть»[72 - А.Г. Дугин. Четвертая политическая теория. СПб., «Амфора», 2009.].

Четвертая политическая теория мыслится Дугиным как реакция волюнтаристского типа:

«…отправной точкой этой идеологии – возможной, но не гарантированной, не фатальной, не предопределенной, проистекающей из свободной воли человека, из его духа, а не из безличных исторических процессов – является именно отрицание самой сущности Постмодерна»[73 - Там же.].

Поиски Четвертой политической теории показательны: три теории завершились, а четвертая не обнаруживается. Четвертая политическая теория должна быть совершенно иной, нежели предыдущие три, полностью исчерпавшие прежнее концептуальное поле. Подобно любому «четвертому действию» эта теория (точнее, концепция – до теории еще нужно совершить несколько шагов) должна опираться на совершенно иные основания, нежели предыдущие три. Главное отличие – она должна задавать не систему правил, а принцип создания правил.

Четвертая теория не может быть ни синтезом, ни синкрезисом трех других. Она может быть только транстезисом. Речь идет о непредо-пределенном действии, которое может стать основой волюнтаристского проекта. По сути, это одна из формулировок Перехода к Иному.

4.2. В знаменитом тезисе старца Филофея «два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти» есть два аспекта – реальный, естественный «а четвертому не быти», и неявный, сверхестественный – как построить то, чему «не быти». Главным становится вопрос не о том, как что-то развить и выявить потенции, а как создать то, чего нет и чего быть не может. Эта задача не лежит в русле естественного развития, когда стадия следует за стадией. Третий Рим действительно пал, и его восстановление осуществимо лишь вопреки господствующему процессу секуляризации – не как возврат, а как скачок «сквозь», трансдействие.

Четвертый Рим – это не очередная сверхдержава, пусть даже и теократическая. Четвертый Рим не является результатом перемещения центра христианской империи в пространстве, как это было со Вторым, а затем с Третьим Римом. Четвертый Рим возникает «из ниоткуда», вопреки законам и трендам. Он возвышается над противоречием Бытия и несуществования. Четвертому Риму «не быть» в обусловленной реальности, значит, его можно создать только «оттуда», из необусловленности, из активного творящего «ничто». Породить нечто Иное по отношению к процессам, развертывавшимся ранее. Четвертый Рим, которому «не быти», – фундаментальный образ Иного, не предусмотренного ни Культурой, ни историей. Он может состояться, а может и нет. Он ни из чего не проистекает. То, чему «не быти», – выход за рамки принудительной обусловленности гарантированных процессов.

Четвертый Рим – это не проект. Это символ выхода за рамки, преодоления каузальной обусловленности, в том числе и фатальной цикличности, которой подвержено все живое. Преодоление «не быти» означает отмену фатальности, шаг к пробуждению той свободы, которая кроется в глубине сознания. Свободы, которая равнозначна Воле.

Четвертый Рим суммирует в себе все характеристики четверицы: он и завершение большого периода человеческой истории, и переход к новой эпохе, и создание Иного, и свершение Невозможного. Четверка, переходящая в Иное…

4.3. Иное. Тема Иного постепенно становится все более обсуждаемой, и явно, и подспудно: «черные лебеди» Талеба[74 - Н. Талеб. Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. М., Азбука-Аттикус, 2012.], «дикие карты» Переслегина[75 - С. Переслегин, Е. Переслегина. «Дикие карты» будущего. Форс-мажор для человечества. М., Алгоритм, 2014.], «нереальные драконы» Дацюка[76 - С. Дацюк. «Черные лебеди» и «Нереальные драконы». http://hvylya.net/ analytics/society/sergey-datsyuk-chernyie-lebedi-i-nerealnyie-drakonyi.html] – предчувствие Иного, того, чего нет и не может быть, но того, что время от времени вторгается в регулярную жизнь.

Этой теме посвящена книга В.А. НИКИТИНА и Ю.В. ЧУДНОВСКОГО «Основание иного», в которой они пишут:

«Мы различаем другое и иное. Другое – это то, что продолжает уже известные ряды: другой мобильный телефон, другой автомобиль, другая одежда. Иное — это то, что не вписывается ни в какие из всех известных рядов и закономерностей. И только иное в нашем представлении может быть основанием для будущего.

Иное – это то, что представляется невозможным или странным в нашем привычном описании мира, и мы не знаем, в ряд каких известных явлений его включить»[77 - В.А Никитин, Ю.В. Чудновский. Основание иного. К., Оптима, 2011.].

С. ДАЦЮК комментирует:

«В своей книге «Основание иного» Владимир Никитин и Юрий Чудновский предлагают следующие подходы: 1) будущее иное, нежели настоящее; 2) ростки (эмбрионы) будущего есть в настоящем (страница 16); 3) эти ростки можно разглядеть из позиции основателя и прорастить (страница 27); 4) прошлое, настоящее и будущее не едины и не единственны, то есть иное множественно и всегда существует до своего воплощения;

5) будущее возникает как иное в момент отказа от прошлого как выбор варианта иного в настоящем (страницы 72–73)»[78 - С.А. Дацюк. Как возможно основание иного? В: «Украшська правда» 16.07.2011.http://blogs.pravda.com.ua/authors/datsuk/4e2136952e7f0/view_print/].

Иное не является результатом последовательного развития или трансформации наличного состояния. Переход не к следующему, а к Иному лежит в основе историопластики. Есть источник и «движущая сила» перехода к Иному – свободная творящая и ничем не обусловленная Воля. Воля не как произвол (который на самом деле является лишь подчинением текущим желаниям), а как творческая активность, создающая новые формы не спонтанно и не по правилам, а из точки порождения правил.

4.4. Не может быть теории порождения Иного: Иному можно лишь дать имя. Технологии порождения Иного – это не технологии строительства здания из известных кирпичиков, но последовательное порождение задач и их решений, начиная с актов сознания и заканчивая формами социально-политической организации. Вначале стоит задача: как породить нечто из ничего: не построить из проявленных (и потому принудительных для сознания) форм, а развернуть это нечто из чистых смыслов, эйдосов, еще не превратившихся в видимые формы. Или, другими словами – как организовать целенаправленное поведение без мотивации.

Расширяя сферу этого вопроса на организованные сообщества, мы приходим к следующей формулировке: как организовать работу группы, организации, корпорации, опираясь не на правила, а на прямое развертывание смыслов, порождающих задачи. А далее – как организовать жизнь государства и надгосударственных структур, опираясь не на законы, а на прямое волевое действие. Как перейти к тому особому существованию, из которого творятся осмысленные формы.

Нельзя создать Иное из наличных элементов. Иное проявляется в трансформации наличного. Иное вначале неуловимо, оно кажется продолжением каких-либо прежних линий. Прежние линии переистолковываются и наполняются новым смыслом. Это уже иные формы, лишь притворяющиеся старыми. Но если Иное ограничится лишь неявным воздействием на видимые формы, то в фазе неизбежного ослабления ему не на что будет опереться. Внешние формы навяжут свое. Поэтому для своего поддержания Иное должно создать и новые формы.

4.5. Позиция-За и позиция-Над. Позиция-За[79 - В.А Никитин, Ю.В. Чудновский. Основание иного. К., Оптима, 2011.] – совершить переход к чему-то Иному. Но это Иное может стать таким же принудительным и обусловливающим, как и существующее. Позиция-Над – осуществить переход к позиции, из которой создаются варианты существующего, возможного и невозможного. Позиция-Над – это то гнездо, из которого прилетают «черные лебеди».

Складывается уникальная ситуация, предоставляющая возможности для волюнтаристского скачка:

– тема Иного, тема рождающей бездны;

– новое понимание сознания как отдельного мира, а не только «отражения реальности»;

– идеи историопластики;

– стремление России сохранить свое существование и найти для себя сверхзадачу;

– осознание низшими этажами человеческого бытия необходимости для своего выживания наличия высших этажей;

– опыт целенаправленных отклонений от автоматики истории;

– разрабатываемые многими авторами основы конструирования будущего;

– осознание пределов непротиворечивого воспроизведения Мира в существующих моделях и реальное переживание огромности бытия, с которой сталкивается современная Культура, хотя и оттесняемая на периферию Технологиями.

Иное упраздняет фатальную неизбежность многих сюжетов. В истории несложно выделить череду событий, протекающих по стандартному сценарию. Одна из фатальностей – сюжет построения Вавилонской Башни. На наших глазах возводится Вторая Вавилонская Башня – стремительное развитие знаний, перешедшее в стремительное развитие технологий. Однако религиозное и философское осмысление как самого этого процесса, так и глубинных ценностей, лежащих в его основе, столь же стремительно ослабевают. Осмысление требует радикального изменения и мыслительных средств, и онтологических оснований.

Когда возникает идея создания «того, чему не бывать», нужно задуматься о технологиях создания того, что не проистекает из предыдущей истории. О технологиях создания Иного – того, чего нет даже в зародыше. О трансгрессивных технологиях.

4.6. Иное, За, Над, трансгрессия. Трансгрессивный скачок в Иное проходит над пропастью, порождающей Иное. Эта пропасть – место обитания Воли, творящей нечто из субстанции Сознания. Но этой возможности отведено ограниченное время. Ограниченное десятилетиями, что не мало, но отнюдь не столетиями. В противном случае: крушение Второй Вавилонской Башни Технологий, падение белой христианской цивилизации, остановка техногенеза. Героический бросок модерна окажется безуспешным. Носители такой воли, естественно, действуют в религиозном измерении, поскольку проблематика свободы – это чисто религиозная проблематика.

Глава 5

Воля и хаос

Инстанция Над — это место обитания и действия Воли. Вводя рассуждения о Воле в контекст социокультурного проектирования нужно разобраться с пониманием этого концепта[80 - См. О.Г. Бахтияров. Активное сознание. М., Рипол-Классик, 2015;О.Г. Бахтияров. Технологии свободы. М., Рипол-Классик, 2015.].

5.1. Слово «Воля», как и всякое другое понятие, объемно и многоэтажно. На нижних этажах обыденной жизни – это «стиснутые зубы». Волевой человек – человек, способный преодолеть сопротивления, слабости и желания. На высших этажах Сознания Воля предстает как ничем не обусловленная целе- и смыслопорождающая активность. В обыденном понимании воли как «стиснутых зубов» просвечивается лишь ее высший смысл – «ничем не обусловленная…». Проекция воли в социально и культурно обусловленном мире означает «необусловленность текущими обстоятельствами»: решение, принятое за пределами актуальной ситуации, выполняется даже в том случае, если оно противоречит всем наличным обусловленностям. На следующих этажах воля – это действие, не обусловленное мотивациями, системами представлений, строением сознания. И, наконец, предельное понимание воли – порождающая активность, у которой нет оснований, способность действовать и порождать цели и смыслы из себя, без внешней причины. Активность, к которой применимы слова о свободе воли и которая открывается только ясному сознанию, реальность, которая выше языка, мотиваций и усилий. Это и есть самое ценное достояние человека, Воля с большой буквы. Все остальные ценности несут на себе отблеск Воли.

О воле можно рассуждать как о понятии, как конструкте и как реальности. Говоря о воле как понятии, мы погрузимся в длинный спор о словах, поскольку речь пойдет об уточнении, в каком смысле мы о воле говорим – воля в бытовом понимании как преодоление сопротивления, воля в психологическом смысле как способность управления психическими процессами и выбором альтернатив, или Воля в метафизическом контексте как ничем не обусловленная целе- и смыслопорождающая активность. О свободной воле мы можем говорить только в этом, метафизическом аспекте – о действии вне обусловленности. Но это уже разговор не о словах, а о реальности – слова приспособлены для обусловленного мира. Идея свободной воли присутствует в культуре как некоторый идеал. Его либо относят к чему-то трансцендентному – представление о Первопричине, Causa sui, либо отрицают ее наличие, либо констатируют ее следы в психической жизни и по этим следам восстанавливают то, что оставило след, стремясь достичь реального состояния свободы воли. Выбор позиции по отношению к свободной Воле – ее наличию и достижимости – это не «теорема», это «аксиома».

Внутренняя свобода и потребность в ясном понимании не культивируются в современных обществах. Общество должно быть управляемо и состоять из людей, принимающих обусловленность своих желаний, мотиваций и решений организованным множеством социальных факторов как естественную данность. Представление о свободной воле как реальности тщательно изгоняется, подкрепляясь и философскими, и нейрофизиологическими дискурсами. Свободными и сильными людьми нельзя управлять посредством манипуляций, а христианский контекст, который только и дает представление об организованной жизни людей с пробужденной волей и ясным пониманием Бытия, уже достаточно давно отброшен на общественную периферию.

Волевой фактор всегда был определяющим у некоторых людей, но редко институализировался. Поскольку в обыденной жизни под волей понимается лишь настойчивость в достижении своих целей, обусловленных страстями или внешними факторами, слова о «ничем не обусловленной активности» понимаются как утверждение примата Хаоса над законами. Воля обычно спит. Мы знаем, что она есть, что все структуры нашего сознания и все взаимодействия с природой, социумом и людьми порождены ею, но она спит, и управление поведением переходит в ведение нормативов и правил. Пробуждение же Воли означает позицию, еще более удаленную от Хаоса, чем правила. Воля порождает смыслы, действует через смыслы, разворачивает смыслы в проявленные и осязаемые формы.

Волевой акт осуществляется не как ответ на текущие обстоятельства, а как акт их преобразования в соответствие с поставленной целью. Волевой акт не является насилием, искажающим природу обстоятельств, в которых он реализуется. Волевое действие направлено на живую организмическую реальность – спонтанные процессы и осуществляющих ее акторов при сохранении их идентичности.

В отличие от волевого, рациональное действие в отношении организмической (биологической, культурной, цивилизационной) реальности предполагает ее расчленение на управляемые части, их насильственное сведение в новые структуры – вначале концептуальное, а потом, неизбежно, и реальное. Рациональный анализ неизбежно упрощает реальность, разрушает невидимые взаимосвязи, превращает различающиеся части в одинаковые, не создает новое, а комбинирует эти части, превращенные в камни для новой постройки.

Рациональное находится под жизнью и потому замещает жизнь механической копией, а Воля – над жизнью и потому усиливает живое и превращает его в новые формы, не покушаясь на идентичность организмов.

Поскольку опыт Воли для современного человека редок, нужно составить краткую концептуальную схему, позволяющую говорить об этой теме. Все, что мы знаем о себе, человеке и Мире, есть опыт Сознания. Восприятие, память, мышление, намерения – это акты сознания. Естественно понимать Сознание как нелокальный мир, столь же реальный, как и то, что имеется в виду под реальностью, противопоставляемой Сознанию. В Сознании можно обнаружить аспекты и принудительности, и свободы. Наличие слоя свободы подтверждается и многочисленными практиками в традиционных и в некоторых современных системах работы с Сознанием, и спонтанным опытом отдельных людей. Это опыт столь же очевидный и непреложный, как и любое строгое доказательство.

Наличие свободной воли – один из христианских постулатов. В сложном и многомерном символе Грехопадения есть один аспект – подчинение свободной воли действию внешних факторов, «запретному плоду», приносящему «познание добра и зла» извне, принудительно, а значит, и искажающему этой принудительностью понимание добра и зла, свойственное свободной воле. Только пережив ничем не обусловленную свободу, можно понять, что такое ответственность. Но в обычной жизни человек сталкивается с почти полным подчинением тому, что действует на Сознание извне. Осознавшие двойственность основ Сознания (свободу, с одной стороны, и, как ее альтернативу, подчинение внешним факторам, с другой) и выбирающие в качестве ведущей ценности не согласие с принудительностью, а свободу, стремятся к пробуждению своей воли.

Опыт пробуждения Воли, спонтанный или обретаемый в ходе ряда психотехнических практик, нельзя игнорировать, особенно, когда речь заходит об особой позиции-Над, которую надлежит занять, чтобы управлять историопластикой. Этот опыт ведет к противопоставлению областей сознания, обусловленных вне-сознательными факторами, и областей необусловленной свободы. Когда становится очевидным наличие полюса свободы в Сознании, обычная жизнь представляется некоторым искажением – не Воля организует Сознание, а нечто Иное, не являющееся Сознанием. Это Иное двояко: с одной стороны, это Культура, с другой – то Иное, что раньше носило имя «материя». Поскольку современное употребление этого термина, позволяющее оперировать такими понятиями, как «строение материи» или «эволюция материи», фактически устранило понимание материи как внешнего и непостижимого фактора, нужно ввести новое слово, обозначающее источник внешней принудительности. Будем называть этот внешний фактор принудительности – Тьмой Кромешной. Тьмой, поскольку мы ничего не можем сказать о том, что это такое вне его отражений в Сознании, кроме того, что это вещь-в-себе, а точнее, Мир-в-себе.

Кромешной — поскольку эта реальность находится вне Сознания, существует кроме Сознания.

Тьма Кромешная (ТК) действует на Сознание, порождая его содержания. Пока Воля дремлет, феноменальный, наблюдаемый нами Мир двойственен по своей природе: с одной стороны, за ним стоят «вещи-в-себе», непредставимые и невыразимые, с другой стороны, форма их представленности определяется строением Сознания.

5.2. Феноменальный Мир – это расширяющееся пространство соприкосновения Сознания и ТК, пограничное образование, включающее в себя и Сознание, и ТК. ТК наступает, и Сознание создает первые защитные редуты стабильных форм (фигуры, гештальты), внутреннее строение которых уже не подвержено действию ТК. Введение фактора стабильности – это первое, чем Сознание утверждает свою активность в условиях практически полной обусловленности. Как реакция Сознание постоянно отражает обрушивающийся на него поток стимулов (обусловливающих факторов) и в этом отражении подчинено им. Как только одна из реакций «замораживается» в Сознании, она фактом своего существования вопреки изменившейся стимуляции уже выходит из-под власти обусловливания. Столкнувшись с почти тотальной обусловленностью внесознательными факторами, Сознание формирует (в пределах обусловленного слоя) противостоящие им способы работы.

Внесознательные факторы отражены в Сознании как динамичный и изменчивый поток недифференцированных ощущений. Если бы Сознание было только отражающей реальностью, то оно бы и исчерпывалось только этим хаотичным потоком. Первый заслон на пути тотальной обусловленности – превращение потока в стабильные формы, его гештальтизация[81 - Определение гештальта: Gestalt (нем.) – форма, образ, структура, целостная фигура, в которую оформляется восприятие того или иного объекта.]. Стабильная форма противостоит изменчивому потоку, отходит от обусловленности им, создавая неподвластные изменчивости постоянные, принадлежащие уже только Сознанию фигуры-гештальты. Так формируется аппарат психических или, шире, консциентальных функций, превращающий первичный, отражающий внесознательные стимулы поток в организованные формы, принадлежащие Сознанию и управляемые им. На уровне мышления этому соответствует категоризация, на уровне языка – ограниченный набор лексем, морфем и грамматических правил. Внесознательные факторы управляют только внешней стороной этих форм, но уже не проникают внутрь и не влияют на их стабильность. Гештальты, как и составленный из них феноменальный Мир, двойственны: с одной стороны, они – результат воздействия ТК на Сознание, и в этом и состоит аспект их принудительности; с другой стороны, они стабильны (и значит, относительно независимы от ТК), поскольку «внутренняя территория» гештальтов управляется смыслами, принадлежащими исключительно Сознанию.