Воля над Хаосом

3.1.4. Пластичность реальности. Захват власти марксистской партией с руководством, культурно и в значительной степени этнически чуждым русскому населению, и идеями, отрицающими историческую Россию, поставил большевиков перед необходимостью создавать принципиально новые формы жизни, не вытекающие ни из исторической логики, ни из социальной инерции. Революция была преждевременной, она не вписывалась в марксистские догмы, была внезаконной, и этот привкус внезаконности был главным ценным подарком, который революция сделала растерзанной России.

Будущее нужно было создать, перетащить в реальность. Название стихотворения, написанного в 1925 году ВЛ. МАЯКОВСКИМ, – «Выволакивайте будущее» – точно отражает этот пафос:

«Будущее
не придет само,
Если
не примем мер.
За жабры его, – комсомол!
За хвост его, – пионер!»

Об этом же пишет и Н. БЕРДЯЕВ:

«…Маркс и Энгельс учили, что произойдет скачок из царства необходимости в царство свободы и только тогда начнется настоящая история, в которой человек – социальный, конечно, человек – не будет детерминирован экономикой, но будет сам детерминировать экономику. Для русских коммунистов это время наступило, таково их самочувствие. Они сознали себя уже в царстве свободы, они не в капиталистическом мире, они в стихии пролетарских революций, которой еще не знал Маркс. И они не определяются экономикой, не зависят от необходимости капиталистического развития, они сами своей революционной активностью определяют, как хотят, экономику.

…Мир стал пластичен, и из него можно лепить новые формы. Тут свобода понимается не как свобода выбора, не как свобода повернуть направо или налево, а как активное изменение жизни…»[52 - Н.А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М., «Наука, 1990.]

Это переживание пластичности реальности проецировалось и на науку, которая призвана искать именно стабильные формы. Отсюда фантастические теории Т. Лысенко и О. Лепешинской об управляемой изменчивости живого, которое оказалось ложным в отношении неподатливой реальности, но вполне может рассматриваться как конструктивистский проект.

3.1.5. Волюнтаризм как основа управления пластичностью. В этой новой реальности ничто не проистекает из законов и социальной инерции, все создается волей.

«Западный социализм – законнический; русский же социализм – беззаконный»[53 - Н. Бердяев. Религиозные основы большевизма (из религиозной психологии русского народа). Цит. по www.magister.msk.ru/library/philos/berdyaev/berdn031.htm].

Такой же была и формулировка В. ЛЕНИНА:

«Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная никакими законами»[54 - В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, с. 245.].

Воля, а не экономические законы, предопределили превращение России в одну из двух сверхдержав, воля, а не экономические потребности породили ядерный и космический спецпроекты. Но это была парадоксальная шопенгауэровская «воля», лишенная своей главной характеристики – осознанности и необусловленности. Над правовыми институтами надстраивалась волюнтаристская инстанция, однако коммунистическая элита мыслила только в материалистических категориях законов и правил, и волюнтаристская позиция не была удержана (отсутствовали концептуальные ресурсы в диа- и истмате). И Хаос начал не управляться Волей, а заклинаться правовыми нормами. Как только воля перестала быть определяющим фактором развития страны, как только начали учитываться законы и закономерности, начался закат советского коммунистического проекта. Нормы органичны, когда они порождаются Культурой, но становятся противоречивыми и взаиморазрушающими, будучи ответом на текущие обстоятельства. Это «придумывание» норм продолжается и до сего времени.

Волюнтаристское управление в условиях, когда экономический процесс и соответствующий ему техногенез утрачивают свой органический характер, а нормы еще не появились, порождает опережающие инновации, которые не являются ответом на текущие запросы, а возникают «из пустоты» и остаются «в пустоте». Склонность к немотивированным инновациям осталась в крови и у постсоветской России. Создать новое не потому, что оно удовлетворяет чьи-то потребности, а просто дать жизнь новшеству как живому существу. Это сильное качество, резонирующее со склонностью к резким историопластическим преобразованиям.

Преждевременные инновации сопровождают всю краткую историю Советского Союза. Плановое управление формируется до появления технологий управления сложными процессами. Время планового управления пришло только сейчас – с компьютерным моделированием и технологиями работы с Большими Данными. Сейчас плановое управление становится неизбежным, а тогда это было ни на чем не основанное новшество со всеми печальными экономическими последствиями. Тектология Богданова[55 - А. Богданов. Тектология: Всеобщая организационная наука. В 2-х книгах. М., «Экономика», 1989.] возникает раньше времени: только к сороковым годам ХХ века созрели потребности и предпосылки теории систем. Теоретическая биология Бауэра до сих пор остается авангардной точной формулировкой специфики живого. Технологии воспитания, заменяющие спонтанный процесс социализации, отрабатывавшиеся Макаренко, так и не получили дальнейшего развития. Активное действие, а не Ответ-на-Вызов, лежало в основе политики внутреннего преобразования – ответ опережал вызов.

Сама революция была преждевременной инновацией. Для «выволакивания» будущего нужен был пластичный материал. Чтобы управляемая волей реальность стала текучей, нужно было изменить характер реальности, превратить набор стабильных форм, мир стабильных объектов в управляемый процесс, что и было частично сделано. Но методы управления текучестью не разрабатывались, и началось «заклятие» текучей реальности стабильными формами.

Основа управления текучими формами – хроническая креативность. Управление креативностью (без ущерба для нее) возможно лишь с волюнтаристской позиции (из которой креативность органически проистекает), иначе управление креативностью с «субкреативных» позиций возможно лишь как ее ограничение. После «деволюнтаризации» и началось подавление креативности.

Но новшества необходимы для развития и сохранения конкурентоспособности. Выход – занять догоняющую позицию. Становится возможным перенос отдельных достижений чужой «текучести» на свою почву. Отсюда разворот в 70-е годы от опережения к бегу вдогонку.

Два способа заклинания Хаоса: управление стабильностью и управление изменчивостью. Последнее – не для всех. В этом смысл сверхобщества – надстройка над правилами общества – примат порождения над функционированием.

Собственно, концепт сверхобщества и является идеализацией одного из аспектов советского проекта.

3.1.6. Отказ от прежних правил означал разрушение автоматики функционирования социальной машины. Но в естественном процессе новые правила появляются как модификация предыдущих. В новых правилах неявно присутствует опыт прежних. Когда же прежние правила и нормативы отвергаются радикально, развитие социокультурного организма прерывается и возврат к прежней органике развития становится невозможным. В послесталинский период то ценное, может быть, единственно ценное, что было в коммунистической практике – волевое управление пластичной реальностью, заменяющее правила, – было отброшено и забыто. Вместо новых правил началось заимствование правил чужих реалий.

Фатальные ограничения были заложены уже в самой квази-религиозной составляющей коммунистического проекта – в его радикальном материализме, внесшем аксиологический аспект – верховную ценность материи (можно хладнокровно рассуждать о ведущей роли материи в Бытии, но когда к этому присоединяется момент аксиологии, то сомнения приравниваются к преступлению, а любой тезис должен сопровождаться ритуальным подтверждением верности материалистической доминанте).

Идеология не совершила энгельсовского «скачка в царство свободы», из каузального в волевой мир, а это смертельно опасно для режима, разрушившего прежние правила и опирающегося на волевые управленческие акты. Там, где каузальность, – там трансляция внешних образцов, там, где воля, – творение нового.

Послесталинская власть оказалась перед выбором – трансляторы или творцы должны определять направление развития. Для волюнтаристской власти творцы являются союзником и посредником между ней и Хаосом. Но власть, лишившаяся своей волевой составляющей, может опереться лишь на стабильные формы, однако их нет, и потому остается только путь заимствований. Вытеснив на периферию социальной жизни творцов, власть оказалась беззащитной перед трансляторами, которые определили постсоветский проектный ландшафт. Культ творчества занял свои позиции только в военной сфере и в отдельных сегментах культуры, в других же местах носители этого культа последовательно оттеснялись на периферию культурной жизни. Кризис становился неизбежным. Кризис означал: либо новая волюнтаризация и «выволакивание Будущего», либо неумелая имитация форм, органичных для ведущих государств современного мира, но чуждых реальной России.

Методы, с помощью которых был сформирован новый народ, оказались неадекватными для управления сознанием этого народа. Методы должны были радикально измениться, реальная же советская политическая элита не могла себе помыслить ничего выходящего за рамки известных способов управления. Для их приведения в соответствие с природой «нового народа» (который постепенно восстанавливал традиционную культуру «старого народа») нужна была новая волюнтаризация. Но ее осуществить было некому. Режим отвергался и деструктивными, и конструктивными силами.

3.1.7. Золотое время советского проекта – неправовое управление. Кровавое, антирусское время, но подарившее попытку выхода из-под власти исторических нормативов. Русские волюнтаристские технологии оказались в руках силы, враждебной не только существующему порядку, но и России как цивилизации. Проект был безнадежным – у коммунистов не было ни волюнтаристской культуры, ни кадров – носителей волюнтаристской позиции. Более того, волюнтаризм отвергался как идеологически порочный, а значит, волюнтаристские технологии не могли развиваться.

Советский проект был вторжением некой силы «оттуда», из области «Над». Отсюда его жестокость по отношению к «субстрату». С нашей человеческой точки зрения мы должны были сопротивляться ему любой ценой, поскольку его победа означала полное уничтожение нашей традиции, культуры, элиты, задач. Но частично победив нас, он приобщил Россию к Над-проектам. Потом это «Над» ушло, и все выстроенное здание рухнуло. Но прививка «Над», проведенная столь зверским и отвратительным образом, осталась. Она была радикально преобразована, часто в антисоветском духе, но именно эта прививка дает надежду на будущее. Новый проект не может создаваться в поле обычных проектов, поэтому оказались нереализованными и евразийский, и консервативно-революционный проекты – они не выходили в то поле «за пределами», в которое уже переместилась Россия.

Глубокий парадокс советского проекта: он был одновременно и антирусским «здесь», и «своим» «там». Это означает наличие особой точки, в которой и «свое», и «антисвое» сходятся. Парадокс позволил обнажить глубинный ментальный комплекс самоотрицания как неотрефлектированный взгляд на себя извне.

3.1.8. Еще один урок Советского проекта: попытка создания культуры средствами гораздо более примитивными, чем те, что порождает Культура, попытка, показавшая свою нежизнеспособность. Место естественного культурогенеза заняли продукты целенаправленного создания культурных форм на основе тех технологий, которые были доступны коммунистам. Но Культура, оттесненная на периферию жизни, все же сумела сохраниться в отведенных ей оазисах. По сути дела, сейчас в мире происходит второе издание этого эксперимента. Теперь уже технологии искусственного интеллекта претендуют на воспроизведение культурных форм. Эти технологии создания картин, текстов и музыки неизмеримо примитивнее того, что создается Культурой, но они снова оттесняют Культуру на периферию, как это и было в зрелой фазе Советского проекта. Спасение Культуры в ее союзе с творящей Волей.

3.1.9. В постсоветский период потенциальные проекты «Над» рассматривались как теоретическая возможность, но не будучи реализованными на практике, они были опробованы в своего рода «культурной виртуальности».

3.2. Национал-социалистический (НС) проект.

Национал-социалистический проект столь же сложен по своему генезису и противоречив в своей реализации, как и советский. В нем совместились и неявная концепция сверхобщества, и идеи консервативной революции, и расовая доктрина, и архетип Рагнарёка[56 - Тема, тщательно исследованная А. Дугиным в: Ноомахия. Войны ума. Германский Логос. Человек апофатический. М., Академический проект, 2015.]. Адекватно воспроизвести реалии НС, опираясь лишь на разрозненные описания и судебные приговоры, невозможно. Поэтому кратко остановимся лишь на одном аспекте НС – взаимоотношение воли, антропологии и культуры.

3.2.1. Расовый компонент НС-проекта вначале составлял лишь незначительную его часть, но затем при политической реализации он превратился в один из ведущих мотивов. Если жизнь Культуры как организма определяется циклическими законами, направляющими народы к старению и гибели, то можно ли найти другие формирующие факторы, которые порождают Культуру, и, опираясь на эти факторы и управляя ими, преодолеть фатальное движение к упадку и гибели? Если Культура обусловливает Сознание, то какая глубинная реальность порождает Культуру? Если Культура возникает на основе мифа, то можно ли, целенаправленно создавая миф, управлять культурогенезом?

А. РОЗЕНБЕРГ:

«Раса – это подобие души, весь расовый материал – это ценность сама по себе безотносительна к бескровным ценностям, которые не замечают полноты природы, и безотносительна к поклонникам материи, которые видят события только во времени и пространстве, не познав эти события как величайшую и последнюю из всех тайн»[57 - А. Розенберг. Миф ХХ века. Shildex, Tallinn, 1998.].

Но переход от Культуры к расе лишь отодвигает проблему обусловленности Сознания.

3.2.2. Тема воли звучала в НС-проекте как одна из ведущих. Знаковый фильм той эпохи так и назвался: «Триумф воли». В итальянской версии фашизма одним из ключевых был лозунг «Воля и разум». Но воля была слишком психологизирована и понималась как усилие, преодолевающее сопротивление. А источником Воли, как и Культуры, считалась раса:

«Воля, мудрость и инстинкт – это почти что синонимы. Инстинкт – это воля. Инстинкт и воля – это непосредственные выражения природы, включающие в себя всю мудрость природы, сначала в бессознательной, потом в сознательной форме…

… Мудро поступает то существо, которое повинуется своей воле, то есть остается верным своей природе и расе»[58 - Ф. Шаттенфро. Раса и воля. Сб. Философия вождизма. Хрестоматия по вождеведению. Под ред. В.Б. Авдеева. Перев. с нем. А.М. Иванова. М., Белые альвы, 2006.].

Но было и более глубокое понимание воли. А. РОЗЕНБЕРГ:

«…моя сущность полярно делится на две части: на чувственно-инстинктивную и сверхчувственно-волевую…». «без свободы нет чувства ответственности, нет морали, нет культуры души»[59 - А. Розенберг. Миф ХХ века. Shildex, Tallinn, 1998.]. «Воля – это выражение души с целеустремленной энергией, она относится, таким образом, к способу рассуждения, ставящему перед собой цель (финальную), в то время как инстинкт связан с образом мыслей, ищущим причину…»[60 - Там же.].

С этой позиции раса по отношению к воле – это тоже ограничение. Воля должна порождать расу, которая была бы проекцией пробужденной воли. Но эти мотивы не успели развернуться.

3.2.3. НС потерпел сокрушительное поражение. Главное, что не состоялось, – это попытка скачка от человеческой обусловленности к необусловленности сверхчеловека. Сверхчеловеческая задача вошла в противоречие с человеческими ограничениями.

Понять механику срыва проекта – значит сделать маленький шаг к тому, чтобы одна из следующих попыток удалась. Погружение идеи в материю, идеального проекта в реальное политическое, социальное и культурное поле – особая работа. Идея редко совпадает с реализующей ее политической практикой. Практика НС, конечно, исказила первоначальные идеи, разработанные интеллектуальной элитой Германии. Фундаментальная задача для тех, кто пытается изменить ход истории: овладеть средствами преодоления сил, искажающих первоначальный замысел. Пока этих средств нет, искажения идеи – вплоть до своей противоположности – неизбежны, но это не ошибка – это неотъемлемое условие исторической работы.

Собственно, Гитлер себя и понимал как транслятора высоких идей в социальную магму: «Я не более чем барабанщик и собиратель сил». Меллер ван ден Брук, один из создателей идеи Третьего рейха, увидев после беседы с Гитлером пропасть между идеей национал-социализма и реальностью, готовой ее исказить, сказал: «…Этот малый никогда ничего не поймет»[61 - А. Васильченко. Мёллер ван ден Брук и немецкий революционный национализм. В: Мёллер ван ден Брук, А. Васильченко. Миф о вечной империи и Третий рейх. М., Вече, 2008.].

Дело не в том, что «не поймет», дело в необходимости деформировать идею для ее соответствия политической материи. Социальная магма сопротивляется выходу за пределы предусмотренной исторической траектории. И идея вынуждена мимикрировать под социальный запрос, притворяться не тем, что она есть. Но это не театр – мимикрия в социуме означает не изображение действия, а само действие, зачастую кровавое действие.

Деформация идеи – еще не ошибка. Ошибка – безропотное следование деформации. Фундамент национал-социалистической идеи – осознанная попытка преодоления культурной обусловленности исторического процесса. Культурно-исторические циклы страшны своей фатальностью: возникновение (культур, этносов, верований) – пик – стабилизация – упадок – смерть. Преодолеть его, выйти из циклической фатальности: самое простое решение этой задачи – опереться на то, что постоянно, на то, что лишено стремительной социальной динамики. Таких стабильных факторов два: пространство и раса. Отсюда и две доктрины – геополитика и расология.

В основе геополитической доктрины лежит противопоставление Суши и Моря. Это стабильные и неизменяемые на протяжении веков отношения. Пространство постоянно порождает цивилизации и культуры, и их дух соответствует месту их рождения. Овладеть «духом пространства» означает найти себе союзника в борьбе с циклической фатальностью. Сейчас «жизненное пространство» понимается экономически: как пространство, необходимое для нестесненной жизни народа и развития его производительных сил. Но суть «жизненного пространства» не в этом. Оно потому и «жизненное», что порождает социальную и культурную жизнь. Овладеть пространством – значит овладеть тем, из чего постоянно рождается то, что потом подвержено року рождения – пика – упадка.

Для Большого проекта необходимо и Большое Пространство, пространство Суши, защищенное от Моря. Необходима солидарность Суши. Хаусхофер и предлагал пакт Суши: ось Берлин – Москва – Токио. Но идея жизненного пространства свелась именно к пространству проживания, а не к пространству солидарности. Идея геополитического пакта, спустившись в социальную магму, превратилась в практику завоевания. И это была первая роковая ошибка: противопоставление себя Большому Пространству, которое как раз и олицетворялось Россией. Это пространство можно было освобождать, но попытка его завоевания лишала Германию поддержки Суши.