Расовая непоследовательность оказалась также роковой. Расизм означал опору на расовую обусловленность в попытке выйти из обусловленности культурной (тогда говорили о социальной обусловленности, и марксизм принимал эту обусловленность за благо). Раса, в отличие от динамичной и подверженной циклическим взлетам и спадам культуры, постоянна и постоянно излучает свои характеристики вне циклической динамики. Для преодоления обусловленности культурой и понадобилась апелляция к расовому инварианту. Раса стабильна и длительна, осознанная опора на исходящую от нее жизненную силу позволяет преодолеть историческую фатальность.
В расе следует выделить жизнепорождающее ядро, и таким ядром в расовой доктрине НС стала нордическая раса. Нужно понять нордическую расу как вполне определенный конструкт, противопоставленный циклическим и стадиальным закономерностям. С представлением о нордической расе связан и концепт уникальности:
«…суть нордического человека, исходя из напряжения между ее полюсами – дисциплиной и свободой. Между этими двумя полюсами заключен весь диапазон развития нордической расы. Все, что не укладывается в этот диапазон, не принадлежит к нордическому типу»[62 - Генрих Гизельбуш. О нордической идее. Сб. Философия вождизма. Хрестоматия по вождеведению. Под ред. В.Б. Авдеева. Перев. с нем. А.М. Иванова. М., Белые альвы, 2006.].
Не надо путать жизнепорождающую расу и «высшую расу». Нордическая раса понималась как архетип вечного порождения, как «стволовые клетки» в расовом организме, из которых рождаются другие расовые элементы, транслирующие его вечную жизненность. Расовая концепция должна была вывести Германию из-под власти закономерностей культурных циклов.
А. РОЗЕНБЕРГ:
«Шпенглер не знает, он не видит, что расово-духовные силы формируют миры, а выдумывает абстрактные схемы, которым мы теперь должны подчиниться как «судьбе». Если последовательно продумать до конца, это блестяще представленное учение отрицает расу, личность, собственную ценность, любой способствующий развитию культуры импульс, одним словом, «сердце сердца» германского человека»[63 - А. Розенберг. Миф ХХ века. Shildex, Tallinn, 1998.].
Но немецкое общество (как и все остальные общества) строилось не вокруг расы, а вокруг культурного феномена – этноса. Уступка этой реальности не позволила удержаться на расовых позициях. Культура победила расу.
Это было почти неизбежно. Проект должен себя как-то обезопасить, не допустить растворения в фатальном историческом потоке. Отсюда и идеи избранности нации, и планы ее господства – механизмы сохранения проекта на протяжении столетий. А самые сильные методы сохранения своей обособленности – это противопоставление господства – подчинения. Тут разрыв идеализма создателей НС-доктрины (гордая нордическая раса) и его отражения в политической практике (гипертрофированный вождизм) становится очевидным. Собственно, все преступления режима проистекали из необходимости сохранить главную идею и ее фундаментальную основу от растворения в тривиальном ходе истории. Но долго противиться энтропии невозможно и позиция-Над не была найдена.
После победы НС-революции в Германии столкнулись две реальности – реальность революции, экстремального действия и реальность регулярных социальных форм – армии, экономики и т. д. В самой структуре НС-государства это противопоставление было реализовано в виде движения штурмовиков и возникающих регулярных форм (СС, СД). Руководство НС могло солидаризироваться либо с революцией, либо с регулярностью, но должно было преодолеть «или-или» и стать «над». Уничтожение верхушки штурмовых отрядов и социалистической составляющей НС, друзей Гитлера – Рема и Штрассера, означало возвращение НС в пространство, в котором действуют обычные силы. Это трудно было бы назвать ошибкой для обычной политической задачи (никто еще не нашел методологию сочетания столь противоречивых сил), но для НС-проекта это был отказ от мета-элитного подхода, а значит, и потенциальной позиции-Над.
Итогом, по словам И. Ильина, стали: безрелигиозность, тоталитаризм как постоянный и якобы идеальный строй, партийная монополия, крайности национализма, идолопоклоннический цезаризм[64 - И.А. Ильин. О фашизме. В: «Наши задачи», М., Айрис-пресс, 2008, т. 1, с. 109–112.]. К этой позиции в своих мемуарах близок и А. Розенберг:
«Фанатизм одержал победу над идеей. Потребуется много времени, прежде чем идея в чистом виде вновь сможет возродиться на развалинах Рейха»[65 - А. Розенберг. Мемуары. С комментариями С. Ланга и Э. фон Шенка. Харьков, ООО «ДИВ», 2005.].
3.2.4. Проекция НС-проекта на Россию. В логике историопластики переход к НС-проекту был бы естественным, но он уже был реализован в своей начальной фазе в Германии со всеми сопутствующими искажениями. «Русский фашизм» в идеалистическом варианте состоялся в определенном сообществе русских интеллектуалов и пассионариев. Он не стал всеохватывающим явлением, не стал фактом социальной реальности, но отложился в «придонном слое» русской культуры так же, как и имперский, старообрядческий и советский культурные пласты. Далеко не все использовали этот термин, но некоторые говорили об этом прямо.
Д.Д. ВАСИЛЬЕВ, основатель «Памяти»:
«…черная сотня – народное ополчение, возглавляемое… монахами-чернецами… для меня это самое почетное название. Как и слово «фашист». Я люблю это слово – связка, единство, пучок. Я фашист, русский фашист, ничего в этом странного нет»[66 - И. Молотов. Черная дюжина. М., Центрполиграф, 2017.].
Во многом воспроизведение базовых идей и внешней стилистики НС объяснялось отсутствием развитых собственно русских экстремистских структур. Те, для кого советский режим был неприемлем, могли либо создавать новые идеологемы, либо пытаться адаптировать к русским реалиям идеологемы, возникшие и осуществившиеся вне России.
Интеллектуальные слои, ищущие иного, не коммунистического и не либерального варианта развития России, вынужденно моделировали несостоявшуюся реализацию иного проекта, выходя на его фундаментальные основания – доктрину Консервативной революции, еще не загрязненную в своем исходном виде последующими политическими искажениями. Поскольку весь массив консервативно-революционного проекта развернулся для активной части русского нелиберального сознания не последовательно, а сразу, одномоментно во всех своих аспектах, появилась возможность вычленения приемлемых и неприемлемых аспектов как исходных идеологем, так и их воплощения.
Интеллектуальное переживание фундаментальных НС-идей вне их исторического искаженного воплощения привело тем самым к исчерпанию всех посттрадиционных проектных вариантов. Все состоялось. Остался лишь четвертый проект.
3.3. Позитивные стороны либерального проекта. Либеральный проект представляется враждебным России, однако он завершается на наших глазах, и подобно тому, как мы извлекаем важные уроки из коммунистического и НС-проектов, ассимилируя их позитивные стороны, так же следует отстраненно посмотреть на либеральный проект и выделить из него ценные сегменты. Выделить не для заимствования, а для понимания тех позитивных аспектов, которые в искаженном и преувеличенном виде были в нем проявлены. Его позитивные стороны понятны: он сумел полноценно реализовать эффективную стимуляцию деятельности не в экстремальных, как НС и коммунизм, а в регулярных условиях.
Либеральный проект родился в христианском мире как его антитеза. В основе христианских цивилизаций лежало представление о глубоком искажении и человеческой природы, и мира. Это искажение требовало постоянных усилий по его, если не преодолению, то удержанию «в заданных пределах». Норма «в замысле о мире», а не в его фактичности.
Либеральный же проект основан на принятии фактичности не как искажения нормы, а как нормы. В этом его порочность и в этом же и его сила. Реализация либерального проекта не требует постоянного усилия по противодействию искажению. Силы направляются на развитие фактичности – фактичность становится равной самой себе. Трансцендентное не устраняется, а просто переводится в частную сферу, становится вариантом фактичности. Даже власть утрачивает свою трансцендентную составляющую и ориентируется только на земную деятельность. Устранение трансцендентного становится своего рода квазирелигией, но устранение не требует усилий – трансцендентное становится лишь одной из потребностей некоторых людей.
Принятие фактичности как нормы влечет за собой и принятие факта обусловленности сознания различными стимулами как нормы, и придание этой обусловленности характера квазирелигиозной ценности. Парадоксальным образом это называется «ценностями свободы», хотя правильнее было бы это назвать «ценностями подчинения разнообразию обусловливающих факторов». Свобода начинает пониматься как возможность выбора наиболее подходящего обусловливания из множества существующих. Расширение понимаемой таким образом свободы возможно лишь за счет расширения перечня допустимых обусловленностей – за счет роста разнообразия. Генерация разнообразия (но отнюдь не реальные результаты этой генерации) является одной из позитивных характеристик либерального проекта, но при этом иллюзия свободы поддерживается постоянным расширением числа все новых и новых обусловливающих факторов. Постоянный переход от одного обусловливающего фактора к другому и тем самым расширение их ассортимента создают иллюзию свободы. Но когда исчерпываются возможности для расширения культурно-легитимного разнообразия, тогда разнообразие расширяется за счет принятия в качестве нормы того, что было запретным ранее. Но даже сквозь эти искажения проглядывается их позитивный исток.
Два аспекта современных реализаций либеральных доктрин – мультикультурализм и права сексуальных меньшинств – могут рассматриваться как искаженная реализация некоего глобального проекта, направленного на освобождение сознания от власти определяющих условий. Одна из наиболее странных идей – самостоятельный выбор пола: ребенок должен воспитываться не как мальчик или девочка, а как существо неопределенного пола, которому еще только предстоит определиться со временем. Здесь есть искажающий фактор – ненависть к миру и его определенности, разрушающая эту определенность, но она не содержит в себе стремление выйти в ту неопределенную позицию в сознании, из которой такие фундаментальные определенности, как культура, язык, раса и пол, и создаются.
Признание прав меньшинств, отклоняющихся от антропологических и поведенческих нормативов европейской культуры, на реализацию своих особенностей ради горизонтального расширения разнообразия обусловленностей является искажением идеи конструктивного использования оснований качеств, разрушительных для культуры. Нужно различать основания и их извращенные реализации. Идея толерантности, т. е. терпимости не к основаниям отклонений от культурной нормы, а к самим отклонениям и их реализации уничтожает возможные позитивные направления такой реализации.
Конверсия девиантных качеств в приемлемые формы предполагает метавзгляд и метадействия. Этого не было и не могло быть в реальном либерализме, иначе он вынужден был бы отбросить свою посюстороннюю ориентацию.
Генерация разнообразия и есть основная заслуга либерализма. Но эта генерация станет позитивным фактором только при восстановлении культурной и религиозной вертикали, в противном случае она будет продолжать обслуживать деструктивные процессы.
Если коммунизм и национал-социализм были отклонением от либерального норматива, то сам либеральный норматив и, шире, европейская история Нового времени, которую часто и обозначают именем «модерн», есть отклонение от нормативов исторических циклов традиционных обществ, отклонение, направленное на Переход. Более того, мы можем утверждать/подозревать, что если не произойдет нового Отклонения от Отклонения, то европейское отклонение так же будет «исправлено», как были «исправлены» два отклонения от него. Это будет означать срыв Перехода.
Впрочем, носители либерального проекта ощущают свою частичность и недостаточность.
А. ОСТРОВСКИЙ:
«Резюме заключается в том, что Гитлер и Сталин поняли что-то гораздо глубже про устройство общества, чем мы предполагали. На протяжении без малого 25 лет, которые прошли с окончания Первой мировой войны, Запад, Европа решили, что люди хотят хорошей жизни, гедонистического образа жизни, благ, контрацептивов, потребления и так далее. Либеральные политики сказали: «Мы дадим вам хорошую жизнь», на что те сказали, что человек устроен по-другому, что человеку, кроме всего этого, еще нужна идея, нужна борьба, нужен героизм, нужен патриотизм. И когда Гитлер и Сталин сказали: «Мы дадим вам не благополучие и тихую семейную жизнь, а то, ради чего жить. У вас будут страдания, у вас будет борьба, у вас будет ярость», к их ногам пали миллионы людей»[67 - https://echo.msk.ru/blog/open_russia/1934342-echo/].
Отклонение от исторических нормативов было естественным только для белых христианских обществ. Все остальные общества – традиционны. Христианская культура создала фундаментальные предпосылки для Отклонения, постулируя личность как отдельную самостоятельную реальность. Борьба с идеями реинкарнации символически отражала это понимание особой, возникшей после Пришествия Спасителя, реальности.
3.4. Советский проект подарил опыт управления развитием сложного социального организма вне правил, который может служить первым шагом к позиции-Над и опыт соприкосновения с Бездной; НС-проект – идею управления антропологической эволюцией и особый опыт организации опричных сообществ; либеральный – генерацию разнообразия. Но они же выявили и механизмы искажения больших Проектов. Искаженная реальность раз за разом вытесняла начальный идеализм, подчиняя его себе.
Для современной России эти три одинаково внешние и чужие формы могут войти в состав того сырья, из которого можно вырастить собственный волюнтаристский проект. Но именно сырья, а не смешения трех форм.
Россия дважды выявила ложь больших идеологий – коммунистической и либеральной. Ложь демократии видна в США, замаскирована в Европе, почти незаметна в скандинавских странах. Но Россия в постсоветский период явила всю структуру либерально-демократических режимов без маскировки. То, что происходит в России явно, имеется и в странах традиционной демократии в неявном и компенсированном виде.
Глава 4
Четвертый рим. нечто из ничего
4.1. В ХХ веке закончилась эпоха тройки: Третий Завет (от Иоахима Флорского до Дм. Мережковского), Третий Рим, Третий интернационал, Третий рейх. После их исчерпания (и практического, и мысленного), после исчерпания диалектической триады – тезисов, антитезисов и синтезисов – остается осуществить лишь то, чего не может быть – транстезис.
Четверка – становится столь же символичной, как тройка до того. Четверка архетипична, это и завершение цикла, и переход к Иному. Четверка это и метатезис, завершающий процесс и порождающий позицию-Над, и транстезис, порождающий Иное. Об этом пишут многие авторы.
А.Ф. ЛОСЕВ:
«Четвертое начало не единосущно трем первым, оно иное к ним» [68 - А.Ф. Лосев. Античный космос и современная наука. М., 1927, с. 90.].
К.Г. ЮНГ об архетипике четверки:
«Кватерность, или кватернион, часто имеет структуру 3+1, в которой один из элементов, ее составляющих, занимает отличительное положение и по природе своей несхож с остальными. (К примеру, трое евангелистов по символике выступают как животные, а четвертый, святой Лука представлен в образе ангела). Этот, «четвертый», дополняя трех остальных, делает их чем-то «единым», символизируя целостность. В аналитической психологии очень часто «подчиненная» функция (функция, находящаяся вне сознательного контроля субъекта) представляет «четвертую», и ее интеграция в сознание является одной из главных задач процесса индивидуации»[69 - С. J. Jung. Memories, Dreams, Reflections, p. 416.].
Юнг ссылается на Гете. У ГЕТЕ это звучит так:
«Drei haben wir mitgenommen,
Der vierte wollte nicht kommen;
Er sagte, er sei der Rechte,
Der fur sie alle dachte.[70 - Goete W. Der Tragodie zweiter Teil – Kapitel 32.]
Здесь три: один остался там,
Не захотел примкнуть он к нам
Он мнит, что он один бесспорный
Чьим мыслям все они покорны.»
Перевод М.А. Холодковского[71 - Гете И. Фауст. С. 159.].
Четвертое – это всегда нечто принципиально иное по отношению к предыдущей тройке. После исчерпания трех базовых политических теорий (либеральной, коммунистической и национал-социалистической) начинается поиск четвертой политической теории, которая, в отличие от трех предыдущих, отнюдь не гарантирована.
А. ДУГИН: