Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Жизнь вопреки

Год написания книги
2018
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
9 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Я предложил блестящего литовского актера Донатаса Баниониса за исполнение главной роли в фильме «Никто не хотел умирать». Идея была поддержать Баниониса, так же как и Александру Пахмутову, Николая Добронравова, они стали первыми лауреатами премии Ленинского комсомола. Актеры театра, кино очень часто были героями очерков и статей, публикуемых в журнале. «Сельская молодёжь» стал популярным в театральном мире.

Разумеется, отношение к театру не родилось из пустоты. Дело в том, что я сам вырос в театральной семье. Моя мать, Антонина Александровна Неугодова, была актрисой МХАТа, куда её принял сам Станиславский. Сохранилось её заявление с резолюцией Станиславского. Её первым спектаклем была «Синяя птица». Мое детство, отрочество и юность – это постоянное посещение наиболее известных ленинградских драматических театров: Александринского, театра Товстоногова, театра Акимова. Театральное прошлое мамы позволяло мне часто оказываться за кулисами в момент антракта и видеть актёров раскрепощёнными и невероятно доступными. Николай Черкасов на сцене и за кулисами – это два разных человека. То же самое я мог сказать о Юрском, Басилашвили и других ярких актёрах. Одна деталь: среди труппы товстоноговского театра имени Горького было 42 подписчика журнала «Сельская молодёжь».

Кажется, в 1993 году я проводил пресс-конференцию в Питере. Поводом была презентация моей книги «Хроника времён „царя Бориса“». Книга оказалась востребованной и была признана лучшей книгой года. Среди присутствующих было 16 человек из труппы товстоноговского театра.

Когда в начале шестидесятых я сделал свой выбор и возглавил журнал «Сельская молодёжь», я полагал, что вырвался из мира партийной политики. Останься я в ЦК ВЛКСМ, через недолгое время я мог оказаться в аппарате ЦК КПСС. В 1966 году Павлов оставил пост первого секретаря ЦК ВЛКСМ, и на смену ему пришёл Евгений Михайлович Тяжельников.

Как мне тогда показалось – классический партийный чиновник: пунктуальный, дисциплинированный, абсолютно предсказуемый. Противоположность Павлову была очевидна. Мои отношения с Евгением Михайловичем не заладились с первых дней. Он был достаточно придирчив и любил делать замечания. Они могли касаться чего угодно, даже одежды. Так, на одном из заседаний секретариата он сделал замечание моему коллеге, кажется, редактору журнала «Смена» Анатолию Голубеву. Тяжельникову не понравился галстук Голубева, он счёл его вызывающим. Толя был слегка пижоном и всё время старался опередить моду. Потом такие галстуки шли нарасхват, но в тот момент они были нонсенсом.

Тяжельников, увидев Голубева на заседании бюро, с усмешкой, не обещающей ничего хорошего, произнёс: «Вы что, на ярмарку пришли, Голубев? Это, между прочим, заседание бюро ЦК ВЛКСМ, и одеваться надо соответствующим образом».

При обсуждении спортивных проблем он вдруг мог сказать, обращаясь ко мне: «Товарищ Попцов, если журнал делает ежемесячные спортивные обзоры, то надо знать, в какой тройке в ЦСКА играет Харламов – не в третьей, а в первой».

Редактора ведущих журналов всегда приглашались на заседания бюро ЦК ВЛКСМ. Это был стиль Тяжельникова – он не давал нам расслабиться. Что поделаешь, не мы назначили Тяжельникова, а он нас, так что приходилось терпеть.

Уйти из политики, на что я искренне надеялся, оказавшись в мире журналистики и литературы, не удалось. Внешне отдалившись от партийно-комсомольской номенклатуры, я всё время чувствовал, что она, номенклатура, меня не оставляет в покое. И столкновение с Михаилом Андреевичем Сусловым, и две попытки Тяжельникова снять меня с должности главного редактора, которые провалились, – всё это были те самые вёрсты, которые справедливо назвать дорогой в ад.

Нелепость обвинений, высказанных Тяжельниковым в мой адрес, была очевидной. Тяжельникова не устраивала независимость журнала, как в публицистических выступлениях, так и в литературной политике.

Я уже писал об этом. Мои взгляды, как главного редактора и политика, а отдел пропаганды ЦК КПСС был вершителем этой политики, были неизменными. Всегда придерживаться взглядов конструктивной оппозиции – в этом программная суть повседневной журналистики. Не разрушительная критика, а критика созидающая, позволяющая сопоставить значимость достигнутого со значимостью утраченного по причине совершённых ошибок.

За время работы на посту главного редактора журнала меня дважды поднимали на эшафот. Ставили вопрос о моём освобождении с должности главного редактора. Этот вопрос Евгений Михайлович Тяжельников дважды выносил на заседания бюро ЦК ВЛКСМ, и всё это творилось не вокруг развивавшегося журнала, а журнала преуспевающего, уже перешагнувшего миллионные показатели своего тиража. Я помню эти заседания бюро.

Секретари ЦК, они же члены бюро, не разделяли взглядов Тяжельникова. Они достаточно осторожно спорили с Тяжельниковым, но при голосовании были едины.

«Есть предложение освободить товарища Попцова от обязанностей главного редактора журнала „Сельская молодёжь“. Прошу голосовать, кто за». Вверх взлетела рука Тяжельникова. Он с недоумевающим удивлением оглядывался кругом. Его рука, поднятая вверх, оказалась в одиночестве. Следующая фраза «кто против?» уже была не нужна. Моё состояние в этот момент трудно передать словами.

Спустя несколько лет, я уже точно не помню, что-то не устроило Тяжельникова в работе журнала «Сельская молодёжь». Возможно, оформление. Главный художник журнала Николай Михайлов всё время экспериментировал. Именно он создал в своё время логотип журнала «Юность», вошедший в историю. Тяжельников, как человек консервативный, не любил неожиданностей.

Помнится, случилась авария на Красноярской ГЭС. Это было тот период, когда в обеспечении населения продуктами была задействована распределительная система, и мы в журнале дали сокрушительный материал «Город во мгле». В Красноярске отключили электричество, все холодильники в домах граждан вышли из строя и якобы отсутствующие продукты, о чём писалось постоянно, изъятые из холодильников, оказались на помойках. Таких продуктов были горы, и Красноярск стал задыхаться от вони. Партийные чиновники Красноярска пожаловались Тяжельникову. Так появилось дело № 2 против Попцова. Вопрос об отставке Попцова с поста главного редактора журнала был поставлен на заседании секретариата ЦК ВЛКСМ вторично.

Разговор на секретариате получился нервный. Я несколько раз поднимался со своего места и делал необходимые разъяснения относительно позиции журнала, давая понять о своем несогласии как с обвинениями в свой адрес, так и с оценками, которые давал Тяжельников тем или иным материалам, опубликованным в журнале.

При голосовании на этот раз голоса разделились. За освобождение Попцова от занимаемой должности главного редактора журнала высказались трое, против – шесть человек. Вот так выглядела наша борьба на два фронта. На одном – против Суслова, на другом – против Тяжельникова.

Спустя два года, как я стал членом Союза писателей, меня избирают секретарём Московской писательской организации, где мне поручается работа с молодыми писателями. Журнал в этом смысле является моим тылом. Количество произведений молодых писателей, за те годы появившихся на страницах журнала, возросло в три раза. Они не вытеснили маститых и талантливых? Нет-нет. Они потеснили более энергичных, но менее одарённых.

В советские времена писательский мир был миром особым и миром значимым, как и наиболее наблюдаемым цензурой и КГБ. В той же степени это касалось и театрального мира. Драматургия – часть литературы, она не имеет тиражной массовости, но зато у неё есть бесспорное преимущество перед литературой – у неё есть шанс обрести массовость зрительскую. Общественно-политический журнал – это, по сути, гремучая смесь.

Реалии жизни во времена брежневского застоя неадекватно воспринимались партийным руководством. По этой причине выслали и лишили советского гражданства Солженицына.

Хрущёвская оттепель прорвала шатёр над железным занавесом. «Оттепель» кончилась, а дары остались. И пошло-поехало. Просто социализм сменил развитой социализм. Его сменил горбачёвский «социализм с человеческим лицом». Однако бренд испугал самого Горбачёва, и втихаря случилась подмена опознавательной карты. Слово «социализм» держателей власти тяготило, назвали «перестройкой».

Однако жизнь продолжалась. Времена менялись. После Брежнева эта внутриполитическая вибрация усилилась, Андропов, увы, ненадолго, а затем Черненко, тоже ненадолго. А это был шанс для Советского Союза. В своей беседе с Николаем Рыжковым, а он был выдвиженцем Андропова, я задал ему вопрос: «Если судьбой Бог распорядился бы иначе, и Юрий Владимирович так скоро не ушёл бы из жизни, по какому пути пошла бы страна?» (Тем более что одной из первых фраз, произнесённых Андроповым после избрания его генеральным секретарем ЦК КПСС, были слова: «Нам предстоит разобраться, в каком государстве мы живём».) Николай Иванович ответил: «Этот вопрос до сих пор не оставляет меня в покое. Я думаю, мы бы избрали китайский путь».

Но судьба распорядилась иначе. К власти пришел М. С. Горбачёв. Тоже, кстати, ставленник Андропова. Так что прозорливость Юрия Владимировича надо ценить, но не следует её преувеличивать.

Задаю себе вопрос: на какой бы станции этого китайского пути, предположительно «предсказанного» Андроповым, сошёл бы Михаил Сергеевич? И все эти борения вертелись вокруг нас, и мы не всегда понимали, что мы не свидетели этих борений. Мы – их участники, а потому, порой, и жертвы его. И, видимо, по той же причине. Однако жизнь продолжалась, времена менялись, и надо было не только понять время, но…

Любой материал, оказавшийся на моём редакторском столе, я читал не глазами редактора, а глазами цензора, помечая в материалах «минные поля», способные взорвать унылое спокойствие. Солодин, одна из ключевых фигур в главной цензуре того времени, как-то сказал мне: «Читая ваш журнал, я поймал себя на мысли – чем интереснее, тем опаснее». На что я ему ответил: «Правду всегда говорить непросто, потому что она – правда».

Двигаясь по жизни, проживая время настоящее, тебе не даёт покоя время прошлое, потому что человек так устроен и приговорён сравнивать – что приобрёл, а что потерял. И творящие перемены должны знать, что память у перемен порой неблагодарная и жестокая, но виновата в этом не память, а несправедливость перемен.

Семидесятые и начало восьмидесятых были временами устойчивого авторитета литературы. Достаточно назвать имена прозаиков: Виктор Астафьев, Федор Абрамов, Василий Белов, Даниил Гранин. Поэтов: Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Юнна Мориц, Лариса Тараканова, Андрей Дементьев… всех не перечислить.

А равно авторитет Союза писателей был значим. Оглядываясь сегодня вокруг себя: вроде и здание ещё стоит, и рестораны работают, а союзов нет и поныне. И ответ простой – чего вы хотите, страна рушилась, нет больше Советского Союза. Согласен.

Но Россия осталась. Она и прежде была оплотом писательского союза страны Советов, а писательского сообщества сплочённого и значимого, что было ранее, нет. «Революция» девяностых сделала своё дело, превратило писательское сообщество в руины.

И когда сегодня в стране проходит Год литературы, я не припомню чего-то подобного в прошлые годы. Спросите – почему? Отвечу. Литература, как и литературное сообщество, а говоря конкретнее, Союз писателей, были значимы, как и сверхзначимы: были издательства, книжные магазины, по сути, литературные оплоты. Тогда и год специальный был не нужен, потому как это присутствовало в жизни каждый день.

Иное ныне. Страна, как никогда, нуждается в единении, сплочении; так как продуктивное сотрудничество с Западом ушло с невероятной скоростью в прошлое и превратилось в свою противоположность – противостояние и неприятие России. Это лишь подтверждает масштаб обмана, которым мы были заражены, нашим почитанием и уважением Запада.

Но одно осталось очевидным – нет лучше механизма, сближающего народы, нежели культура, – так было во все времена. Утратить этот ресурс мы не имеем права. И когда страницы «Литературной газеты» заполнены вопросами к читателю «чего вы ждёте от года литературы» – это не есть случайность или авторская придумка газеты. Есть желание вовлечь в этот процесс единение общества, и ответы на этот вопрос должны быть не умолёнными и благодарными за объявленный год, а жёсткими и реальными, ибо ожидания значимы только тогда, когда есть понимание утраченного.

Первая реорганизация, а точнее создание, – назовём как угодно – обновлённого Союза писателей России, пресекающего раз и навсегда раскол, порождённый внутренними стычками вокруг остатков собственности Союза писателей СССР.

Должна быть всероссийская программа развития и поддержки литературы. Писатель – это профессия, и как всякая профессия – это примат существования человека, обладающего этой профессией. Недопустимо, когда книги издаются в стране с населением в 145 миллионов издевательски крошечными тиражами: одна тысяча экземпляров, максимум три – пять тысяч.

В советское время было некое правило: первая книга издавалась тиражом 50 000 экземпляров, а последующие – 100 000. Естественно, не «пустышки», а книги значимые. Так и авторские требования к писателям были иными. Оплата за писательский труд стала нищенской. За книгу тиражом в три тысячи, причём книги объёмной, которую писатель творил как минимум три года, он получает сто тридцать тысяч рублей.

К этому добавим, что писатели за свои статьи и публикации своих статей в газетах с недавних пор больше не получают гонорары. Вопрос: на что жить писателю? Подрабатывать дворником. Государство собственными руками уничтожает Литературу. Стоны, что виноваты государство и, разумеется, читатели, теряющие интерес к литературе, здесь ни при чём. Во всем виноваты интернет и телевидение. Они разучивают общество думать, на что нацелена именно литература. Безусловно, пагубность интернета в сфере культуры присутствует и присутствует основательно, и тем не менее утверждение, что он вытесняет книги и делает их ненужными, – умышленное преувеличение.

О нынешнем времени, адресуясь к власти, правомерно сказать – мы не ведаем, что творим. Сокращается количество книжных магазинов, библиотек, что инициируется именно управленческими структурами.

Мы рекламируем всё: одежду, обувь, бытовую технику, косметику, продукты, мебель, фильмы, всё, кроме одного – книг. Книги мы не рекламируем, о них не рассказывают на телевидении. Иногда появляются передачи – встречи с деятелями культуры на канале «Культура», среди них бывают писатели. Но рекламы книг там нет и быть не может. Реклама на канале «Культура» запрещена, как нет и продуманной рекламы книжных магазинов.

Сверхдостаточно вопросов и к преподаванию литературы, из которого, по сути, выпала советская литература 70–80-х, когда она ещё была. Школьники нескольких поколений ничего не знают о таких писателях, как Виктор Астафьев.

Работа в журнале «Сельская молодёжь» стала другой эрой моей жизни. Можно сказать, что случилось желаемое – я вырвался из пут политики, и отныне литература, культура – пусть другой, но это мой мир, тот самый, которого я желал.

Увы, желать – ещё не значит иметь. Всё именно так.

Советское государство – это мощнейшая идеологическая конструкция, в которой политика – на правах нервной системы этого живущего, творящего и производящего организма. А это значит, что где бы ты ни работал, ты остаёшься внутри этой конструкции, ты ей подчинён, от неё зависим. Именно политика, её нормы и капризы, нарушала нормальный образ жизни и требовала подчинения себе.

И на писательских съездах, пленумах, в издательских кабинетах, на международных литературных форумах всегда присутствовал главный вопрос: ты с кем и за кого? Так что радость – наконец свободен от политики – была самообманом, и моя последующая судьба это подтвердила.

Позиция журнала для многих читателей уже стала ориентиром свободы слова и торжества правды. Путь к этому был непрост, но он случился. Было интересно наблюдать, как происходила смена взглядов у твоих коллег.

Время шло, менялись исторические вехи. Оглядываясь назад, я даже недоумеваю, как могло случиться, что я, человек, находящийся в постоянном профессиональном и карьерном движении, вдруг в буквальном смысле этого слова застыл на 24 года, оставаясь главным редактором журнала «Сельская молодёжь». И опять только мощнейшие политические потрясения вытолкнули меня на политическую орбиту, но я оказался на ней совсем в другом качестве.

Останься я в 1966 году в ЦК ВЛКСМ, моя политическая карьера могла иметь совершенно другую спираль. Трудно предугадать, куда бы бросила меня судьба, одно ясно – тень Михаила Андреевича Суслова не оставляла меня в покое все редакторские годы, а что бы было, окажись я в аппарате ЦК КПСС?! Такое и в страшном сне не приснится.

Как говорят в таких случаях – Бог миловал. Писательский мир – мир специфический, и эту специфичность создали сталинские времена и писательское Переделкино, городок в лесу из писательских дач. Подобный мир дачного поселения ЦК КПСС создал и для учёных. С одной стороны, это демонстрировало отношение ЦК КПСС к писателям, учёным, театральным деятелям советской интеллигенции, которую партия считала элитой общества, с другой – и эта другая сторона объясняет многое – дачная «якобы благость» появилась в сталинские времена. Она была собственностью профессиональных объединений: Академии наук, Союз писателей СССР, Союза театральных деятелей, Союза художников. Сгруппировавшаяся в одном месте элита была удобна для наблюдения органами безопасности, а это был главный рычаг управления подобными структурами, так как давал возможность иметь всю информацию о каждом проживающем на этих территориях. И в штате управления этими территориями, как правило, находились сотрудники КГБ. Это всё незабываемые детали прошлого. В настоящем осталось Переделкино с домами, не ремонтированным десятилетиями, скверно работающим газом, перебоями в водоснабжении и электричестве. Внешний и внутренний облик домов повторяет облик жильцов – состарившихся писателей.

Почему я вспомнил Переделкино? Моё избрание секретарём Московской писательской организации, а затем секретарём Союза писателей РСФСР, создавало некую ранговую благоприятность на получение дачи в Передел-кино. И, естественно, такое предложение, намёк, мне было сделано, но я отказался. Для меня во все времена превыше всего была свобода. Писательское сообщество было пропитано интригами, и мне не хотелось оказаться в этой паутине, куда неприемлемо угодит мой дом. И в этом случае слово «бесплатно» меня более настораживало, чем радовало. Для меня достаточно было сплетен в Союзе писателей, дополнять их сплетнями из дачного мира – это уже был бы перебор.

Правило моей жизни – не быть никому должным. Нет ничего изнурительнее зависимости.
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
9 из 11

Другие электронные книги автора Олег Максимович Попцов

Другие аудиокниги автора Олег Максимович Попцов