Математическое моделирование исторической динамики

Внешняя синхронизация, как путь формирования механизма редистрибуции прибавочного продукта системы, является наиболее простым и эффективным методом. Таковым она виделась составителям хроник и летописей, которые обосновывали обложение покорённых народов „правом завоевания”. Её размер зависел от остроты конфликта, этнической близости его участников и их обычаев. Общая культура и традиции, в ряде случаев, оказывали сильное влияние на размеры этих платежей, особенно в случае захвата территорий, входивших ранее в состав государств-соперников[189 - Олег наложил на покоренные племена древлян (883), северян (884) и радимичей (885)ту же дань, что они платили ранее хазарам, или «дань легку» – «по белеи веверице» с дыма]. Политическое объединение нескольких обществ под эгидой харизматического лидера способствовали их безопасному и стабильному развитию.

Третья форма – свободный товарообмен – представляет индивидуализацию потребностей одинаково равноправных субъектов, взаимно удовлетворяющим их за счёт квазиэквивалентного обмена потребительными стоимостями. Он порождает необходимость соблюдения определённых правил и формально выглядит как добровольное и взаимовыгодное партнёрство между индивидами и обществом[190 - Т. Гоббс. Левиафан]. Свободный товарообмен отражает „случайную определённость индивида”[191 - К. Маркс: «…распределение определяется как импульс, исходящий из общества, а обмен – как импульс, исходящий из индивидов»] и является одним из видов циркуляции материальных благ и услуг. Зародившись в момент первого общественного разделения труда в виде меновой торговли, этот механизм проделал долгую эволюцию. Благодаря закону стоимости, он представляет собой горизонтальные, добровольные и эквивалентный обмен и внешне похож с реципрокацией. Его отличительной чертой является безлично-вещная форма отношения людей, в то время как двум другим присуща тесная связь с социальными и психологическими отношениями сообществ уровня семьи.

При свободном товарообмене система выступает как сторона, которая предоставляет услуги, удовлетворяющие конкретные потребности отдельных личностей. В частности, поступательное развитие в рамках парадигмы технического прогресса возможно только при условии, что внутри общества формируется механизм[192 - Р. Люксембург. Накопление капитала. М.-Л., 1934. С.241-242.], который снижает риски агентов, встроенных в хозяйственную модель. Существует всего три таких способа: кредитование производителя[193 - риски частично перекладываются на кредитно-банковскую систему или её аналог], экстенсивное расширение рынка[194 - риски в базовой экономической системе(метрополии) снижаются за счёт неэквивалентного обмена с периферией (экзополитарная экономика)] и стимулирование потребления[195 - риски перераспределяются между другими экономическими субъектами]. Впервые они были совмещены в Римской империи[196 - ростовщичество и испола, ограбление провинций, бесплатные раздачи хлеба и организация зрелищ], что не спасло её от падения, хотя на некоторое время оттянуло конец. Другим непременным требованием свободного обмена является соблюдение правовых норм, которые вследствие этнического, социального и экономического многообразия могут сильно различаться. Третьей, не менее важной чертой товарного производства и обмена является имущественное неравенство, проистекающее из индивидуальных особенностей хозяйственных агентов.

С системной точки зрения „священное право частной собственности”, основу формационной теории К. Маркса и Ф. Энгельса, можно рассматривать только как степень автономности её базисных элементов по отношению к системе управления. Даже в условиях демократии члены социума несут повинности в пользу государства и не могут быть ограждены от контрибуций, конфискаций, налогов, пошлин и различных штрафов, ограничивающих их право распоряжаться не только своей собственностью, но и созданным их усилиями прибавочным продуктом. Именно эти ограничения следует определять, как одну из форм эксплуатации. Основываясь на этих соображениях[197 - John E. Roemer (https://www.hup.harvard.edu/results-list.php?author=1053)A General Theory of Exploitation and Class,Harvard Press, 1982, ISBN 9780674435865], классы следует рассматривать как механизмы, с помощью которых потребляется прибавочный продукт или прибавочный труд, а не на основе отношений собственности как таковых.

Таким образом, эксплуатация при свободном товарообмене происходит опосредованно через механизмы снижения рисков и частной собственности, которые абсорбируют часть избыточного продукта в виде платы за услугу. Важную роль в этом процессе играют деньги. Они являются всеобщим эквивалентом, который выступает универсальным измерителем стоимости товаров (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80) или услуг (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A3%D1%81%D0%BB%D1%83%D0%B3%D0%B0) и используется для их обмена. Выделяют четыре основные функции денег: средство обмена, расчётная единица, средство сбережения и стандарт стоимости.

Теория спроса и предложения утверждает, что стоимость любого товара имеет денежный эквивалент, а цена на него представляет соотношение спроса и предложения. Механизм её формирования дополняется теорией трудовой стоимости. Она измеряется[198 - У всех продуктов труда есть одна общая основа – трудовые затраты, которые и определяют стоимость] размером затраченного труда на производство товара. Условием обмена является различие потребительных стоимостей товаров участвующих в обмене, которые по сущности разнородны и поэтому количественно несоизмеримы. Согласно теории предельной полезности, стоимость товара заключена в его предельной полезности. Если потребность в товаре выше чем его количество, то ценность этого товара выше. Как только предложение этого товара возрастает, ценность падает до предельной полезности. П. Самуэльсон[199 - П. Самуэльсон Экономика: – М., 1992г.], Дж. Б. Кларк[200 - Дж.Б.Кларк Философия богатства, 1886 г., Распределение богатства, 1899 г.] и другие экономисты считают, что при формировании цены необходимо учитывать влияние дополнительных издержек, связанных с производством дополнительной единицы товара (или дополнительного качества товара). Поэтому, можно проследить связь между категориями "стоимость" и "ценность".

Хозяйственная деятельность является основой человеческого существования. Оно не может существовать без „ценности продукта” как единства цели (результата, т.е. полезности) и средства (затраты). Её можно определить, как совокупность полезности блага и затрат на его производство. В свою очередь стоимость продукта представляет собой его ценность в условиях товарного производства, т.е. частным случаем проявления ценности в определенных, исторически конкретных условиях. Таким образом, формирование цены на товар определяется тремя показателями: его полезностью, соотношением спроса и предложения и издержками при производстве[201 - Alfred Marshall, Principles of Economics, 1890].

Полезность продукта и спрос на него зависят от того насколько он удовлетворяет потребности индивидов и/или их группы, объединённых в иерархию труда. В свою очередь, издержки на его производство и его объём определяются степенью удовлетворённости потребностей производителей. В идеальном случае при совершенной конкуренции предельная цена и издержки равны, но в случае, если отдельные производители или их объединение (иерархия труда) имеют возможность контролировать цены на свою продукцию, возникает прибыль. Именно она становится той частью избыточного продукта, который становится целью эксплуатации.

Эффект социальной лености долгое время являлся камнем преткновения в процессе интенсификации труда, поскольку с ростом оплаты труда стремление исполнителей получить более хорошо оплачиваемую работу начинает падать. Подобные результаты проявляются во всех иерархиях труда[202 - Феномен ухода феллахов от труда при росте оплаты отмечен у Л. Столерю] независимо от их технологического уклада. Например, М. Вебер в „Протестантской этике” приводит пример снижения выработки жнецов при повышении им поденной оплаты. Статистические данные США показывают, что в конце 1990-х годов для взрослых мужчин „рост реальной зарплаты на 10% приведет к уменьшению предложения труда на 1-2 %”.

Решение проблемы социальной лени было найдено в создании механизма потребительского кредитования, который позволил индивидам авансировать удовлетворение своих потребностей в обмен на будущий труд. Стимулирование потребления сопровождалось искусственным повышением его уровня за счёт формирования новых потребностей или их симуляции[203 - Например, статусное развитие автомобиль-квартира-комфортный отдых-дача-дом-экзотический туризм]. Следующим этапом стало формирование и распространение квазипотребностей, которые позиционируются как одна из форм самореализации. При кажущейся безобидности механизм стимулирования потребителей оказался более опасным, чем самые жёсткие формы насилия, поскольку лишил большинство „социальных индивуумов”, находящихся на низжих уровнях иерархии, свободы выбора. Неминуемые кризисы платежеспособности, как следствия реструктуризации, изменения или разрушения связей внутри иерархий труда, непременно приводит к маргинализации части производителей[204 - афинские шестидольники, люмпены, сезонные рабочие], их переходу к натуральному хозяйству или полному прекращению[205 - профессиональные нищие и бродяги] трудовой активности. Именно по этой при товарном производстве наряду с ним всегда существуют реципрокативные и редистрибутивные структуры.

Соотношение трёх видов эксплуатации в конкретной этносоциальной системе зависит от хозяйственных укладов, которые определяют особенности конкретной социальной системы. Поскольку реципрокация спорадична[206 - семейные и дружеские отношения], а товарообмен часто не поддаётся учёту[207 - обмен нематериальными ценностями, услугами или информацией], иерархии труда в целях концентрации ресурса используют реципрокацию. Камчатский уездный начальник А.П. Сильницкий описывает сочетание форм эксплуатации на примере камчадала, который пригласил его погостить (реципрокация). Увидев мех великолепный чернобурой лисицы, он предложил его купить. Взамен камчадал попросил у него бутылку виски (товарообмен). Не желая спаивать хозяина, он предложил ему деньги и был удивлён, когда его визави попросил за шкуру её реальную цену (сто долларов). Сильницкий стал убеждать камчадала взять 50 рублей, поскольку за такие деньги он сможет купить целый ящик алкоголя (товарно-денежные отношения), но тот был неумолим. Тогда начальник уезда забрал в ясак понравившийся ему мех (реципрокация). При этом камчадал нисколько на него не обиделся[208 - Записки Приамурского отдела Императорского Русского географического общества. – Т. 2. -Хабаровск, 1894-1914.].

С философской точки триада форм эксплуатации представляет собой диалектический закон отрицания отрицания закона стоимости[209 - Развитие идёт через постоянное отрицание противоположностей друг другом, их взаимопревращение, вследствие чего в поступательном движении происходит возврат назад, в новом повторяются черты старого]. В той степени, в какой „… рыночный товарообмен интегрировал античное и капиталистическое хозяйство… реципрокация и редистрибуция интегрируют примитивные, архаичные, феодальное общества…”[210 - Dalton G. Primitive, Arhaic and Modern economics. Essays of Karl Polanyi, Boston, 1971]. По мере углубления общественного разделения труда формы социально-экономической интеграции доминируют по очереди, одна из них становится господствующей, а остальные дополняют её. При этом реципрокация представляет собой материальный субстрат морально-этических отношений, поддерживающей целостность социума и, в основном, присуща сообществам, товарообмен определяет уровень индивидуальной свободы и формирует общество, а редистрибуция является основным показателем управляемости социальной системы.

Эксплуатация играла и продолжает играть мобилизующую роль в общественном разделении труда. Она будет существовать до тех пор, пока человечество не научится созидательно и без явного вреда для окружения использовать высвобождающееся в процессе роста производительности труда свое свободное время и формировать потребность в самореализации через творчество, а не потребление. Это может обеспечить только правильная и гуманная организация общества, сочетающая принципы свободы и справедливости.

§12. ГРУППОВОЕ ПОВЕДЕНИЕ

„Когда ты воюешь со всем миром, то он воюет с тобой”

Человеческие группы составляют промежуточный уровень организации между индивидами и социумом, который по мере своего развития принимает форму государства. Первоначально представляли собой объединения биологических существ, инстинктивно сплочённых в стадо[211 - биологический инстинкт самосохранения]. По мере разделения общественного труда они превратились в сообщества, в которых возникли иерархии труда и реципрокация. Как уже отмечалось выше, побуждения отдельных индивидов только отчасти исходят из личного интереса и метапотребностей[212 - (хотя эта часть может быть очень большой, а для некоторых индивидов единственной)]. В частности, солидаристское поведение приносит выгоды на уровне группы, но налагает на её членов определённые ограничения. Как оно, так и реципрокативный „альтруизм”[213 - альтруистическое поведение приносит пользу отдельным личностям, а солидаристское – группе в целом] основываются не на рассчитанном личном интересе, вследствие чего поступки отдельных членов сообщества могут быть иррациональны с точки зрения пирамиды потребностей.

Можно выделить два вида поведения индивидов, которые превращают различные группы внутри социума в субъект действия: граничная демаркация и групповое поведение. Такие сообщества, как агенты, начинают взаимодействовать друг с другом. Их отношения часто конфликтны: лучше организованная группа, т. е. иерархия труда с большей внутренней солидарностью, обычно доминирует[214 - Collins 1992; Richerson and Boyd 1998] в борьбе за контроль над редистрибуцией прибавочного продукта.

Процесс интеграции индивида в сообщество происходит через иерархию труда за счёт эффекта когерентности, в котором мотивации и ментальность играют роль синхронизатора. Вследствие этого возникает коллективное состояние, в результате которого каждый системный элемент находится не на каком-либо одном уровне, а на всех сразу. Этот принцип сформулирован Гоббсом в теории общественного договора, который позволяет объяснить возникновения и развития общества и его институтов, исходя из понятия коллективной выгоды. Она была формализована в Теории игр, как повторяющаяся дилемма заключённого с n участниками. Её решением оказалась эволюционно стабильная стратегия (ЭСС), представляющая собой переработанное равновесие Нэша[215 - Smith John Maynard, Evolution and the Theory of games, 1982, ISBN 0-521-28884-3 (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BB%D1%83%D0%B6%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D0%B0%D1%8F:%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B8_%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3/0521288843)]. В этом контексте проблема свободы выбора и/или её отсутствия для отдельного индивида представляется наиболее спорной.

Одним из основных отличий ЭСС является гипотеза о том, что все участники знают о правилах игры и действуют целенаправленно, стремясь получить максимальную выгоду. С практической точки зрения, данная стратегия является намного реалистичней, поскольку в ней участник является индивидуумом, чья стратегия поведения унаследована, а не формируется как реакция на поведение других игроков. Более того, игроки могут не осознавать своего участия в игре и действовать интуитивно. „Выигрышем” здесь является приспосабливаемость участников к конкретной ситуации. ЭСС заменяет равновесия Нэша для решения проблем в тех областях Теории игр, где последнее некорректно ввиду его идеализированности. Ими, в частности, являются антропология, политология, философия и теория эволюции.

Следование ЭСС имеет два побочных эффекта. Во-первых, в случае расторжения «общественного договора», его стороны будут вести себя так, будто он существует. Таким образом, „стокгольмский синдром” во время бифуркации приведёт к гибели системы с вероятностью 1, в то время, как стратегия Нэша даёт ей шанс выжить. Хотя положительная вероятность этого события невелика, но она существует. Таким образом, модель ЭСС допускает возможность синойкизма – добровольного сплочения различных человеческих групп на добровольной основе с целью воздействия на внешнюю среду, например, для освоения дополнительных ресурсов или борьбы с внешней угрозой[216 - Набеги хищников, разбойников, пиратов].

Вторым результатом применения ЭСС является замедление, идиоматически описанное выражением: „Цепь не сильнее, чем ее самое слабое звено”. В соответствии с концепцией теории ограничений систем[217 - Goldratt Eliyahu M. Production the TOC Way (Revised Edition), 2003. ISBN 0-88427-175–7], любая система состоит из набора процессов или последовательных задач. Каждый из них имеет определенную мощность или пропускную способность. В общем случае всегда имеется процесс, имеющий низший показатель и вследствие этого отстаёт. В результате возникает ограничение, которое становится «бутылочным горлышком» всей системы. Таким образом, мощность и скорость системы всегда будет равняться ее самому слабому звену в графе решаемых задач и процессов.

В соответствии с ТОС все цели системы одновременно недостижимы вследствие наличия ограничений. С целью получения желаемого эффекта подсистема управления концентрирует свой контроль над небольшим числом параметров, которые генерируют базовые элементы. Вместо того, чтобы тратить ресурс, пытаясь улучшить сразу все её параметры, они концентрируются на наиболее проблемные из них, например, структурные разрывы, угрожающие целостности системы. В соответствии с положениями ТОС, результат такого воздействия будет намного выше от распыления ресурсов на все задачи. Естественно, что любое объединение людей, как социальная система, не является исключением из этого правила.

Подобные результаты вполне объяснимы. Согласно иерархии потребностей, реализация потребностей высшего уровня ограничено степенью удовлетворения низших. В своём творчестве индивид частично несвободен, поскольку не в состоянии полностью обеспечить низшие потребности от физиологии до уважения[218 - Свобода творчества ограничена полнотой удовлетворения потребностей низших уровней]. При индивидуальном творчестве подобная оценка касается только конкретного индивида. Достижение им определенного уровня свободы является достаточным условием, хотя предполагает обеспечение потребностей нижнего уровня. В этом смысле свобода даже самого свободного из людей не является абсолютной. Он не свободен от самого себя и среды обитания: своих близких и дальних, общества и, в конечном счете, от среды обитания. Вследствие этого, с рациональной точки зрения мерой личной свободы конкретного человека становится количество доступного ему ресурса.

По мнению Дюркгейма, „…сама свобода бывает продуктом регламентации. Она не только не противоположна социальному действию, но вытекает из него. Она –не свойство, внутренне присущее естественному состоянию, а наоборот, завоевание общества у природы…В конце концов свобода есть подчинение внешних сил социальным силам…” Таким образом, свободной индивидуальности в обществе остается только свобода выбора умереть[219 - смерть Сократа лучший тому пример свободного решения принципиального человека, нежелающего уступить охлосу, необразованному большинству с неудовлетворенной потребностью уважения] или согласиться с тем уровнем несвободы, которые ему присущи[220 - принять ограничения в области морали, поведения и труда].

При взаимных отношениях несвобода одних индивидов является причиной несвободы тех, кто хочет и может стать свободным. Подобное ограничение действует для всех индивидов по отдельности и ретранслируется на объединения высшего порядка – семью, род, сообщество, группу, класс и в целом общество.  Каждое из них также не свободнj ни от самой себя, ни от других. В связи с этим даже мышление оказывается несвободным. Это связано с тем, что вторая сигнальная система, и культура формируются в процессе общения с предтечами, родителями и окружением. Благодаря такому механизму передается и сохраняется ментальность сообщества. Его текущие установки медленно изменяются, но эти изменения заметны не всегда и не сразу.

В 70-е годы ХХ века был проведен ряд скандальных с точки зрения морали экспериментов[221 - Результаты привели в шок научную общественность. Главное внимание было обращено на аморальность подобных экспериментов, а также на вину экспериментаторов, которые обвинялись в создании негуманных условий и в давлении на всех или на часть испытуемых, участвующих в эксперименте лиц.]. Их организаторы и осуждавшая их научная общественность занимались исследованиями самоощущений ответственности и устойчивости личного „я” в связи с давлением окружающей среды, моральной ответственности, как перед лицом внешних обстоятельств, так чужого давления. Несмотря на то, что эксперименты были поставлеы совершенно разным образом[222 - Их общая черта– предоставление отдельному человеку или группе полного и безграничного контроля над другим человеком или группой лиц], но привели одинаковым результатам. Харктеризуя их, И. С. Кон утверждает, что „…человек делает выбор и принимает на себя ответственность не только в труде, где имеется более или менее определенное распределение прав и обязанностей, а во многих других, менее регламентированных и психологически сложных ситуациях. Каково при этом соотношение внутренних[223 - собственные нравственные принципы] и внешних факторов и как человек реагирует на допущенные им нравственные ошибки? Ситуации такого рода были драматично и жестко моделированы в экспериментах американских психологов Ф. Зимбардо и С. Милгрэма” [224 - Кон И., ч. II, глава 5, раздел Выбор и ответственность].

Исследования Зимбардо и Милгрэма ставили своей целью „выучивание агрессии и принуждению”. Их общей чертой являлось искусственное создание абсолютного превосходства одних участников над другими[225 - Зимбардо(Стэнфорд) имитировал условия тюрьмы, в которой отсутствует контроль гражданских прав. Милгрэм (Йель, Принстон, Мюнхен, Рим, в Южной Африке и Австралии изучал влияния соразмерности наказаний (удары электрическим током) на дальнейшее поведение „учителя”, а не „ученика”.], то есть воспроизведение неограниченной власти через управление одних участников эксперимента другими участниками. В результае достижение послушания оказалось сильнее милосердия, доказывая, что независимо от моральных качеств эксперементируемых целью двух третей из них явилось достижение абсолютного подчинения. Следовательно, при отсутствии сопротивления доминирующий индивид при определённой мотивации прибегает к осознанному насилию над подчинёнными, не связанными с ним родственными связями, вплоть до установления неограниченной власти с уровнем наказаний и/или поручений, представляющих опасность для мх здоровья и жизни[226 - Аксиома С.А.Четвертакова о приучении к власти].

С позиции „формирования установки с подкреплением” эти опыты представляют собой обучение насилию над беззащитным человеком. Главным их условием является успешное преодоление обучаемым сопротивления или его отсутствие со стороны подчиненных. Результаты исследований показали, за короткое время (час-два) у двух третей „учителей” происходило привыкание к насилию[227 - примерно треть испытуемых Милгрэма остановила нравственная граница. Примерно такие же результаты были у Зимбардо, хотя никто из его испытуемых не отказался от функции тюремщика. Даже сам экспериментатор так увлёкся, что вошёл внутрь опыта] и исчезало сострадание к их жертвам. В ходе исследований было установлено, что большинство насильников получает императив творчества в форме давления и привыкания к управлению жертвами[228 - Литературный пример у У. Гольдинга, „Провелитель мух”, 1954]. Вслед за этим у них появилась мотивация, основанная на потребности в „творчестве преодоления”[229 - в данном случае сопротивления воли и психики других людей]. Её реализация сняла моральные ограничения и привела к отказу от этических норм.

Опыты Зимбардо и Милгрэма такж показали, что в случае, когда условия и обстоятельства позволяют, начинает преобладать тенденция к совершению насилия. При этом на её степень совершенно не влияют реальные возможности сопротивления, поскольку его отсутствие представляет состояние „выученной беспомощности”. В таких условиях насилие через некоторое время становится принципом формирования межличностных отношений и новой этики. Отсюда следует вывод, что отдельно взятый индивид с положительной вероятностью может быть научен осуществлять принуждение по отношении к третьим лицам, если не встречает сопротивления с их стороны и имеет другие потребности и мотивы к достижению или сохранению этого положения. При этом обучение насилию по принуждению дает результаты, близкие к самонаучению. У одних обучаемых оно превращается в метапотребность, а у остальных акторов удовлетворяет потребность в уважении[230 - Аксиома С.А. Четвертакова об обучении насилию].

По своей сути, процесс обучения подчинению и агрессии представляет собой механизм формирования поведения господствующей стороны. Его обратной стороной медали является выработка у низших уровней иерархии труда приучение к покорности или осознания собственной беззащитности, которой придаётся форма закона и/или моральной нормы. На их основе возникает и культивируется привычка к подчинению.

В ходе дальнейших экспериментов был также обнаружен эффект снижения агрессии при физическом сближении[231 - важный результат эксперимента заключался в том, что с уменьшением расстояния между акторами экспериментва возможная агрессия падала до 40%, а непослушание росло], который имеет биогенетическое происхождение и связан со „стадным инстинктом”. „Стокгольмский синдром” является одним из аналогов этого механизма: длительная близость агрессора и жертвы снижает как агрессию, так и негатив отношения жертвы к ограничению свободы. Данное наблюдение указывает на определённые ограничения связанные с применением насилия в местах компактного проживания людей.

После экспериментов с собаками[232 - Селигмен М., Пенсильвания, 1967 г.] и людьми[233 - Hiroto, D.,1974] исследователи обнаружили, что беспомощность вызывают не сами неприятные события, а безрезультатность попыток их избежать в течение достаточно длительного времени. Беспомощность возникает „тогда, когда человек…, пытающийся решить некоторую поведенческую

проблему, не находит никакой системы в том, как реагируют окружающие на его действия, и никто ему не помогает обнаружить эту систему”[234 - В.Г. Ромек]. Непреодолимость преграды заучивается как беспомощность, вследствие чего активность в поиске решения[235 - избегание или преодоление] постепенно снижается, а затем полностью исчезает. Таким образом, при постоянном контроле и невозможности преодолеть препятствия индивид обретает свойство выученной беспомощности, которое распространяет на своих соседей[236 - Аксиома С.А, Четвертакова о обретении вынужденной беспомощности].

Феномен устойчивого отсутствия поисковой реакции наблюдается у всех высших животных. Однако, у людей он обладает свойством транзитивности: благодаря их социальности, беспомощность легко переносится с одних ситуаций на другие. В более мягкой форме он представлен установкой „на избегание неудач”. Она представляет собой уход в оборону или отступление, как следствие опыта непреодолимости встречаемых проблем и трудностей. Благодаря этому явлению, многие ценные идеи теряются и пропадают, если не несут быстрого решения насущных проблем. По этой причине общество не поддержит новую идею, реализация которой не гарантирует быстрого и эффективного удовлетворения текущих потребностей[237 - Её оценят, как неадекватную или рискованную].

Другой причиной этого является такая метафизическая сущность, как онтологизированная зависть или„тяготение к равенству в ничтожестве”[238 - М.Горький. Несвоевременные мысли. Петроград, Культура и Свобода, 1917 г.]. Она впервые выделена и описана у А.Токвиля и присутствует в ранних работах К. Маркса, который предостерегал от „абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации”. Среднестатистический индивид нуждается в самоуважении и постоянно обеспокоен своим „имиджем”. Если начинает осозновать свою внутреннюю несостоятельность, он, объединившись с подобными себе, направляет усилия против нарушителей порядка, которые проявляют „демонстрационный эффект”. В случае успеха этот процесс приобретает иррациональное значение для победителей и может перерасти в метапотребность[239 - кляузник, доносчик, провокатор] и/или стать стереотипом поведения[240 - круговая порука, взаимная подозрительность]. В обоих случаях человеческое объединение ввергается в процесс самораспада, сопровождающийся снижением уровней социальности вплоть до полной десоциализации. Упрощение системы приводит к тому, что основой взаимоотношений становятся не этические нормы, а законы этологии.

Когда личность, сообщество и общество в целом ведут себя неадекватно своим возможностям, уровень их материального благосостояния падает. Это становится причиной снижения возможности для творчества на общественном уровне, вслед за которым в этой сфере происходит сокращение активности индивидов. Следовательно, регресс общества, вырождение сообщества и деградация личности являются признаком их несвободы на уровнях удовлетворения высших потребностей и ментальности.

Важным следствием теоремы о неизбежности эксплуатации является то, что наличие избыточного ресурса на низжих уровнях иерархии труда уменьшает предложение труда вплоть до его исчерпания. Возможность производить больше, не подвигает людей производить больше. Этот парадокс заложен в ментальности человека, как биологического организма, – нет никакого смысла делать больше, чем необходимо для расширенного воспроизводства семьи, длительного отдыха[241 - прекращения труда на более продолжительное время, чем это необходимо для восстановления физических и творческих сил] и/или удовлетворения иных потребностей и метапотребностей. Даже в современном обществе накопленный тяжелым трудом излишек будет растрачен с целью удовлетворения высших потребностей уважения[242 - дарения, благотворительности, приобретении престижных товаров и услуг (путешествий)], творчества или игры. В других случаях лишний труд представляет собой потребность в самовыражении в соответствии с конкретной иерархией потребностей[243 - например, изготовление домашней утвари как предмета роскоши]. В результате избыток ресурсов и/или возможностей приводит к снижению производительности иерархии труда и становится трагичным для развития общества и/или личности, задерживая или останавливая их развитие.

Социальная леность определяется[244 - Майерс Д.], как „тенденция людей прилагать меньше усилий в том случае, когда они объединяют усилия ради общей цели, нежели при индивидуальной ответственности”. При совместнном добровольном не творческом труде[245 - не является постоянно творческим], устойчиво удовлетворяющего физиологические потребности индивида, который уверен в собственной безопасности, он без контроля над объемом личного труда постепенно снижает свою производительность[246 - Аксиома С.А, Четвертакова о лености добровольного неконтролируемого и рутинного труда]. Данные о том, что коллективный труд вдвое ниже суммы результатов отдельных работников[247 - исселедование французского инженера Рингельмана (по Д. Мейерсу)] известно с конца XIX века. В 70-80-е годы ХХ века в Массачусетсе были проведены серии точных экспериментов, которая подтвердили этот факт[248 - Alan Ingham, 1974, Harkins, 1981; Hardy & Latane, 1986]. „В экспериментах по социальной лености люди обычно уверены, что их оценивают только тогда, когда они действуют в одиночку. Групповая ситуация (перетягивание каната, овации и т. п.) уменьшает боязнь оценки”[249 - Майерс Д.] и порождает “проблему безбилетника”[250 - the freerider predicament], индивида, который пытается сэкономить свои силы, уменшив свой вклад в общее дело. Он представляет собой элемент иерархии труда, который потребляет продукт, стремясь ничего не дать взамен

Любопытно, что результаты массачусетских экспериментов[251 - Karau & Williams, 1993 пишут о более 160 различных исследований] выявили психологические факторы, вызывающие фасилитацию[252 - боязнь оценки. Авторы термина – Ф.Олпорт, В.М. Бехтерев, Н. Н. Ланге]. Она представляет собой „эффект повышения эффективности деятельности в том случае, когда за работающим наблюдают. Социальная фасциляция характерна для относительно простых видов деятельности” и возникает при „актуализации в сознании образа соперника, надзирателя или простого наблюдателя. Его наличие положительно влияет на количественные характеристики деятельности и отрицательно на качественные, соответственно повышая результативность относительно простых видов деятельности и затрудняя выполнение трудных действий и решение сложных задач”. Согласно теории потребностей индивид, ведущий трудовую деятельность, не удовлетворен уровнем своей безопасности II.  В этой ситуации он начинает трудиться интенсивнее, компенсируя тревогу.

В случаях, когда труд не является простым и требует творческого подхода ощущение тревоги нарушает концентрацию действий и мышления[253 - доминанту умственного труда], затрудняя процесс. Таким образом, явление фасилитации и опыты, связанные с её изучением, подтверждают, что для любого творческого и умственного рутинного труда требуется удовлетворение потребности в безопасности II. Для организации простого рутинного труда наоборот наличие опасности является стимулирующим фактором. Исследования подтвердили, что при совместном простом, рутинном труде люди[254 - часть людей или люди в среднем] начинают работать хуже без индивидуального контроля, что можно интерпретирвать как удовлетворение потребности в безопасности.

Другим эффектом социальной фасилитации является ускорение работы при потребности в самореализации. Она[255 - уважение или эффект отраженного нарциссизма] проявляется в росте творческой активности при положительной и даже нейтральной реакции окружения. Феномен этого явления заключается в том, что, находясь в одиночестве, исследователь может отвлекаться, расслабляться и рассеиваться. По этой причине стороннее наблюдение, заинтересованное и сочувственное[256 - сопереживание исполнительскому мастерству], творческому труду не мешает и может способствовать работе, особенно если носитель нуждается в уважении.

§13. ОБЩЕСТВЕННАЯ СОЛИДАРНОСТЬ

„Unus pro omnibus, omnes pro uno”[257 - Один за всех и все за одного]

Вследствие граничной демаркации, группового поведения и его унификации в рамках иерархии труда члены сообщества действовуют как независимые агенты, которые различаются по их способности к коллективному действию или коллективной солидарностью. Эта способность является результатом соединения мотиваций и поведений отдельных индивидов, определяемых их положением в иерархиях труда и проистекающей из этого степенью удовлетворённости потребностей. В результате этого рациональность одиночки, стремящегося удовлетворить свои потребности, порождает его иррациональность внутри сообществ, действующих в общих интересах. Возникшая вследствие разделения труда иерархия труда добивается коллективного участия своих членов в пассивной или активной формах. Общественно востребованный рутинный труд и особенности пирамиды потребностей порождают социальное неравенство и классы.  Сочетание эгоцентрического и группоцентрического поведения индивидов порождает рациональность общества.

Одним из главных элементов этого процесса является трансформации потребностей индивида в самореализации и уважении на уровне группы в престиж и накопление избытычного продукта в пределах общества. Они образуются вследствие особых свойств или способностей индивида в пределах иерархии труда. По мере её развития они видоизменяют свои формы, превращаясь в специальные процедуры и/или институты, которые позволяют компенсировать отсутствие „таланта” возмещением эквивалентным размером материальных благ, представляющих собой „накопленный” труд, порождая социальное неравенство.

Примеров подобному явлению множество, начиная с первоначального значения указанного термина, который характеризовал способность индивида к реципрокации, т.е. возможность нести определённые затраты или повинности в пользу своей общины без материальной компенсации в большем объёме, чем остальные. Подобный «альтруизм» на уровне индивида сам по себе иррационален, но уже уровнем выше становится полезен для него, поскольку даёт определённые привилегии в распределении избыточного продукта и/или позволяет реализовать его высшие потребности и метапотребности. Наиболее распространённым проявлением такого является имущественный ценз для избирателей или почётный титул, звание или номинальная должность.

Преследуя свои эгоистичные цели в рамках „кувшина потребностей”, индивиды обладают чувством солидарности, по крайней мере, с некоторыми другими людьми. Эта „преддоговорная солидарность”[258 - Э. Дюркгейм] выделяется современной социологией в качесте базиса общественных систем, которые, в свою очередь, состоят из малых групп. Изучением их поведения занимается дисциплина групповой динамики[259 - Lewin, K., (1980). Kurt Lewin Werkausgabe in German (Kurt Lewin Collected Works) Ed. Karl Friedrich Graumann, Stuttgart, Klett], которая выделяет четыре механизма, удерживающим группу индивидов вместе: взаимность, наказание, родственный отбор и групповой отбор и их сочетание.

Взаимность, как механизм отношений доверия и сотрудничества[260 - Trivers, 1971], возникает в иерархиях труда между двумя рациональными личностями при условии, что они взаимодействуют длительное время. В соответствии с социологическими исследованиями люди в группе меньше бездельничают, если:

1. Задача трудна[261 - Karau & Williams, 1993], притягательна, увлекательна. В случае трудной и интересной задачи люди могут воспринимать собственный вклад как незаменимый[262 - Harkins & Petty, 1982; Kerr, 1983; Kerr & Bruun, 1983].

2. Одни члены группы считают своих коллег ненадежными или неспособными к продуктивной деятельности[263 - Vancouver &others/ 1993; Williams & Karau, 1991], они работают более интенсивно. Дополнительные стимулы и/или необходимость достичь определенных стандартов способствует коллективным усилиям группы[264 - Shepperd & Wright, 199; Harkins &Szymanski, 1989] или в случае межгруппового соревнования[265 - Erev & others, 1993].