След Локи, или Необыкновенные приключения в мире информации

– Пап… Я буду вести себя хорошо, если ты это имеешь в виду.

– Ну вот и славно, – немедленно разрядила обстановку мама, – Давайте чокнемся за встречу, а ты, Боренька, поешь ветчины, и конфеток, и сырку. Это настоящий пармезан из Италии, дядя Сережа привез, санкционный продукт…

На столе стояли тарелки не только с пармезаном и горгонзолой, тут были стружки темно-розового с белоснежными прожилками хамона вперемешку с кусочками пармской ветчины, розовой салями, короткими сицилийскими колбасками, покрытыми почти незаметным беловатым налетом. Открытая коробка конфет с черными шоколадными трюфелями. Две баночки оливок, маслянисто блестящих и очень крупных, длинная баночка маленьких серебристых рыбок-анчоусов, похожих на кильку с французским акцентом. Поодаль красовалась целая банка настоящих консервированных трюфелей. Борис с интересом зацепил кусочек, но гриб был так себе, с резким специфическим вкусом, гораздо хуже бабушкиных маринованных маслят. А вот шоколад оказался вкусным – очень горьким, тающим во рту и с едва заметным ореховым ароматом. Взрослые подняли бокалы, и Борис понял, что теперь может спокойно сидеть и слушать допоздна, и никто его не прогонит, поскольку этот вечер стал немного прощальным…

Глава 7. Умирающая профессия

Гермес начинает действовать, а Борис многое узнает о журналистике, блогерах и манипуляции сознанием, и получает первое задание

Говорили как всегда о работе, но поскольку Бориса тема очень интересовала, он решил, что сочетание конфет, сыра, колбасы и «Фанты» в стеклянных бутылочках – вполне достойное оправдание для присутствия при разговоре.

– Торопитесь насладиться любимым делом и учитесь выращивать капусту на огороде, – говорил очень убежденно Гермес родителям, однако ни иронии, ни шутливости в его интонации Борис не заметил, хотя на Варвару он взглянул с неким лукавством, – Вашей честной журналистике осталось от силы лет десять или двадцать, потом её можно будет смело вычеркивать из реестра профессий…

Гермес явно начинал действовать, подталкивая разговор в нужном направлении, и Борис мгновенно решил ему подыграть.

– Мама так и собирается сделать, – ненавязчиво встрял он, – она уже страницу на букву «Ж» вырвала из справочника профессий и говорит, что журналистом я стану только через её труп…

– И правильно сделала, молодой человек, мама у тебя умница и мыслит на перспективу…

– Не будешь ты никаким журналистом, – твердо сказала мама Лера, но ради справедливости Гермесу всё же возразила, – Серж, я это уже сто лет слышу, то умрет, это умрет. Как в кино, прямо. «Ничего не будет, останется одно телевидение»[5 - Цитата из фильма «Москва слезам не верит»]. Теперь вот новый кумир – социальные сети. Ничего не будет, останется Фейсбук с Телеграмом и Тик-Ток, конечно…

– А почему бы и нет? – лукаво прищурился Гермес, – Аудитория социальных сетей, у Фейсбука того же, ничуть не меньше, чем у прессы и телевидения, и продолжает увеличиваться… Газеты уходят в прошлое, зато клубхаусы, тик-токи и прочие новинки появляются чуть ли не каждый день.

– Да-да-да, блогеры, микроблогеры, гражданские журналисты! – воскликнул отец возмущенно, – Слышали мы про это, да только не надо путать дар божий с яичницей!

– Почему же с яичницей? – хмыкнул Гермес, услышав про «божий дар», – Вполне себе прибыльное дело…

– И что с того, что прибыльное? – ответил отец и даже поморщился, – Блогер к журналистике отношения не имеет – это не профессия…

– Конечно! – живо вскинулась мама, – А ты знаешь, сколько они зарабатывают? Тебе и не снилось!

Гермес утвердительно закивал. Разговор явно шел в нужном направлении.

– С блогерами теперь даже президенты считаются, – заметил он, – Так что монополия журналистики на информационном рынке можно сказать исчезла. Иной блогер заменяет десяток газет по числу читателей…

– Дело не в этом… – папа мрачно задумался, потом твердо сказал, – Что бы вы не говорили, – блогер – это хобби. Может быть и прибыльное, может не и очень, но всё-таки хобби.

– Что значит хобби? – искренне удивился Гермес, – Если это средство заработка, и немалого при том, если тебя читают или смотрят миллионы, то какое же это хобби?

– А дело в ответственности и правилах, в долге перед обществом! В социальной роли, наконец, – энергично возразил отец, – Хобби – это, когда ты выражаешь себя в чем-то таком, что тебе лично нравится. Ну, картины рисуешь, прыгаешь с парашютом, выращиваешь феноменальные тыквы, блог свой ведешь, трюфели ищешь в лесу… Хочешь делай, хочешь нет…. А работа – это когда обязательно, когда по-другому нельзя! Вот если ты отвечаешь за сделанное тобой перед кем-то кроме себя, перед коллегами, перед аудиторией, перед обществом и законом, в конце концов, это и есть профессия.

– Перед законом все отвечают, Коленька, – вклинилась мама Лера, – Попробуй позволь себе лишнее, тут же и спросят… Вот за репосты судить начали.

Отец отмахнулся, явно не собираясь сдавать позиции.

– Работа, профессия – это когда у тебя есть социальная роль, функция, а к ней – методы, то, что называется «ремеслом», которому нужно учиться, то что объединяет тебя со множеством других людей, которые делают такое же дело, как и ты. Есть принципы, нормы, правила, этика… Вот приносят врачи клятву Гиппократа – не навреди и все такое. У журналистов клятвы, конечно, нет, но тоже есть свои жесткие правила, профессиональная этика! А что есть у блогеров? Ничего нет, кроме лайков, репостов и подписчиков.

– Зато сколько подписчиков! – резонно возразила мама.

– Да хоть всё человечество, – с горячностью возразил отец, – А где ответственность? У журналиста, понятно… Чтобы приобрести профессию, надо ей научиться, принять ее правила, освоить технологию, потом поступить на работу, договор подписать, получить опыт, заработать репутацию… И тут все просто – в договоре написано – что тебе можно и чего нельзя, что ты должен делать, а чего не должен или даже, что тебе категорически запрещается. Правила игры, если хочешь. А блогер – всегда сам по себе и сам для себя, как ему заблагорассудится… Правила он сам себе устанавливает, захочет – легко их поменяет…

– А что, блогер, совсем-совсем ни перед кем не отвечает? – не удержался от вопроса Борис, вспомнив сцену из «Двенадцати стульев», в которой Остап Бендер давал сеанс одновременной шахматной игры в Васюках, выдавая себя за гроссмейстера, и тоже изобретал правила на ходу, – И никому ничего не должен?

– Да по большому счету – нет… Разве что перед уголовным кодексом, как и все, – ответил, подумав отец, – То есть, может и отвечает, если порядочный человек и репутацией своей дорожит перед своей совестью. А может и не отвечать, если не хочет и не дорожит… Самореализация – дело не управляемое… Хорошо, если реализуется гражданская позиция или стремление к правде, а если нет? Но для блогера, в отличии от журналиста, никто правил не написал и не напишет, и никто с него, кроме того же уголовного кодекса, ни за что не спросит… Дилетанты!

– Не знаю, не знаю… – сказал Гермес, не слишком убежденный аргументами, – В сущности, раньше журналистикой тоже занимались дилетанты – Цицерон и Юлий Цезарь, Ларошфуко и Вольтер, Герцен, Мирабо, Пушкин, наконец, и даже Екатерина Вторая и кардинал Ришелье… Гениальные дилетанты по сути дела, которые ничем от нынешних блогеров по статусу не отличались. Хотели – писали, не хотели, сочиняли стихи, занимались политикой или управляли государством.

– Вот именно! Только слово «гениальные» здесь ключевое! Нечего и сравнивать! – возмутился отец, но потом задумался, – Может все дело действительно в уровне личности, в ответственности, порядочности, образовании… Даже не знаю… Вольтера хоть блогером назови, хоть журналистом – все равно останется в вечности. А кто про ваших блогеров через пять лет вспомнит? Пришли из ниоткуда и уйдйт в никуда…

Бориса слегка покоробило от такого сравнения, поскольку популярного блогера из соседнего подъезда с десятком тысяч подписчиков он хорошо знал, но трезвым ни разу не видел. Только за одно произнесение его «никнейма» вслух могли запросто выгнать из школы, поскольку он был заимствован из словаря ненормативной лексики, не говоря о самих текстах, от которых Пушкин мог перевернуться в гробу, хотя и сам был не чужд крепкого словца. Подписчикам и поклонником это, напротив, очень нравилось и лайки они ему раздавали без счета. Так что, сравнение соседа с неприличным сетевым именем с Мирабо и кардиналом Ришелье Варваре не понравилось.

– Да и не каждого к печатному слову или телеэкрану допускали, – продолжил развивать свою мысль отец, – Сначала нужно было доказать, что ты достоин говорить с публикой, обладать профессиональной или социальной репутацией, умом, ну и талантом конечно… А сейчас что? Сейчас все по-другому – включай компьютер, и вот тебе готовая персональная типография в комплекте с телестудией. Эпоха Гуттенберга сменилась эпохой Цукерберга. Ни ограничений, ни барьеров, ни ответственности… Свобода!

– Простор для манипуляций… – тихо поддакнул Гермес.

– И для манипуляций, и для обмана, и для чего заблагорассудится – хоть доброго, хоть злого… – уверенно подтвердил отец, а Гермес при этих словах многозначительно посмотрел на Бориса. Варвара понял, в какую сторону клонится разговор.

– Мальчики, ну спорьте себе, конечно, – вмешалась мама, которой хотелось уже переменить тему, – Но, Сереженька, согласись, говорить, что журналистика умрет – это явное преувеличение! Конечно, тебе ближе социальные сети и всё такое, но мы же должны смотреть правде в глаза… Журналистика меняется, как и всё вокруг, чему же здесь удивляться?

– Конечно меняется, – охотно согласился Гермес, которому начинавшийся спор доставлял истинное удовольствие, – Но, журналистика меняется не впервые, не так ли? Взять, к примеру, «новый журнализм» Пулитцера и Херста! Поначалу они тоже хотели завлечь массу, сделать журналистику прибыльным бизнесом, и им это несомненно удалось! Упрощай и властвуй – вот элементарная формула Рендольфа Херста.. Писать для народа материалы, которые содержат элементы его примитивной природы – самосохранение, любовь, размножение и тщеславие. А главный критерий – тираж и еще раз тираж! Вот отсюда и таблоиды, и заголовки в аршин и комиксы про «желтых мальчиков», ну и огромные тиражи… Но это – в прошлом веке. А сейчас? Перспективы совсем скверные. Фейки, манипуляции, моделирование социальной реальности, информационные войны и тотальный контроль над общественным сознанием… Нет?

– А какой вывод? К чему всё это?

– А к тому, что игра с информационной реальностью – игра опасная. Кстати, даже до эпохи интернета заигрывание с массой ни к чему хорошему журналистику не привело! В конечном итоге, журналистика доигралась в поддавки с толпой до того, что стала вынуждена угождать этой самой толпе. Так что теперь журналистика волей или неволей вынуждена подстраиваться и сама не заметила как массовая аудитория превратилась из потребителя в безусловного диктатора… Ты, Лерочка, полагаю, падения рейтинга больше всего боишься?

– Шура боится, – буркнул Борис, который понял, о чем идет речь, – А мама ничего не боится, она не из-за рейтинга, она из принципа уродов разыскивает…

– Боря, не груби! Никаких не уродов, а героев программы, судьбы человеческие, если хочешь знать, – возмутилась мама Лера.

– Но в результате все равно из-за рейтинга… – спокойно добавил Гермес специально для Бориса, который был с ним в принципе согласен.

– Какая-то всеядная это тлпа получается…– начал было философствовать он, но Гермес его быстро перебил, оживляясь:

– Дело не во всеядности, а во всемогуществе потребителя. Сегодня журналист далеко не единственный человек, имеющий право на авторство и не единственный, кто дает аудитории информационный продукт, вот в чем дело! Блогеры это поняли сразу – они ведь и есть сам народ. Так что, попадают они в ожидания аудитории порою точнее традиционной прессы. Вот вам и «лайки»…

– Не думаю, что мы говорим о вещах равноценных… – задумчиво положив в рот кусочек сыра, возразил отец, – Журналистика – это как… ну фабрика доверия, что ли, где в основе товара – ответственность, надежность, гарантия качества… А как можно доверять тому, кто и имени-то своего не имеет, а прячется за странной кличкой без лица и без биографии… В конце концов, писал же Бодрийяр о нашем времени, что «мы находимся в мире, в котором становится все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла»[6 - Очень образованный отец Бориса цитирует известный трактат французского философа Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция» (фр. Simulacres et Simulation), где ученый исследует проблему взаимосвязи между реальностью, символами и обществом, и вводит особое понятие «симулякра». Чтобы пояснить, что такое «симулякр» Бодрийяр даже придумал к своей книге эпиграф из Экклезиаста: «Симулякр – это вовсе не то, что скрывает собой истину, – это истина, скрывающая, что ее нет».]… Так что ваши блогеры – это симулякр журналистов, а никакие не журналисты.

– Впрочем, – махнул рукой Гермес, и тихо произнес, – Да, Бог с ними, с блогерами… Это я так, к слову, для сравнения про них заговорил. Вопрос в другом, кто и с какой целью манипулирует сознанием человечества, кто передвигает «окна Овертона»[7 - Окно О?вертона (окно дискурса) – социологическая концепция, названная именем её автора, американского юриста и общественного деятеля Джозефа Овертона(Joseph Overton; 4 января 1960, Саут-Хейвен – 30 июня 2003). Концепция говорит об изменении рамок допустимого спектра мнений в публичных высказываниях политиков и активистов с точки зрения текущего дискурса (обстоятельств, в которых прозвучало высказывание). Согласно концепции понятие нормального и ненормального, хорошего и плохого, допустимого и недопустимого под воздействием массовой коммуникации могут постепенно меняться на противоположные. Общественные установки, проходя «Окно Овертона» меняются по схеме «немыслимо – радикально – приемлемо – разумно – стандартно – норма». То есть изменения в отношении социальных установок достигаются при помощи последовательных действий, состоящих из вполне четких шагов, влияющих на общественное сознание, передвигающие «окно дискурса» от «немыслимо» до «нормы». Обычно в качестве примера результатов действий «окна Овертона» приводят движение за права женщин, в результате которого было достигнут переход от полного бесправия или ограниченных прав женщины в обществе к полному равноправию. Примеров последствий работы этой концепции множество.] от относительного добра к абсолютному злу?

Отец тоже задумался, а потом согласно кивнул.

– Действительно, многие вещи в последнее время мне кажутся необъяснимыми, хотя Кастельс хорошо это сформулировал – «убийственные семантические поля», «фабрики мыслей», «переворачивание новостей»[8 - Мануэль Кастельс, – испанский философ и социолог, считается одним из величайших специалистов современности в области теории информационного (постинформационного) общества. Образованный отец Бориса цитирует его знаменитую работу «Власть коммуникации», которую в науке по праву считают исчерпывающей энциклопедией «работы» власти в современном медиамире.]. Нас словно кто-то убеждает в неизбежности замены нормального на противоестественное, толкает к нравственной пропасти, к концу цивилизации… Преступные общества самоубийц, разрушение семьи, выдуманная реальность, не существующие события, выдуманные герои, абсолютизация зла под видом добра и свободы… И, наоборот, полное уничтожение всего того, что раньше считалось моральной основой общества… Все это тревожно.

Отец замолчал, а Гермес держал многозначительную паузу. Борис нетерпеливо посмотрел на Гермеса, потом обратился к отцу и с нажимом спросил:

– Это, как будто злой бог Локи вмешался?

Отец с удивлением посмотрел на него и согласно кивнул.