Псы войны: дневники Шеннона

– Ну и как?

– Курт ещё ничего: остался при своих. А я просадил все наличные!

– И кредит?

– И кредит! Налей ещё!

Шеннон с сомнением посмотрел на корсиканца, потом взял бутыль и налил бокал.

– Мне кажется тебе уже хватит! Вот выпей и иди спать!

– Всё, всё! Я в норме. Я к тебе вообще-то по другому поводу.

– Какому?

– Я сегодня разговорил папашу Вилька. Как ты думаешь, чем он тут занимается?

– Торговлей, может немного контрабандой. А что?

– Знаешь, что он отсюда вывозит? Шкуры диких животных!

– Ну и хорошо. Какой-никакой прибыток.

– Так вот. Расскажу всё по порядку. Борлик привозит сюда порох и пули, но не продаёт их, а даёт в долг туземцам. Те охотятся на дичь и отдают её в качестве оплаты долга. Мясо он отдаёт Гомезу, а шкуры и чучела вывозит в Европу. У него оказывается здесь имеется таксидермическая мастерская. Она расположена в помещениях старого сахарного завода.

– Он был закрыт при Кимбе?

– Нет, ещё до первой мировой войны. Так вот, это только прикрытие!

– Вот как?

– Ага. В ней работает несколько беженцев. Однако там не только набивают чучела, – торжествующе произнёс корсиканец, – но и ремонтируют ружья, набивают патроны, вставляют капсюли в гильзы!

– Как это Кимба просмотрел!

– Ничего он не просмотрел. Он знал об этой мастерской и пользовался услугами папаши Виля, когда ему припекало. Вот! – выдохнул Жан-Батист. Он наклонил бутыль и нацедил себе ещё один бокал чери. – Будь здоров, командир!

– Мне кажется, тебе уже хватит!

– Мгм…

– Иди спать! Я завтра переговорю с Бенъярдом.

4. Госпиталь

Санди умер пятнадцатого июля, на рассвете. Ночью Шеннона разбудил громкий стук в дверь. Голос настойчиво просил мистера Кейта его впустить.

– Какого чёрта, – выругался Шеннон, вылезая из-под марлевого накомарника. В полумраке комнаты (оконные жалюзи были закрыты плотно закрыты) он натянул на себя трусы и на ощупь двинулся к двери. Спросонок он наткнулся на стул и чуть-чуть не упал.

– Кто там?

– Это Жорж, мсье! Звонят из госпиталя…

– Кто?

– Как кто? Доктор из госпиталя! Он срочно требует к телефону какого-то Шеннона, который живёт в Вашем номере…

– Так что случилось?

– Плохо какому-то Шанду Мириону.

Сон сняло, как рукой. Если ночью звонят из госпиталя, значит дела действительно плохи.

– Где телефон?

– Я Вас провожу.

– Подожди, дай одеться.

Шеннон плеснул в лицо воды, затем натянул куртку и брюки. Подумав, обулся и, взяв в охапку ремни, решительно вышел в тёмный коридор отеля. У входа стоял Жорж, держа в руке переносную лампу:

– Прошу следовать за мной мистер Кейт, – мягко произнёс он, и неслышно повёл его к регистрационной стойке. В гостинице царила полная тишина.

– Неужели все гражданские так крепко спят, – пробурчал наёмник, привыкший реагировать ночью на каждый шорох.

– Что Вы сказали, мсье, – обернулся Жорж. – Я не расслышал…

– Ничего. веди быстрее,– шепнул Шеннон. Они быстро пошли по коридору и, повернув налево, оказались в фойе. Со стороны бара доносился гул голосов: Шеннон сначала удивился этому, но потом вспомнил, что там установлена рулетка.

– Шеннон!

– Мильтадес, Дежурный врач госпиталя. Один наш пациент очень плох, он хочет видеть Вас.

– Как его имя?

– Шанд Мирион.

"Это же Санди!" – мелькнуло в голове у Шеннона:

– Ждите, сейчас приеду!

Он вернулся в номер и быстро переоделся. Застегнув ремни, он сунул в кобуру трофейный "макаров". Через несколько минут он уже сидел за рулём "миневры". Госпиталь располагался в миле от отеля, но, чтобы до него доехать надо было петлять по узким городским улочкам. Шеннон дважды сворачивал не в ту улицу и немного проплутал. Через десять минут он притормозил у главного фасада трёхэтажного каменного здания с ризалитами, построенного в начале века. Когда-то белые стены дополнялись всякими архитектурными изысками: поясками, карнизами и рустами, выполненными красными керамическими кирпичами. В предрассветных сумерках они смотрелись особенно эффектно, создавая впечатление массивности этого здания. Но всего этого Шеннон не заметил. Он взбежал по центральной лестнице и открыл дверь. В нос ему ударил целый букет больничных запахов хлорки, формалина, спирта, пота и чего-то ещё. Шеннон поискал глазами регистратуру. Первое, что ему бросилось в глаза, это полутёмный коридор, набитый больными и увечными. Они сидели и лежали повсюду в самых различных позах. Осторожно переступая через тела, навстречу ему двигалась фигура в белом халате, делая какие-то знаки руками. В этой обстановке командир наёмников несколько растерялся: он не знал, что ему предпринять. "Буду дожидаться этого субъекта", – решил он, глядя на надвигающийся белый силуэт.

– Я же Вас просил, включить свет, – с укоризной ему сказал португальский мулат лет сорока. – Ах, извините, позвольте представиться – Хуга Мильтадес. Я сегодня дежурю…

– Карло Шеннон! Вы мне звонили.

– Да. Вам надо поспешить. Вашему человеку совсем плохо.