Загадка лесного озера. Детективная повесть

Анджей спешился и привязал Гнедка к дереву. Входная дверь оказалась заперта изнутри. На настойчивый стук юноши никто не вышел. Сзади к зданию аптеки примыкала деревянная пристройка. Паныч предположил, что она служит жильем пану Зейдману и его семье. Служитель закона, постукивая на ходу в окна аптеки, обошел дом вокруг. Сквозь щели в заборе Анджей увидел, что на заднем дворе разбит небольшой сад. Незапертая калитка так и звала войти, и юноша не стал долго раздумывать.

Пройдя за ограду, он окинул внимательным взглядом внутренний дворик. Здесь росло несколько фруктовых деревьев. В их тени прятались от солнечных лучей аккуратные грядки лекарственных растений. Молодой лекарь узнал мяту, календулу, шалфей, девясил, душицу и мать-и-мачеху. «Целая кладовая целебных трав под открытым небом», – подумал Анджей и вспомнил название таких аптекарских огородов – Hortus sanitatis (Сад здоровья). Большая часть из растений засохла. По-видимому, их не поливали несколько дней. Дверь в дом была приоткрыта, и юноша, тихо ступая, вошел внутрь. Он оказался в тесном помещении. Судя по всему, здесь располагалась аптекарская лаборатория по изготовлению лекарств. Воздух в комнате пропах травами и настойками. В углах и под потолком были развешаны пучки лекарственных растений, а напротив входа у стены, на узком деревянном столе, лежали рабочие инструменты аптекаря: медная ступка, пестик, сито, мерные ложки и весы. Рядом с ними находились перегонный куб и большой, остро заточенный нож для измельчения трав. Здесь же стояли стеклянные колбы различной формы и объема. В некоторых из них, заткнутых пробками, виднелись подозрительные жидкости. Настенная полка была заставлена книгами по медицине и траволечению. Анджей узнал среди них лечебники ««Secretum Secretorum» (Тайная тайных), «Вертоград», травник-лечебник «О ziolach и о mocy ich» (О травах и их действии). Дальний угол лаборатории занимал погасший очаг. Угли в нем давно превратились в золу. Подле очага стояли закопченный котел для плавления воска, ведро с водой и чугунная сковорода.

Из лаборатории в другие помещения вели две двери. Открыв ту, что была справа, Анджей увидел перед собой аптечный зал. В этот миг паныч услышал странные звуки. Они доносились из-за второй двери. Казалось, что внутри кто-то с треском разрывает ткань. «Грабители!» – почему-то решил Анджей и, выхватив из ножен саблю, бросился вперёд.

Смежная с лабораторией комната служила семье аптекаря спальней. В ней едва хватало места для двух железных кроватей. На одной из них, запрокинув вверх небритый подбородок, лежал пан Зейдман. Он спал беспробудным сном. Звуки, услышанные ранее Анджеем, возникали в горле аптекаря и, вырываясь наружу через приоткрытый рот и нос, превращались в раскатистый храп. В узком пространстве между кроватями валялись пустые бутылки из-под наливки.

«Пан пьян», – заключил Анджей и убрал саблю в ножны. Юноша вернулся в лабораторию и вскоре вновь появился в дверях, неся в руке кружку с водой. Резким движением паныч плеснул водой на лицо спящего. Аптекарь открыл глаза и уставился недоуменным взглядом в потолок.

– Пан Зейдман! – громким голосом обратился к нему Анджей.

Он помог хозяину дома принять сидячее положение. Мужчина с трудом приходил в себя, но сразу же узнал помощника возного.

– А пан «сторона»! – хрипло произнес он и попытался вновь откинуться на кровать.

Однако Анджей был начеку. Он крепко ухватил аптекаря за ворот рубахи. Та затрещала, но выдержала. Пан Зейдман громко икнул и сфокусировал взгляд на судебном исполнителе:

– И шо вы мне имеете сказать? Или пан думает, шо у меня есть еще одна дочка? Таки нет! И нашто[40 - Зачем (бел.)] мне тогда оно все? Старался, из кожи лез, все для моей Зосеньки! И шо теперь?

– Откуда это взялось у вашей дочери? – прервал словоизлияния безутешного родителя Анджей и подсунул под нос аптекарю прядь волос из кожаного мешочка.

Пан Зейдман некоторое время тупо глядел на предъявленный предмет. Потом полез в карман рубашки и достал оттуда очки. Водрузив их на крючковатый нос, аптекарь снова икнул и, как заведенный, закивал плешивой головой.

– Да, да, да, пан судейский, не знаю вашего имени. Зося очень дорожила цией вешчью. Моя бедная доченька! За шо мне такое горе!

– Кто дал панне Зосе эти волосы?

– Какие волосы? – икнул аптекарь. – Та ни! Ясновельможный пан не разумеет! Цэ…

Близко за окном громыхнул гром. В комнате слабо тенькнуло, и на груди у пана Зейдмана стало медленно расплываться красное пятно. В оконном стекле появилась дыра, от которой во все стороны поползли трещины. За дощатым забором мелькнула чья-то тень.

В горле у аптекаря захрипело, и он вцепился обеими руками в одежду Анджея. Судорожно подрагивая всем телом, отец утопленницы кивал в сторону окна. Он все еще пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось. Тут из уголка рта пана Зейдмана вытекла струйка крови, и он обмяк. Аптекарь был определенно мертв.

Анджей отцепил пальцы умершего от своего жупана и, выхватив из ножен саблю, бросился наружу. Но убийца уже успел скрыться. Выбежав на улицу, паныч обнаружил в пыли под забором лишь смазанные отпечатки ног. Преступник был обут в остроносые боты. Сквозь широкую щель в заборе спальня аптекаря была видна как на ладони. Ничего не стоило прицелиться из ружья и поразить нужную цель. «Пан Зейдман что-то знал, – огорченно подумал Анджей. – И унес это знание с собой в могилу».

Внезапно осознав себя представителем судебной власти, юноша строгим тоном приказал одному из прибежавших на звук выстрела селян срочно найти и привести сюда сельского войта, а сам вернулся в дом. Тут паныч вспомнил, что еще не все успел осмотреть и зашел в помещение аптеки. Стены аптечного зала занимали многочисленные полки, на которых размещались банки с лекарственным сырьем, «альбарелло»[41 - Альбарелло (итал.) – разновидность аптекарского сосуда, распространенная в эпоху Средневековья. Старинная форма посуды повторяла часть ствола бамбука, традиционно использовавшуюся в странах Дальнего Востока для хранения лекарств. Сосуд покрывался белой глазурью, а затем расписывался в стилях, принятых в то время. Происхождение названия, возможно, связано с латинским Alba – белый.], графины и бутыли. Покопавшись в ящике с готовыми препаратами, молодой лекарь выяснил, что покойный аптекарь брался за изготовление весьма сложных рецептур. Вскоре Анджей нашел то, что ему было нужно, после чего вернулся в спальню к мертвому отцу панны Зоси. «Он как будто хотел мне что-то сказать перед самой смертью, – вспомнил юноша, глядя на лежавшего на боку пана Зейдмана. – Но вот что?» Глаза мертвеца, не мигая, смотрели в стену.

Паныч перевел взгляд на окно. Именно сюда упорно смотрел аптекарь в последние мгновения своей жизни. На узком подоконнике стояла небольшая шкатулка. Анджей взял вещицу в руки и принялся крутить ее, рассматривая. Сбоку обнаружилась защелка. Потянув за нее, юноша открыл схованку[42 - Тайник (бел.)]. Внутри шкатулки лежала пачка писем, перевязанная зеленой лентой. Охваченный любопытством, «сторона» открыл последнее письмо. Мелким убористым почерком с красивыми завитушками там было написано: «Зосенька, прошу тебя, не откладывая, наняться в горничные к князю Збигнечу Радвильскому. И тогда, любовь моя, в скором будущем наши мечты исполнятся. Вот, что тебе нужно будет сделать…» Увлекшись, Анджей сделал шаг, и у него под ногами загремели, перекатываясь, пустые бутылки. Между ними на половице лежал смятый клочок бумаги. Паныч наклонился и поднял его с пола. Это была какая-то записка.

Снаружи стукнула дверь, и из лаборатории донеслись чьи-то взволнованные голоса. Анджей торопливо спрятал свои находки за пазуху и пошел к выходу. Выйдя из спальни, паныч столкнулся лицом к лицу с вооруженными селянами. Их возглавлял старый знакомый юноши – сельский войт Зрибеда Хованский. Мужчины были настроены воинственно и, казалось, вот-вот набросятся на чужака. Двое из них сжимали в руках увесистые дубины, а один держал наизготовку короткое копье. Сам войт был вооружен кордом, и, судя по всему, умел с ним обращаться.

Признав паныча, Хованский несколькими фразами успокоил своих односельчан и выпроводил их во двор. Оставшись наедине с главой сельской общины, Анджей поведал тому о совершенном преступлении. После чего в свою очередь, на правах представителя закона, принялся расспрашивать войта о подозрительных приезжих в местечке. Не узнав ничего заслуживающего внимания, Анджей распорядился о перевозке тела аптекаря в Гродно. Следовало известить о случившемся родню покойного. Как выяснилось, жена пана Зейдмана умерла пять лет назад от чахотки. Из близких родственников у погибшего никого не осталось, а своего подмастерья аптекарь выгнал за какую-то провинность. Хованский вспомнил, что в соседнем селе проживает двоюродная сестра пана Зейдмана и клятвенно пообещал сообщить ей о кончине брата.

12

Стояла лунная ночь. В рассеянном свете ночного светила загадочно белел снег. Анджей отчетливо понимал, что видит сон, но, как не старался, не мог проснуться. Лес и озеро на этот раз отсутствовали. Вокруг, насколько хватало глаз, была ровная, как стол, равнина, покрытая белоснежным покрывалом. Паныч еще раз огляделся и увидел невдалеке снежный холмик. «Хоть какое-то разнообразие», – подумал во сне Анджей и медленно пошел в ту сторону. Снег был глубоким – ноги проваливались в него по щиколотку. Чтобы сделать следующий шаг, юноше приходилось каждый раз прилагать определенное усилие. Благо он был в сапогах с высокими голенищами.

Снежный холмик начал быстро приближаться, словно сам вдруг решил двинуться навстречу юноше. Уже вскоре Анджей смог хорошенько рассмотреть эту возвышенность. К удивлению паныча, холмик оказался громадным снеговиком. На его округлой голове блестели живым блеском глаза, а вместо носа торчала большая морковка. Снежный великан что-то держал во рту, но рассмотреть, что это Анджею никак не удавалось. Снеговик стоял на месте, но в то же время, казалось, двигался. «Когда же закончится этот сон…», – с беспокойством подумал юноша.

Глаза паныча вдруг начали слезиться, и он принялся часто моргать. Когда он проморгался, вокруг стало светлее, и Анджей посмотрел в сторону горизонта. Там появилась нежно-розовая полоска восхода. Небо над головой у юноши посерело, предвещая скорое утро. Паныч глянул в сторону снеговика и удивленно ойкнул. Снежный великан стоял всего в каком-то десятке шагов от него. Предмет, торчавший изо рта снеговика, куда-то исчез. Сам рот сделался шире, а в глазах-бусинках зажегся багровый свет. Паныч испуганно отшатнулся назад. «Это всего лишь отражение зарницы, – мысленно стал успокаивать себя Анджей. – Но как он смог так быстро ко мне приблизиться?»

Стараясь не отводить взгляда от подозрительного создания, юноша начал пятиться. Второпях, он оступился и посмотрел под ноги. Камешек… Снова взглянув на своего преследователя, Анджей увидел снеговика в одном шаге от себя. Тот угрожающе нависал над юношей. Из провала рта великана теперь выглядывало острие длинного тесака. Ветка дерева, торчавшая в боку снеговика, неожиданно ожила и потянулась к Анджею. В этот момент на плечо юноши легла чья-то рука. Паныч успел заметить тонкие пальцы и знакомое кольцо…

***

Анджей вскочил на кровати и отбросил в сторону накрывавшее его с головой одеяло. Дышать было нечем, сердце отчаянно стучало, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Все тело паныча покрывал холодный липкий пот. «Это был сон, всего лишь плохой сон», – как заклинание принялся повторять юноша. Постепенно он успокоился. В одном молодой лекарь был теперь уверен совершенно точно – кошмаров, подобных сегодняшнему, у него больше не будет.

За окном спальни начало светать. Откинув с глаз мокрую прядь волос, Анджей надел сапоги и, закутавшись в одеяло, уже привычным маршрутом пошел к камину. Ему нужно было над многим поразмыслить.

Письма, найденные в доме аптекаря, не содержали сколько-нибудь значимых сведений, так нужных Анджею для понимания общей картины происходивших событий. Неизвестный адресат бесконечно объяснялся в любви панне Зосе и настойчиво просил ее найти какую-то ценную вещь в доме князя Радвильского. «…и тогда мы с вами, ненаглядная моя голубка, сможем сочетаться законными супружескими узами и заживем в любви, счастье и богатстве», – витиеватым почерком было написано в последнем письме.

Записка, найденная у кровати пана Зейдмана, на взгляд юного дознавателя, была намного интереснее. Она была написана нетвердым почерком, видимо, в минуты сильного душевного волнения. Строки вышли неровными, а некоторые буквы расплывались, размытые попавшей на них влагой. Судя по всему, это были слезы безутешного отца, но основной текст понять было можно. В записке аптекарь велеречиво извинялся перед погибшей дочерью за то, что свел ее с неизвестным «черным человеком». «Зосенька, я так виноват, виноват, виноват перед тобою! Не будет мне прощения ни на этом, ни на том свете, – каялся в записке родитель. – Хотел собрать приданое достойное для моей красуньи-доченьки и взял эти клятые гроши…» На этом месте текст записки обрывался.

13

Пуля, извлеченная Анджеем из тела пана Зейдмана, оказалась выпущенной из старого мушкета.

– Такими кулями мы по туркам стреляли в битве под Хотином, – оглядев округлый снаряд, заявил Свиридович.

Осмотр тела аптекаря проводился в судейском подвале. По окончании обследования возный отдал распоряжение писарю подготовить необходимые документы о смерти. Тело аптекаря вместе с бумагами в тот же день передали двоюродной сестре покойного – пани Розе Замойской-Зейдман. Та оказалась женщиной неопределенного возраста – обладательницей пышных форм, грубых манер и крикливого голоса. Наряд родственницы аптекаря состоял из когда-то яркой, но поблекшей после частых стирок сорочки, легкой жилетки и поношенной полосатой юбки – андарака. Голову женщины украшало белое полотнище с развевающимися по сторонам крыльями, а из-под просторной юбки выглядывали козловые башмачки на высоком каблуке. В процессе передачи тела и оформления бумаг выяснилось кое-что интересное.

– А не было ли последнее время в поведении пана Зейдмана каких-либо странностей? – вежливым тоном спросил Анджей у сестры покойного аптекаря.

Возный крякнул, выказывая недовольство инициативой помощника, но промолчал.

– Юзеф всегда был-таки немного не в себе, – с вызовом глядя на юношу, заявила пани Роза. – Последний раз я видела-таки его месяц назад. Приезжал-таки до моей хаты. Думала, ну вот, приехал родной братец, привез-таки грошей, чтобы поддержать вдовую сестрицу…

При этих словах пани Роза перевела свой взгляд на Свиридовича. Тот начал медленно наливаться густым румянцем.

– А что дальше?

– Так вот, – продолжила пани Роза, не сводя глаз со ставшего похожим на вареного рака возного. – Накрыла ему стол, угостила-таки от всей души. Куда там! Скорее мама моя в гробу таки перевернется, чем Юзеф грошей даст! Промолчал-таки, как сыч, весь обед, да так и уехал восвояси. Каков-таки сквалыга, прости Господи! За счет несчастной сестры решил-таки лишний раз отобедать. Ну да бог ему судья! Найдется ещё-таки настоящий мужчина, способный позаботиться-таки о бедной вдове…

Свиридович, смущенно кашлянув в кулак, отошел к стене подвала и принялся с глубокомысленным видом изучать висевший там топор ката.

Анджей многозначительно переглянулся со стоявшим рядом Можайко. Тот скривился, как от изжоги, а потом озорно улыбнулся. С трудом удержавшись от ответной улыбки, паныч, обращаясь к пани Розе, еще раз, на всякий случай, уточнил:

– Так пан Зейдман совсем ничего не сказал?

– Что-то бормотал-таки про какого-то черного человека или человека в черном, – немного подумав, ответила пани Роза. – Дескать, не появлялся ли такой в наших краях. Совсем-таки, мой братец, рехнулся от своих трав да микстур…

Паныч покосился на занятого «важным» делом возного и, поблагодарив сестру аптекаря за помощь следствию, предупредил женщину, что, возможно, ее еще побеспокоят.

Пани Замойская-Зейдман, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, сгребла в охапку бумаги о смерти брата и, толкнув дверь на лестницу, зычным голосом крикнула подмогу. Громко стуча сапогами, в подвал спустились двое рослых селян. Они легко подхватили тело аптекаря и понесли его на улицу.

Анджей галантно предложил руку пани Розе. Та бросила взгляд на застывшего статуей Свиридовича и приняла предложенную помощь. Поддерживая вдову под локоть, паныч помог ей подняться по ступеням подвала. Надо сказать, что далось это ему нелегко по причине изрядной дородности посетительницы. К тому же пани Роза, как будто специально, прижималась своим пышным бедром к ноге юноши. Весьма вспотев от затраченных усилий и невольного волнения, Анджей как никогда обрадовался дневному свету и свежему воздуху. У выхода из судебного подвала, пани Роза некоторое время восстанавливала сбившееся при подъеме по лестнице дыхание, а затем поинтересовалась: «Не было ли при Юзефе каких-либо ключей?»

Получив отрицательный ответ, ближайшая родственница покойного недовольно скривила губы и стала прощаться. Ни малейших следов скорби на ее лице Анджей не нашел, как ни старался. Вскоре телега с телом покойного аптекаря, значительно покосившаяся в сторону, где на ней восседала пани Замойская-Зейдман, натужно поскрипывая, отъехала от здания ратуши. Из подвала вышел Свиридович и посмотрел вслед удалявшейся повозке. Пани Роза неожиданно помахала ему кружевным платком. Небрежно махнув в сторону телеги рукой, словно отгоняя надоедливую муху, возный, сконфуженно крякнув, вновь скрылся в недрах подвала.