Собиратель книг, женщины и Белый Конь. Библиотека журнала «Вторник»

Где она, Кен? Почему не появляется снова в моей жизни? Почему пропала? И кто она такая? Колдунья? Если так, то она самая прекрасная колдунья на свете.

Одно я исключал – случившееся не было галлюцинацией. Это была самая настоящая жизнь. Одна из ее самых прекрасных страниц.

Несколько раз я вспоминал и о ненавидящих меня желтых глазах, которые видел сразу после встречи с Кен. Сразу становилось не по себе. Но из-за этого, говорил я себе, волноваться не стоит. Вот это – как раз галлюцинация, отвратительное видение.

Снег выпал на следующее утро после того, как со мной произошла эта страшная история. Возвращался с работы через лес. По узкой, в одну полосу, дороге, выложенной большими бетонными плитами, многие из которых уже давно начали крошиться, а некоторые и вовсе разрушились. Когда-то дорогу построили военные для своего полигона. Его давно нет, и дорогой почти никто не пользуется. По ее сторонам растут ели, а местами – дубы.

Некогда в окрестностях нашей фабрики была большая дубрава. По крайней мере, так рассказывали мне люди, семейства которых из поколения в поколение делали здесь зеркала. Со временем орешник, березы, осины почти вытеснили дубы. Теперь эти величественные деревья лишь вкраплены в лес. Но вдоль дороги их еще много. За последние бесхозные годы дубы разрослись вширь, и в некоторых местах их ветви смыкаются над ней.

Минувшая осень выдалась очень урожайной на желуди. В золотом октябре дорога местами была почти в буквальном смысле слова усыпана ими. Сейчас, конечно, желудей здесь уже не осталось – смыли ноябрьские дожди. Но вот в самом лесу, да и на обочинах желуди – я почему-то подумал об этом – есть.

Желуди… Ассоциации жизни…

Я невольно стал вспоминать… Когда-то, еще ребенком я любил собирать желуди. Такие красивые: блестящие, светло-коричневые. Мы с родителями собирали их на нашей «дачке». Собирали и в Москве – в Лужниках, Сокольниках, в Парке Культуры. А потом, много лет спустя, желуди – все на той же даче – собирали со мной и моей первой женой наши дочки. И так же, как в моем детстве, иногда мы брали спички и делали из них и желудей смешных человечков. Называли их «Желудяшкиными». Навсегда ушедшие дни. Очень светлые.

А сейчас… Сейчас был темный бесснежный февральский вечер. Вечер безветренный, очень тихий, будто застывший в своей тяжести. И вдруг в этой тишине я услышал чавканье. Притом тот, кто чавкал, судя по громкости звуков, находился неподалеку. Мне стало не по себе. А спустя несколько секунд, после того, как миновал небольшой изгиб дороги, я уже был испуган по-настоящему.

Кое-где здесь стоят фонари. Благодаря белесому свету одному из них я хорошо увидел его.

Кабан! Жующий желуди кабан. Кабан громадный и непохожий на своих иногда довольно милых собратьев на фотографиях в книгах о животных, коих немало в моем книжном собрании.

Этот экземпляр походил на вепря из жестокой скандинавской легенды. Очень крупный. Шерсть – длинная, почти черная. Глаза… Глаза были большие и желтого цвета. Они были очень-очень похожи на те, взгляд которых сопровождал меня в «путешествии» из сквера на фабрику. И так же, как те, были наполнены обращенной ко мне ненавистью. Ненавистью и… своеобразным интеллектом. Это не был взгляд обычного животного! Это создание – я не сомневался – обладало разумом.

Его клыкастая морда… Я уже видел похожую морду! Сомнений быть не могло – на карнавале! Маска широкоплечего, коренастого господина, на которого натолкнулся, когда искал Наталью. Интересно, какие у него были глаза? Кажется, тоже желтые. Но я не был в этом уверен. В спешке толком не разглядел.

Первая реакция была нервной, эксцентрической и, возможно, истерической. Я несколько раз подпрыгнул. Довольно высоко, так что лужа, посередине которой остановился, будучи ошарашенным неожиданной встречей, рассыпалась брызгами. Затем показал кабану язык и сделал руками «длинный нос». Наверное, страх так подействовал.

Вообще-то я нечасто кривляюсь. Только иногда – в спину жене, когда устаю от нее. И еще по утрам – самому себе, в зеркало, чтобы поднять настроение. Но когда бывало страшно, не кривлялся. Это было для меня новым…

Еще одно «новое» в себе я открыл почти сразу после гримас. Оказывается, могу бегать без всякого допинга не хуже классного чернокожего спринтера. Правда, дистанция была намного короче, чем на соревнованиях. До ближайшей березы, за ветку которой я смог зацепиться руками, а затем подтянувшись вверх, усесться с грехом пополам на эту самую ветку.

Бросившийся на меня в разгаре моего кривляния кабан остался под березой, которую я про себя уже окрестил «своей». Еще бы – благодаря ей я спасся. По крайней мере, на этом этапе, потому что кабан глядел на меня снизу вверх и, кажется, не собирался никуда уходить. Благодаря все тому же фонарю я видел его ненависть и большие желтоватые клыки, которые сначала почему-то не бросились мне в глаза. Совершенно ужасные клыки! Их созерцание усилило первоначальный шок. Видимо, поэтому я запел:

Ой, рябина кудрявая,
Белые цветы,
Ой, рябина, рябинушка,
Что взгрустнула ты?..

    (Слова М. Пилипенко)
Запел, сам не зная, зачем… Блин! В желтых глазах вепря теперь была не только ненависть (она меньше не стала), но и удивление.

«Умен, сука!», – подумал я. И тут же снова вспомнил о господине, которого толкнул на карнавале. Потом подумал о Кен, которая сначала явилась мне в образе очаровательного черта…

«Сказка пр-р-р-одолжается», – сказал я себе, рассматривая необычного кабана, который не торопился оставлять меня в одиночестве. Буква «р» получилась, как звук ржавой пилы, потому что у меня начался озноб. Зуб на зуб не попадал. Скорее из-за нервного шока, нежели от холода.

Кабан уже не глядел на меня. Опустил рыло вниз, принялся искать желуди. Очень быстро обнаружил и зачавкал.

Зачавкал громко!

Мерзко!

Противно!

«Черт возьми, а что же мне делать?», – спросил я себя.

Ждать, когда кто-нибудь появится на этой забытой Богом и людьми дороге? Но такое ожидание может продлиться до второго пришествия (или до третьих петухов – как кому нравится). И сколько я смогу продержаться на «своей» березе? Сидеть на ней было очень неудобно. К тому же, я изрядно замерз. Мороза не было, но все равно я не был одет для прогулки по лесу. И даже не мог подвигаться, чтобы хоть немного согреться. Ощущение, что мое приключение хорошим не кончится, становилось все сильнее.

– Проклятый, мерзкий кабан! – крикнул я своему преследователю. А затем (опять-таки сам не зная почему) запел песенку из мультфильма про Винни-Пуха, который висел на шарике перед плечиным дуплом и пытался обмануть пчел:

Я тучка-тучка-тучка,
Я вовсе не медведь.
Ах, как приятно тучке
По небу лететь.

    (Слова Б. Заходера)
Хотел позлить кабана. А в шоке, в котором я по-прежнему пребывал, лучшее просто не пришло в голову. Но он, поганый вепрь, даже не поднял морду. Продолжал жрать свои желуди. На самом деле, конечно, не столько утолял голод, сколько ждал, когда я свалюсь с березы на его клыки.

Я продолжал думать, как справиться с вепрем. Не нашел ничего лучшего, как бросить ему вниз несколько снотворных таблеток (они валялись в кармане пиджака с тех пор, как мы с женой ездили в гости с ночевкой к ее брату). Кабан, разумеется, и не подумал сожрать их. Лишь поднял вверх свою морду, громко и язвительно хрюкнул.

Больше ничего мне в голову не пришло. Я тщетно продолжал искать выход. А спустя полчаса чуть не свалился со своей ветки. Захотел устроиться на ней поудобнее и оперся на руку, которая – я не заметил этого! – здорово затекла. А холод… Он уже проник в каждую клеточку тела…

Пытаясь справиться с ним, я закурил: иногда это дает иллюзию тепла. Но на этот раз такая иллюзия не посетила меня. Кабану, кстати, не понравился запах табака. Он несколько раз довольно громко чихнул, затем поднял голову и укоризненно покачал головой.

– Ты, что хочешь, чтобы я спрашивал у тебя разрешения, можно ли мне покурить? – я решил попробовать «разговорить» его.

Мне были ясны две вещи:

1. вепрь ненавидит меня.

2. вепрь обладает интеллектом.

Значит, можно попытаться вести себя с ним, как иногда ведут себя заложники с террористами. Начинают общаться с ними. Затем, как говорится, слово за слово. Дело кончается тем, что в террористах пробуждается нечто человеческое. И для заложников все заканчивается хорошо.

– Дружище, я тебе ничего плохого не сделал, – обратился я к кабану, – тебе не надоело торчать здесь, под деревом?

Кабан проигнорировал мой вопрос. Я, однако, решил попробовать все-таки наладить общение:

– Может, оставишь меня здесь, пойдешь своим путем? – предложил ему.

Вепрь даже не поднял голову. Тогда я попытался поговорить с ним на отвлеченные темы. К сожалению, мои ремарки не встретили никакого отклика. Я понял – попытки наладить общение со злобным существом бесполезны. Был уже близок к отчаянию. Понимал, что скоро свалюсь со «своей» березы, и вепрь если не убьет меня сразу, то по меньшей мере, распорет живот своими клыками. И я очень скоро скончаюсь даже без его дальнейшего участия.

Подумал я и о том, что меня не скоро найдут. Неужели, буду гнить здесь? И сколько времени – неделю, две, месяцы?.. Что останется от меня?..

А, может быть, вепрь, который караулит внизу, не вегетарианец?

Топот! Я услышал чей-то топот. Наверное, слух был обострен благодаря этой мерзкой ситуации, потому как звуки были еще очень тихими. Но тот, кто производил их, приближался стремительно. Очень скоро я понял – это цокот копыт. И сразу почувствовал – ко мне на помощь спешит светлое начало. Оно спасет меня! Я еще не видел бегущую по дроге лошадь, но уже знал, кто это. И не ошибся.

В нашу с кабаном сторону мчался Белый Конь. Тот самый, который был в сквере возле моего дома. С Кен. В его каждом стремительном движении были сила и грация.