– Это не удивительно – его поставляет мне мой друг мсье Дюгем.
– А как же прошедшая война? – спросил капитан с нотками удивления в голосе, – Неужели она не сделала французов и англичан непримиримыми врагами?
– Пустое, – небрежно махнул рукой посол, по лицу пробежала гримаса, отчего шрам, пересекавший щеку от виска до уголка рта, шевельнулся, словно живой. Говорили, что его он получил при усмирении бывших рабов-негров на Ямайке, – Я хочу попросить вас об одном одолжении, которое будет щедро оплачено.
– Хммм, звучит интересно, – в голосе капитана прозвучала заинтересованность, – И что я должен сделать?
Посол тонко улыбнулся и поднял бокал:
– Прозит! – немного пригубил его, – Прекрасное вино. Вы знаете, когда на мир смотришь сквозь бокал прекрасного вина, он становится столь же прекрасен как вино и столь же кровав.
– Совершенно справедливо, сэр, но мы в Голландии, привыкли к деловому стилю переговоров, – капитан подобрался. – Итак, что я должен сделать?
– Ах молодость, молодость, вы все спешите… Но извольте. Вам надлежит… – посол замолчал и впился взглядом в зрачки капитана, а тот высоко вскинул брови: надлежит? Не рано ли англичанин начал распоряжаться? – связаться с наемными убийцами Японии и за любые деньги, подчеркиваю, за любые, завербовать одного из них и вывести в Англию. За это вы лично получите скажем десять тысяч фунтов стерлингов.
Несколько секунд посол всматривался в побагровевшее лицо голландца. Мальчишка похоже откажется. Дурак.
– Сэр, я глубоко ценю ваше расположение, но вынужден отказаться от столь заманчивого предложения, – отчеканил капитан.
– Вам мало? Назовите свою цену! – лицо посла побагровело.
– Дело не в цене, сэр. – капитан поднялся из кресла, – Во-первых, ваше поручение чрезвычайно трудно исполнить. Нас не пускают никуда за пределы острова Дэдзима и, самое главное, мне не по нраву такое поручение. Оно противно дворянской чести.
Посол готов был поклясться, что в голосе наглеца проскользнули нотки презрения. Холодно попрощавшись, молодой человек вышел.
– Дурак, – посол одним махом забросил в луженую глотку, привычную к крепким напиткам и крепким выражениям, бытовавших среди плантаторов английской Вест-Индии, остатки вина и позвонил в колокольчик. Бесшумно как тень, возник слуга с седыми бакенбардами. Посол приказал найти и позвать к нему сэра Титча.
Через десяток минут порог переступил высокий, поджарый человек. Двигался он плавно, словно перетекал, а не шел на двух ногах. Широченные плечи, свободные быстрые движения говорили о том, что этот человек силен и ловок, а бесстрастный взгляд скорее подходил земноводному, чем существу с горячей кровью.
– Вы звали меня, сэр? – в голосе его звучало спокойное безразличие.
– Да, – англичанин ладонью поманил поближе.
***
Пробуждение было не самым приятным.
Вильчек открыл глаза.
– Проснулся мистер Вильчек? – услышал он грубый голос и увидел наклонившегося над собой человека, бородатого, с обветренной морем кожей, на его лицо бросал мечущиеся тени мастерградский светильник на столе. Еще двое стояли у двери, но их лица тонули в тени, – Не шевелитесь мистер, а то я могу вас нечаянно зарезать, а мне это, клянусь святым Дунстаном, не хочется!
Генрих ощутил холод металла на шее и скосил глаза. Морской нож касался ее бритвенно-острым лезвием. Кадык конвульсивно дернулся.
Он узнал говорившего, это матрос, которого капитан вчера приказал протянуть под килем. И он еще легко отделался! Капитан, все повадки которого говорили о прежней службе в Royal Navy (королевском флоте Англии), воспитывал экипаж привычно: с помощью девятихвостой кошки (особая плеть с девятью концами) и кулака. Не всем это нравилось, но и выбирать моряки не могли. Англия после злополучной войны с французами и распада Великобритании обеднела и перед простыми людьми стоял выбор или помирать от голода на берегу или терпеть матросскую долю.
– Что ты хочешь? – стараясь не шевелится осторожно произнес Генрих, – Деньги? Они в сундуке под койкой!
– Не торопитесь мистер, глядишь до ваших денег и не дойдет, -услышал насмешливый голос, – Ну это, конечно, если договоримся, ром и гром!
– Что ты хочешь, если тебе не нужны деньги? – произнес Генрих достаточно хладнокровно. Он успел понять, что по крайней мере немедленная смерть ему не грозит и, значит, еще побарахтаемся.
– Видишь ли мистер, экипажу надоел капитан и те гроши, которые мы получаем. Экипаж желает стать джентльменами удачи и, в связи с этим я хочу вам кое-что предложить. Мы неплохие моряки, можем ворочать рулем и ставить паруса, но мы не умеем прокладывать курс, именно поэтому я с вами говорю, мистер. Я человек простой и скажу без уверток: как вы смотрите на то, чтобы занять место штурмана? Полагаю, это гораздо лучше, чем сплясать с конопляной тетушкой? Что скажите мистер?
– А откуда вы знаете, что я умею прокладывать курс? – деланно-безразлично ответил Вильчек.
– Мистер, мы простые моряки, но не дураки. Далеко не дураки, мистер. По вам сразу видно, что в море вы не новичок. Салага во время шторма смирно сидит в каюте, а не как вы бегает по палубе, да так ловко! К тому же вы учились на морском факультете московского университета, правда, мистер?
Вильчек недоуменно моргнул – шевелится он боялся, так как нож по-прежнему холодил кожу шеи.
– Черт возьми, а это откуда вы знаете?
– Вот, это все спесь ваша господская. Разве вы заметите какого-то рулевого? Это ведь так, просто приложение к рулю. А это, между прочим, такой же человек, как и вы. С ушами и разумом, и вполне способен понять ваш разговор с капитаном. Я достаточно ответил на ваш вопрос?
– А что будет с капитаном и офицерами? – произнес Вильчек с беспокойством.
На палубе выстрелили и раздались крики.
– Полагаю, что джентльмены нашей новой команды имеют к ним вопросы и судьба их не завидна. Как говорили римляне: Faber est suae quisque fortunae (каждый сам кузнец своего счастья). Вас должна интересовать собственная судьба, – наткнувшись на недоуменный взгляд пленника, пояснил. – Да, да мистер, я не всегда был моряком. В детстве я учился в школе и могу разговаривать так, что не отличишь от благородного. Но ближе к делу. Так каков будет ваш ответ мистер? Мы нашли штурмана или его еще искать?
Нож теснее прижался к шее. Звуки схватки на палубе стихли. Все – понял Вильчек.
«Умереть? Это легко… В сущности, вся наша жизнь – это просто путь к смерти. Жизнь не важна, важна честь. А если она еще у меня? Нда… В сущности, я такой же изгой, как и эти матросы. Стоит попасть в руки силезского правосудия и как минимум десять лет каторжных работ мне обеспечены, конечно, если старый Хохберг не доберется раньше. Господи да я такой же как они…
Старый Хохберг, старый Хохберг. Мразь… Нет… даже на том свете у меня не будет покоя пока жив этот мерзавец».
– Вы доверите мне прокладывать курс корабля? – деланно безразлично произнес Вильчек, – А если я выведу вас на рифы?
– Ну если вы не получите в бок от меня, то попадете в руки правосудия, и что-то мне подсказывает, что вы хотите встретится с ним не больше, чем мы. Уж больно вы поспешно погрузились на корабль, да и плата за перевозку была немалая, но вы ее заплатили не торгуясь. Я прав? – проницательный взгляд будущего пирата не отрывался от лица Вильчека.
Молодой человек несколько мгновений смотрел на пирата, потом выдохнул, так ничего и не ответив.
Пират отрывисто захохотал, словно залаял.
– Я прав, ром и гром! – произнес с убежденностью, – Так каков будет ваш ответ?
– Да.
«Вот я и докатился до судьбы морского разбойника. Господи, что бы сказал отец!»
***
За несколько лет до дуэли Вильчека с фон Хохбергом.
От удара в живот Джеймса Вольфа согнуло, но он не упал – не мог, вывернутые в лопатках, связанные над головою руки его были подтянуты к перекладине на потолке ремнем; из глотки вырвался звук, схожий с тем, какой издавали на ферме отца свиньи, когда специально приглашенный для этого дела забойщик бил их точно в сердце ножом.
Некоторое время обнаженное тело в свежих синяках раскачивалось, спутанные пряди длинных волос, мешаясь с бородой, закрывали лицо. Грязные ноги, с судорожно вытянутыми пальцами едва касались земли.
Пахло сыростью, человеческой болью и испражнениями. Свет из зарешеченного окошка под потолком выхватывал из тьмы паутину в углах камеры, мусор на каменном полу и стол напротив со стулом.