Божественная карусель

– Говорят, язычники встречали Новый год осенью. И я сейчас чувствую себя язычником, предвкушающим что-то новое, праздничное, интересное.

4

Со дня первой инаугурации прошло три года. За это время Шевронский стал уже Президентом СССР – Союза Свободных Суверенных Республик, в состав которого входили все бывшие советские республики, за исключением Литвы, Латвии и Эстонии. Но хотя расширение границ власти являлось одним из основных направлений деятельности Шевронского, самой главной оставалась проблема сохранения тайны получения «Средства Макропулоса». Вот и сейчас Президент внимательно просматривал видеозапись поведения последнего из задержанных при попытке выкрасть секреты.

На экране были видны вполне роскошные апартаменты. Стол. За столом сидел задержанный, которому прислуживающий (работник безопасности) подавал обед. Задержанный – “прислуге”:

– Разговаривать-то с вами можно?

– Да, вполне. Я даже готов передать шефу все, что вы пожелаете.

– А кто ваш шеф, могу я его видеть?

– Шеф – это мой непосредственный начальник, видеть его вы не можете.

– А могу я связаться еще с кем-нибудь, как-нибудь?

– Нет.

– Как долго меня так намереваются держать?

– Вы разоблачены службою охраны, как похититель секретов, которым с недавних пор присвоен гриф «Совершенно секретно», то есть, являющихся государственной тайной. С вами просто по инерции, пока, обращаются как с похитителем обычного секрета фирмы и содержат за счет частных клиник господина Шевронского. Но поскольку вы были задержаны уже после принятия нового закона о государственной тайне, то ваша дальнейшая участь, полагаю, будет значительно хуже. В ближайшее время начнется следствие, затем суд и…

– И?

– Пожизненное заключение в одиночной камере. Вам предоставляется честь быть первым осужденным по новому закону.

Мужчина отодвинул еду.

– Да вы не расстраивайтесь, – продолжал “прислуга”. – Ваша камера будет со всеми коммунальными удобствами однокомнатной благоустроенной квартиры. Но с комфортом этих апартаментов, конечно, придется расстаться.

– А те, кто попадались до меня, изолируются в таких вот шикарных условиях?

– Именно так.

– Меня осудят уже по закону, но по отношению к изолированным в апартаментах ведь творят произвол. Их-то арестовали без всякого закона.

– Не нам об этом судить… Во всяком случае, не Вам…

Шевронский выключил видеозапись и вызвал секретаря:

– Передайте всем заинтересованным лицам: на сегодняшнем заседании Совета Министров председательствовать буду я сам. Заседание должно быть закрытым, без доступа журналистов. Все.

Этими же словами, спустя полтора часа, Шевронский и открыл заседание:

– На сегодняшнем заседании Совета Министров СССР я буду председательствовать лично в связи с многообразием и сложностью накопившихся у нас неотложных проблем. Премьер-министр мне будет помогать. Заседание закрытое, я надеюсь, что журналистам были переданы соответствующие извинения. Итак, первое. Оперативная информация свидетельствует о том, что государства мира сворачивают почти все свои научные программы для-ради финансирования одной-единственной – поиска «Средства Макропулоса», аналогичного тому, которым пользуемся мы. И будет несправедливо сказать, что они бездарно тыкаются не там и не так, где и как следовало бы. Наша задача состоит в организации профессионально поставленной системы разведки и дезинформации, которая бы безукоризненно срабатывала при малейшем приближении кого бы то ни было в любой точке мира к положительному результату, постоянно сбивала с толку исследователей. СССР должен оставаться монопольным владельцем «Средства Макропулоса». Я обращаюсь к министру безопасности.

Приподнялся молодой человек на вид лет 37, Евгений Николаевич Мо?лозов, который не просто юно выглядел, а в отличие от других приближенных действительно был молодым – не делал ни одной операции в клиниках Шевронского. Однако высокий рост, атлетическое сложение, солидный баритон, подавляющий взгляд, а главное, покровительство самого Президента заставляли многих окружающих воспринимать этого уверенного в себе блондина как старшего. Самоуверенность Молозов терял в присутствии только одного человека – самого Шевронского, которому был обязан всем. Евгению Николаевичу следует отдать должное: будучи еще лейтенантом службы безопасности, он проявлял себя энергичным, перспективным офицером. Но, увы, наивным, что, впрочем, поначалу не мешало его служебной карьере. Однако, став уже майором, Молозов при раскручивании очередного, сперва казавшегося банальным, должностного преступления постепенно убедился, что оно является лишь небольшим звеном в длиннейшей цепочке, которую держали в своих руках весьма высокопоставленные чиновники. Искренне полагая, что его долг состоит в незамедлительной передаче полученных сведений своему руководству, Молозов так и поступил… После чего стало происходить что-то необъяснимое. Дело, которое он вел, передали другому. Посыпались взыскания. Присвоение очередного звания задержали. В должности понизили. Для Евгения Николаевича рушился мир. Ни любящая жена, ни подрастающая дочь не могли остановить этого крушения. Все представления о справедливости, чести, долге, силе добра оказались смешной детской иллюзией этого солидного, взрослого человека. Чтобы морально выжить, не сломаться душой, необходимо было сменить свое мировоззрение! То самое, которое так бережно лелеяли дома, растили в школе, формировали в университете… И вот именно в эти дни отчаянной духовной ломки, когда Молозов в качестве главного ориентира оставшейся части своей жизни стал выбирать личный покой и благополучие любой ценой, из правительственного аппарата пришло официальное приглашение для встречи с самим Президентом СССР. Последовавший в этот же день подтверждающий звонок не оставлял никаких сомнений – это не розыгрыш. А когда Молозова, вернувшегося в свою квартиру после встречи с Президентом, домашние стали тормошить: «Ну что? Ну как?» – он не выдержал и расплакался счастливыми слезами: «Все-таки правильно меня мама воспитала…».

Ни до, ни после никто никогда не видел слез этого здоровяка офицера.

Ныне Молозов, министр безопасности, выслушивал предупреждение Президента:

– Произойдет ли утечка информации или кто-то самостоятельно достигнет положительного результата в поисках средства продления жизни, отвечать за случившееся будете лично вы, лично передо мной. Садитесь.

– Слушаюсь, господин Президент.

– Это первое. Второе. Официальное предложение о присоединении к нашему Союзу Свободных Суверенных Республик поступило от Польши и Финляндии. Задание министру иностранных дел, – поднимается мужчина на вид лет 40. – Не торопитесь принимать эти предложения к рассмотрению. На своем уровне дайте недвусмысленно понять, что они получат возможность присоединиться к СССР, а значит, и воспользоваться «Средством Макропулоса» только после включения в Союз всей Прибалтики. Пусть поляки и финны тоже со своей стороны как-то это событие ускорят.

– Олег Константинович, разрешите уточнить? – решился вставить слово министр иностранных дел.

– Да, слушаю.

– Литва уже дрогнула. У действующего Президента заканчивается лишь первый срок правления. А сохранить за собой второй срок ему можно только при условии обещания избирателям присоединения Литвы к СССР. И он такое обещание уже публично дал. Его рейтинг, по опросам общественного мнения, самый высокий. У президентов Латвии и Эстонии в этом же году заканчивается последний конституционный срок правления, поэтому они проявляют себя более «принципиальными». Им хочется уйти красиво, в образе несгибаемых борцов за независимость Родины. Но опросы и оперативная информация свидетельствуют, что среди претендентов на пост Президента этих республик наиболее высокий рейтинг у тех, кто призывает к воссоединению с СССР.

– Хорошо. После интеграции с нашим Союзом Литовской Свободной Суверенной Республики, а за ней Латвийской ССР и Эстонской ССР сразу приступайте к рассмотрению вопроса о присоединении к СССР Финляндской ССР и Польской ССР. Территория государства вновь приобретает очертания Российской Империи времен Екатерины Великой, – кивнул министру иностранных дел. – Садитесь.

Сам же Шевронский встал и продолжал, прохаживаясь по кабинету:

– Однако, господа министры, вряд ли разумно раздвигать границы единого государства и дальше. Единению землян необходимо искать иную форму. Например, присоединять США к СССР вряд ли целесообразно. Соединенные Штаты Америки должны оставаться свободным, независимым государством. Но… – остановился и обвел всех взглядом, – с Олегом Шевронским в качестве Президента, избранного всеобщим, прямым, тайным голосованием, – вновь начал ходить по кабинету. – Разумеется, для реализации такого проекта необходимо изменение некоторых статей конституции Америки, да и нашего Союза. Шутка ли? Позволить стать Президентом нескольких держав одному человеку! – вернулся к своему креслу. – Но ведь в сложившейся ситуации – это лишь дело техники, – усаживаясь. – Не более того, – опять сидя в кресле. – Вот эту технику мы сейчас с вами и обсудим.

Спустя полтора года после этого закрытого заседания Совета Министров Шевронский наблюдал по экрану телевизора дискуссии в Американском Парламенте. На трибуне сравнительно молодой депутат, лет 30–35, произносил очень эмоциональную речь, причем так быстро, что синхронный переводчик едва успевал:

– Вот уже третью неделю в нашем Конгрессе Соединенных Штатов Америки идут дебаты только по одному вопросу – принимать ли закон, позволяющий гражданину другой страны баллотироваться в Президенты Америки, или дать дополнительное время своим ученым самостоятельно получить результат, которым давно и монопольно распоряжается Президент СССР. Между тем как можно вообще ставить на обсуждение Парламента вопрос о добровольной сдаче суверенитета нашей величайшей супердержавы? Как можно даже в мыслях вообразить, что нашей страной будет руководить иностранец – человек, не знающий ни нашего языка, ни нашей культуры, ни наших обычаев? Нам ли обменивать право гордости за героическую историю своего государства на чечевичную похлебку долгожительства? Еще немного, и наши ученые сами разработают свой способ продления жизни, не хуже русского, но для этого необходимо финансирование, время и терпение… – Шевронский выключил телевизор. Вызвал Зуброва:

– Алексей Андреич, зайди, есть базар.

Меньше чем через минуту вошел Зубров, сел напротив Шевронского без приглашения. Шевронский молчал.

– Ну? – не выдержал Зубров.

– Не понукай, дай сосредоточиться, – выдержал паузу. – У них голосование назначено на полночь. По нашему времени… на завтрашнее утро.

– Ну?

Шевронский нервно вскочил с кресла, прошелся по кабинету туда и обратно, опять сел. Наконец, с трудом сдерживая гнев, сформулировал вопрос:

– Ваши прогнозы, господин советник?

Зубров расслабился – знал, что причин для беспокойства нет:

– Проголосуют как надо, – слегка позевывая ответил он.

– Да ты послушай, что они говорят! – почти вскрикнул Шевронский и включил телевизор. На экране был уже другой депутат. Пожилого возраста. Лет 65–70. Закадровый синхронный перевод на этот раз был неспешным:

– …если бы предыдущий выступающий был способен более хладнокровно оценивать ситуацию, то заметил бы, что слишком много средств налогоплательщиков уже потрачено, очень много времени прошло, а результатов все нет! Каждый новый день промедления приносит все новые и новые смерти американских граждан – рядовых и выдающихся, а мы продолжаем средствами налогоплательщиков кормить молодых ученых, жаждущих личной славы… – Зубров отключил телевизор:

– По-моему, правильно говорят. А вообще, не?чего в рабочее время в телевизор пялиться. Что, других дел, что ли, нет? – но под взглядом Шевронского встал и официально, без тени иронии, доложил: