Российская автономия

В том же случае, когда в данной области большинство населения принадлежит к одной национальности, а меньшинство к другой, – то, очевидно, предоставление национальной областной автономии господствующей национальности не решает еще вопроса для меньшинства. Таково, например, положение дел в Польше, где подавляющее большинство населения поляки, а меньшинство – евреи. Тут является вопрос об обеспечении прав меньшинства, который может быть, при современных условиях, удовлетворительно разрешен путем так называемого культурного самоопределения, или культурно-национальной, но не территориально-областной автономии. Это понятие культурного самоопределения предполагает пропорционально[41 - Соответствие числу граждан каждой народности.] участие в управлении областью со смешанным населением. Затем затраты на культурные нужды народностей из общеобластных средств, опять-таки пропорционально числу граждан каждой народности, причем доля меньшинства должна расходоваться по желанию этого меньшинства. Только в этом случае меньшинство будет в состоянии обеспечить себе достаточное количество культурно-просветительских учреждений. Если какая-либо народность живет в нескольких областях, составляет в каждой из них меньшинство, то ей должно быть предоставлено право образовать самоуправляющийся национальный союз, раз она пожелает этого. Круг влияния этого союза может распространяться на все те области, где она в меньшинстве.

Итак, территориальную или областную автономию не надо смешивать с национальной. Что же касается последней, то надо отличать национально-областную автономию от национально-культурной»[42 - Новоторжский Г. Национальный вопрос, автономия и федерация. М., 1906. С. 14, 15.].

Г. Новоторжский рассматривал в качестве естественного и прямого дополнения к автономии федерацию, под которой он понимал союз независимых государств или автономных областей – союз, в основе которого лежит договор. Он считал, что о федерации не может идти речь только там, где имеются равноправные и независимые друг от друга народности, способные по этой причине заключить договор, основанный на возможности уважения друг к другу. Именно поэтому федерация, по его мнению, предполагает автономию.

Г. Новоторжский полагал, что национальный вопрос может быть только в том случае решен удовлетворительно, если решение его создает благоприятные условия для развития народной культуры и неблагоприятные для поддержания и развития национальной вражды и национальной исключительности. А это может быть достигнуто только признанием одинаковых прав за каждой народностью, признанием национальной автономии и объединением всех автономных и равноправных народностей в братский союз.

«Наше правительство… – писал он, – всячески оскорбляло национальное самолюбие инородцев, и этим надо объяснить ту страстную жажду независимости от России, которую мы наблюдаем и у финляндцев, и у поляков, и у кавказских народностей, наконец, и среди жителей Украины и Литвы.

Самое лучшее поэтому, что следует сделать народностям России, – это размежеваться, но не для того, конечно, чтобы повернуться затем друг к другу спиною, а с той целью, чтобы войти в федеративные (союзнические) отношения друг с другом»[43 - Новоторжский Г. Указ. соч. С. 21.].

Рассуждая, в каком состоянии находится вопрос об автономии в российской действительности, Г. Новоторжский писал: «Финляндия уже в настоящее время пользуется почти полной автономией. Вопрос об автономии Польши потребует разрешения в самом ближайшем будущем, как только будет свергнут полицейский строй. Вопрос об автономии Кавказа несколько сложнее, так как здесь живет много народностей, вперемежку друг с другом, и в один-два приема размежеваться там будет трудно.

Еврейский вопрос может быть разрешен удовлетворительно полным уравнением евреев в правах с другими народностями России и обеспечением прав меньшинства, которое они будут составлять и в Польше, и Украине, и Великороссии с Белоруссией.

Затем, что касается автономии Украины, Сибири и областей автономии в Великороссии, то они могут быть введены по мере надобности. Это, так сказать, автономии второй очереди»[44 - Там же. С. 22, 23.].

Г. Новоторжский полагал, что у каждой народности должна быть своя армия для защиты народных прав. Только при этом условии, считал он, всякая автономия будет иметь действительную ценность.

М. Б. Ратнер, сравнивая национальную и территориальную автономи, считал, что посредством последней невозможно решение национального вопроса[45 - См.: Ратнер М. Б. О национальной и территориальной автономии. Киев-Петербург, 1906. С. 21, 22.]. Он полагал, что территориальная автономия охватывает только часть лиц определенной национальности, живущих в многочисленных местах России. А следовательно, неизбежно должен возникнуть вопрос о необходимости создания в тех или иных формах, в тех или иных пределах автономного устройства для всех представителей той или иной национальности вне рамок строго ограниченных территориальных единиц[46 - Там же. С. 22, 23.]. Вместе с тем он подчеркивал, что строгое и исключительное противопоставление национальной и территориальной автономий является практически недопустимым[47 - Там же. С. 25.]. Он полагал, что для национальностей, которые занимают ограниченные территории, территориальная автономия является лучшим и единственным способом проявления и развития материальных и духовных сил народа[48 - Там же. С. 27.].

А. Т. Снарский считал вопрос об автономии провинций и народностей одним из самых важных среди проблем, волнующих современное русское общество. Он отмечал его видное место в программах партий, которые поделил на передовые и отсталые.

А. Т. Снарский рассматривал в качестве неоспоримого вопрос о неразрывной связи между наличием автономии той или иной провинции и наличием автономного национального местного сейма, который бы решал культурные и политические задачи. К числу вопросов, подлежащих решению местным сеймом, он относил прежде всего земельный вопрос. Что касается чисто культурной работы, то он считал, что для ее осуществления автономные сеймы вовсе не нужны. Они нужны лишь для целей политических, которые, по его мнению, распадаются на две категории. Одну из них составляют задачи формальные: это осуществление власти во всех ее видах на определенной территории. Другую – задачи «гораздо более интересные и ценные»: это – культ национальности. «Именно здесь, – пишет он, – в этой области накопилось наибольшая сумма обид со стороны «русификации»; всего больнее поражает гнет на язык, на школу, на вероисповедание. Все это вызывает наибольшее сопротивление; здесь больше всего пищи для злобы, даже для ненависти; она-то и питает центробежные стремления; каким бы именем их ни окрестить»[49 - Снарский А. Г. Автономия или федерация? СПб., 1907. С. 50.].

Вместе с тем А. Т. Снарский подчеркивал, что национальные автономные сеймы необходимы только в том случае, если национализм представляет такие выгоды, из-за которых его нужно культивировать, поскольку такие сеймы служат выражением национальных стремлений, той плотью, морфологической формой, в которую «выливаются тайные или же смутные стремления национальностей»[50 - Там же. С. 53.].

Однако, выступая против национализма, А. Т. Снарский считал, что государство должно быть децентрализовано. Более того, он полагал, что для успеха культурной работы на местах самоуправление должно быть даже пульверизовано, раздроблено на мелкие хозяйственные самоуправляющиеся единицы. Но общегосударственные функции при этом не должны понести никакого ущерба.

«Итак, – делал вывод А. Т. Снарский, – на вопрос, который мы себе поставили, мы отвечаем: ни автономии, ни федерации. А размельчение самоуправления до размеров волости и еще того мельче.

В политическом смысле возможна централизация без обрусения и децентрализация – без автономии…

Пусть то, что мы сказали, покажется многим отсталым, ретроградным. Автономия – модное слово, и говорить иначе неудобно. Мы не считаем возможным быть на побегушках хотя бы современности, и гордость свою полагаем в этой l'audace des nos opinions»[51 - Там же. С. 61, 62.].

К. Кульчицкий (Мазовецкий), рассматривая вопрос об автономии и самоуправлении в простых (унитарных) государствах, подчеркивал, что возникновение конституционного строя, обеспечивающего народу участие в законодательной деятельности, суде и контроле над администрацией, логикой необходимости выдвинуло вопрос о централизации и децентрализации организаций.

Он отмечал, что под влиянием конституционных учреждений идея децентрализации становится все более популярной, поскольку многие поняли, что в известных пределах единство и разнородность в государстве не только не исключают друг друга, но подчас дополняют.

Современное простое государство, подчеркивал К. Кульчицкий, нуждается и будет нуждаться в сильных центральных учреждениях – единой иностранной политике, единой армии, едином законодательстве, обнимающем самые существенные проявления общественной жизни, едином управлении путями сообщения и т. п. Вместе с тем государство может, не опасаясь за свое существование, оставить широкий простор для проявления своеобразия отдельных провинций.

Централизованными и децентрализованными, по его мнению, могут быть все виды государственной власти.

К. Кульчицкий указывал, что самоуправление означает известную самостоятельность местных учреждений по отношению к центральным государственным властям в административных делах провинции, города, общины, осуществляемых при посредстве лиц из местного общества, исполняющих свои обязанности или по выбору местного населения или по своему общественному положению. Он отмечал, что самоуправление может принимать самые различные формы в зависимости от обстоятельств, времени и мест, однако сущность его всегда остается одной и той же[52 - См.: Кульчицкий К. (Мазовецкий). Автономия и федерация в современных конституционных государствах. М., 1907. С. 57–60.].

«Автономия, – писал К. Кульчицкий, – предполагает более широкую и всестороннюю самостоятельность местных учреждений по отношению к государству, предоставляющему им в большей или меньшей степени исполнение известных законодательных функций в пределах данной территориальной единицы[53 - Это определение автономии разделял и Н. Лазаревский. См.: Лазаревский Н. Автономия. СПб., 1906.].

Объем автономных прав весьма разнообразен. В сложных государствах отдельные его части могут обладать самой широкой автономией, предоставляющей им в сфере внутренних отношений полную свободу законодательства.

Итак, сущность автономных учреждений составляет их законодательная власть, которой органы местного самоуправления не имеют.

Автономные и самоуправляющие учреждения, соединяя и переплетаясь между собою, образуют единство провинциальных учреждений»[54 - См.: Кульчицкий К. (Мазовецкий). Указ. соч. С. 60.].

К. Кульчицкий считал, что по отношению ко всему государству провинции имеют двоякий характер: во-первых – обособленных частей, имеющих свою индивидуальность, свои специфические особенности, свое корпоративное имущество и специальные, обусловленные всем этим вопросы; во-вторых, почвы, на которой проявляется общая деятельность государства.

Он полагал, что из этого двоякого характера провинций вытекает двоякая сфера их автономных прав.

«Автономия выражается в том, – писал он, – что провинциальные сеймы издают законы, касающиеся специальных интересов и особенностей провинции, а кроме того, определяют способы исполнения общегосударственных законов в рамках территории провинции»[55 - Там же. С. 63.].

Считая необходимым согласование единства государства с широкой областной автономией, К. Кульчицкий отмечал, что для провинций широкая автономия чрезвычайно выгодна, так как она способствует возможно лучшему удовлетворению их потребностей и является школой политической жизни для страны. Однако он подчеркивал, что областная автономия не должна подрывать единства государства и должна способствовать тому, чтобы его интересы как целого были строго соблюдены, и чтобы законы, принятые в парламенте и касающиеся всего государства, соблюдались в отдельных провинциях.

Касаясь разграничения вопросов, составляющих компетенцию общегосударственного законодательства, и тех, которые надлежит предоставить областному законодательству, К. Кульчицкий подчеркивал, что все обнимающее специфические особенности провинций, их имущество и т. п. должно быть отдано в ведение провинциальных сеймов, а вопросы экономики, не затрагивающие специально областного хозяйства, – пути сообщения, народное образование, администрация, благотворительность и т. п. – могут создавать компетенцию и центрального, и областного законодательства. Необходимо, подчеркивал он, лишь установить какой-нибудь критерий, на основании которого можно было бы провести грань между центральным и областным законодательством. По его мнению, такой критерий напрашивается сам собой, если несколько глубже проникнуться задачами государства и необходимыми условиями его единства[56 - Там же. С. 64.].

Он считал, что у государства имеются известные потребности, которые безусловно должны быть удовлетворены. «Нет нужды, – утверждал исследователь, – перечислять все потребности современного государства. В известных, точно определенных границах они должны быть удовлетворены, являясь необходимым minimum'ом в интересах нормального развития государственной жизни. Потребности эти должны быть предметом постановлений центрального парламента, ибо только он может быть компетентным судьей в вопросах, касающихся интересов всего государства. Зато все то, что выходит за пределы этой общей нормы, может и должно быть предметом ведения провинциальных сеймов»[57 - См.: Кульчицкий К. (Мазовецкий). Указ. соч. С. 64.].

К. Кульчицкий видел такой критерий единственным отвечающим как интересам единого государства, так и провинций. При его использовании, с одной стороны, сохраняется однородность там, где она желательна и необходима, и с другой стороны, остается место для проявления областного своеобразия и индивидуализма, обеспечивающего избавление населения от шаблона и рутины.

«Чем шире провинциальная автономия, – отмечал он, – тем больше готовности проявляет население в деле удовлетворения местных потребностей»[58 - Там же. С. 65.].

К. Кульчицкий подчеркивал, что государство, признавая широкую автономию за провинциями, должно следить лишь за тем, чтобы во всех его частях общие основы гражданской жизни были доведены до возможного единообразия и чтобы проведенные в конституции принципы были строго соблюдены, но одновременно должна быть предоставлена возможность проявляться особенностям и своеобразию местной жизни[59 - См.: там же. С. 89.].

Рассматривая организацию сложных конституционных государств с широкой автономией входящих в них областей, К. Кульчицкий отмечает, что сложным конституционным государством называется такое государство, которое состоит из двух или более отдельных частей, имеющих свои собственные учреждения и законы и, в определенных границах, живущее своей особой политической жизнью.

Ученый считал, что при конституционном строе отдельные части сложных государств добиваются все большей сферы самостоятельности и что в условиях, когда центральный парламент не может с достаточной пользой для государства и отдельных его частей разрешить все жизненные вопросы столь разнородного населения, единственным разумным выходом является широкая автономия отдельных частей государства[60 - См.: там же. С. 91—123.].

«Предубеждением, – писал он, – является то утверждение, что сильное государство с сильным центральным правительством для общих всем областям дел должно быть непременно централизовано и не может мириться с автономией либо федерацией. Напротив того, гармоничное соединение разных частей государства, живущих каждая своей особой жизнью и пользующихся в сфере своих внутренних дел полной автономией, может образовать сильную державу, объединенную не только силой оружия, но и общностью интересов»[61 - Кульчицкий К. (Мазовецкий). Указ. соч. С. 123.].

К. Кульчицкий излагал свое видение того, каким должен быть конституционный строй России и автономия отдельных ее частей[62 - См.: там же. С. 188–211.]. Он считал, что с учетом особенностей Российской империи последовательное проведение принципа централизации является фактически невозможным, отмечая, что даже в периоды господства самого крайнего абсолютизма и централизма Россия в действительности не управлялась одной волей из Петербурга: отдельные генерал-губернаторы неоднократно действовали на свой страх и риск, не всегда подчиняясь распоряжениям, идущим из столицы.

«С введением конституционного строя, – писал К. Кульчицкий, – центробежно-автономистские стремления естественно усиляется и добиваться известной автономии будут не только отдельные народы, входящие в состав Империи, но и коренные области, развивающиеся вдали от главных центров государственной жизни. Правда, их требования в области государственной децентрализации не будут идти так далеко, как требования первых; но сторонников этой идеи децентрализации, несомненно, будет много.

Невозможно одни и те же законы применять во всем государстве, которое составлено из разнородных частей и население которого стоит на самых разнообразных ступенях общественного развития. И как следствие этого, автономия, которой будет пользоваться каждая отдельная часть, будет варьировать в зависимости от данных конкретных условий.

С другой стороны, ограниченное количественное преобладание в государстве русского народа делает невозможным осуществление в России федеративного строя в той его чистой форме, в какой он выступает перед нами в Соединенных Штатах Северной Америки или Швейцарии, т. е. чтобы отдельные части России обладали той же государственной самостоятельностью, что штаты или кантоны. Трудно допустить, чтобы в ближайшем будущем отдельные коренные земли России, добившись даже широкой автономии, стремились к полному верховенству в сфере своих внутренних дел: составляя в продолжение целого ряда веков одно неразрывное целое, они лишены всяких особенностей государственного характера.

Если бы даже тем частям государства, которые населены отдельными народами, удалось добиться полной автономии, то и в этом случае Империя не была бы построена на федеративном принципе в чистом его виде, – ибо численное преобладание русского народа заставило бы обеспечить за коренной Россией большее влияние на общегосударственные дела, чем за Польшей, Литвой и Грузией»[63 - См.: Кульчицкий К. (Мазовецкий). Указ. соч. С. 188, 189.].

Рассматривая вопрос о том, какие части Российской империи должны обладать такой автономией не только в культурной и хозяйственной областях, но также и в политической в сфере своей внутренней жизни, К. Кульчицкий считал, что отдельные области коренной России не нуждаются в такой автономии. По его мнению, полную автономию могли бы получить лишь те коренные русские области, которые чрезвычайно отдалены от центра, как, например, Восточная и Западная Сибирь, Забайкальская область, Уссурийский край, Закаспийский край, Ташкент и т. д.

«Тут, однако, – отмечал он, – возникают известные затруднения, ибо в некоторых из указанных провинций население очень редкое и обладает меньшим количеством культурно-политических сил. Тем не менее не следует особенно переоценивать этот факт, ибо степень автономии можно будет сообразовать с местными условиями. Сибирь, например, могла бы иметь более широкую автономию, Закаспийский край – более ограниченную и т. д.»[64 - Там же. С. 193.]

Касаясь вопроса, как поступить с племенами, стоящими на очень низкой ступени общественного развития, К. Кульчицкий отмечал, что по этому поводу существуют три мнения: 1) племена, населяющие известные территории, должны наравне с другими народами России посылать депутатов в одну или обе палаты парламента в зависимости от того, из скольких палат он будет состоять; 2) эти племена должны пользоваться самым широким внутренним самоуправлением, но под контролем центрального правительства; 3) пользуясь самоуправлением, они, однако, должны выбирать депутатов не в нижнюю палату, а только в верхнюю, которая будет представлять провинции.

«Несомненно, – писал он, – нужно дать бурятам, якутам, тунгусам и многим другим племенам внутреннее самоуправление, придать силу закона местному обычному праву, поскольку оно резко не расходится с общим уголовным кодексом. Что касается вопроса об участии этих племен в общей государственной жизни, то одно из двух: или они еще для этого мало культурны, и тогда не должны выбирать ни в первую ни во вторую палату; или их культурный уровень позволяет им принимать участие в выборах, и тогда депутаты их должны иметь доступ в обе палаты»[65 - Там же.].

По мнению К. Кульчицкого, территориальной автономией должны пользоваться следующие части Российской империи, население которых образует самостоятельное культурное целое: Царство Польское, этнографическая Литва, Малороссия, Белоруссия, Латышский край, Эстонский край и Грузия.

«Правда, – писал он, – не все эти национальные группы обладают одинаковой яркой выраженной культурно-политической индивидуальностью. Одни из них совершенно почти ее не имеют, другие – в незначительной степени. И поэтому автономия этих различных групп не может быть одинакова, по крайней мере, в ближайшее время»[66 - См.: Кульчицкий К. (Мазовецкий). Указ. соч. С. 194.].