Русские поэты. Предсказанный уход

    Из стихотворения «Память», апрель 1921 г.
В 2016 году (сто лет прошло после боев!) в усадьбе Арендола открыли памятный знак в честь Гумилева. Автор знака – Арам Погосян, средства предоставил питерский меценат Грачья Погосян. На металлической пластине – барельеф поэта в гимнастерке с двумя приколотыми Георгиевскими крестами, что правильно. Надпись: «Здесь в 1916 году проходил службу поэт, прозаик, создатель школы акмеизма Николай Степанович Гумилев. 15.04.1886–26.08.1921».

Учитывая сегодняшние непростые отношения между Россией и Латвией, поступок хозяина усадьбы Арвида Турлайса, давшего согласие на установку знака, можно только приветствовать. Впрочем, после Первой мировой Латвия стала независимой, и отношение к той войне у латышей особое.

Пуля – дура. Но не всякая

Итак, фронт на Двине. Война приобрела позиционный характер, и кавалеристы, не имеющие возможности скакать в атаку под убийственными пулеметными очередями противника, все чаще оказываются в окопах.

Уже упоминавшийся исследователь жизни и творчества Гумилева Юрий Топорков в Париже записывает воспоминания некоего полковника А.В. Посажного. Вот фрагмент:

«В 1916 году, когда Александрийский Гусарский полк стоял в окопах на Двине, шт. – ротмистру Посажному пришлось в течение почти двух месяцев жить в одной с Гумилевым хате. Однажды, идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт. – ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной быстро спрыгнули в окоп. Гумилев же нарочно остался на открытом месте и стал зажигать папироску, бравируя своим спокойствием. Закурив папиросу, он затем тоже спрыгнул с опасного места в окоп, где командующий эскадроном Шахназаров сильно разнес его за ненужную в подобной обстановке храбрость – стоять без цели на открытом месте под неприятельскими пулями».

Эпизод в пересказе Топоркова записан в 1937(!) году. Опять фактор подстершейся памяти? Тут скорее другая история, свет на которую проливает писатель Евг. Степанов, разыскавший много любопытных материалов.

Из них следует, что «полковник Посажный» тот еще фрукт! Представлялся полковником, хотя дослужился только до младших офицерских чинов.

Выдавал себя чуть ли не за друга Гумилева, хотя не было никаких двух месяцев совместного проживания в хате. Да, служил в 4-м эскадроне, где и Гумилев, но они почти не пересекались и вряд ли сидели в одном окопе.

Посажный был не чужд рифмоплетства, поминал Гумилева в бездарной поэме, наверное, ему очень хотелось примазаться к славе великого поэта. Вот и сочинил красивую «картинку». Между тем Георгиевскому кавалеру не было никакой нужды бравировать перед товарищами, под пулями раскуривая на бруствере папироску. Или все же эпизод имел место?

Служба фанфарона Посажного закончилась трагикомично. Евг. Степанов: «В приказе № 35 от 2 февраля 1917 года сказано: «1-го сего февраля в окопах на реке Двине штабс-ротмистр Посажной ранен пулей насквозь в мягкие части левого бедра и эвакуирован на излечение». В полк он больше не возвращался».

Николаю Гумилеву и в страшном сне такое не приснилось бы – ранение в задницу! В грудь еще куда не шло, это можно. Но чтоб так – спиной к противнику…

Как только доходит до разбора стихотворения «Рабочий», написанного Гумилевым в апреле 1916 года, тут же где-то рядом в публикациях непременно всплывает и рассказ Посажного. Забыть бы уже про него, свидетельств храбрости Гумилева и так достаточно.

В том же году он предпринял попытку сдать в Петрограде офицерские экзамены в Николаевском училище, но неудачно. С октября 1916 по конец января 1917 Гумилев снова на фронте. С Ахматовой отношения почти совсем разладились, у поэта появляются новые увлечения.

«Я очутился в окопах, стрелял в немцев из пулемёта, они стреляли в меня, и так прошли две недели», – пишет он 15 января 1917 года своей новой пассии Ларисе Рейснер.

Лариса Рейснер – первая красавица в Петрограде, благосклонности которой искали многие. Родилась 13 мая 1895 года в Люблине, Польша, в дворянской семье профессора права Михаила Рейснера. Одно время жили в Томске, до 1907 года – в Германии, затем в Петербурге. Лариса получила хорошее образование: с золотой медалью окончила женскую гимназию, поступила в Психоневрологический институт, параллельно, как вольнослушательница, посещала лекции в университете. Ее интересовала политика, история, а также поэзия. С Гумилевым они познакомились в «Кружке поэтов» при университете, когда Николай уже был женат на Анне Ахматовой. Позже вспыхнуло большое и сильное чувство – взаимное.

Лариса писала Гумилеву на фронт: «…кончается год. Мой первый год, не похожий на все прежние. Милый Гафиз, как хорошо жить. Это, собственно, главное, что я хотела Вам написать». А в ответ открытым текстом: «Милая Лери, я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю…»

Поэт предлагал Ларисе выйти за него замуж, но та отказалась. Когда Лариса узнала, что у Гумилева параллельно проистекает роман с другой женщиной – Анной Энгельгардт (станет второй женой поэта), реакция была бурной. Они расстались…

Лариса с головой уйдет в революцию, будет заниматься литературой и журналистикой. Станет участницей Гражданской войны, комиссаром разведывательного отряда штаба 5-й армии, с подачи Троцкого – комиссаром Морского Генерального штаба РСФСР. Побывает и на дипломатической работе.

Лариса, 30 лет от роду, умерла 26 февраля 1926 года в Кремлевской больнице от брюшного тифа. Говорили, что заразилась, выпив стакан сырого молока. Похоронена на Ваганьковском кладбище…

Однако мы подбираемся к главному – предчувствию и предсказанию Гумилёвым своей смерти.

На поверхности, конечно же, лежит то, что поэт не пророчил себе смерти от пули в родном Петрограде. Иначе было бы не так: «…Пуля, им отлитая, просвищет / Над седою, вспененной Двиной, / Пуля, им отлитая, отыщет / Грудь мою, она пришла за мной». А вот так: «Пуля, им отлитая, просвищет / Над седою, вспененной Невой». Наверное.

И не питерский это рабочий, не тульский, ясно же, что подразумевался немец-мастеровой. И полет пули именно «над седою, вспененной Двиной» отсылает к реалиям тех боев: русские в окопах на одном берегу Двины, немцы – на другом, откуда и ведут огонь. На это многие исследователи дружно обращают внимание.

Иеромонах Иов (Гумеров): «В стихотворении «Рабочий» поэт погибает на берегу Двины, а не близ Петрограда у станции Бернгардовка».

Писатель Геннадий Иванов: «Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилева «Рабочий», в котором поэт предсказал якобы свою гибель от рук «рабочего», то есть пролетариата, революции. Но строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который отливает пулю…

Хотя все-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам поэта: слово так или иначе исполнилось».

Среди вероятных мест упокоения Гумилева упоминаются район станции Бернгардовка, Ржевский полигон, излучина реки Лубья. Массовые расстрелы проводились здесь питерскими чекистами и до 21-го года и после. Уже в наше время поисковики нашли несколько братских могил, точнее, ям с останками. Также в большом количестве обнаружили стреляные гильзы от японской винтовки «Арисака». В Первую мировую такие винтовки поставлялись в несколько стран, в том числе и в Россию, поскольку не хватало трехлинеек. Известно, что «Арисака» с 1918 года использовались расстрельными командами ВЧК. В архиве обнаружился документ, в котором говорится, что на складе Ржевского полигона хранятся патроны для винтовки «Арисака», в скобках указано – «подмоченные». У них даже нормальных патронов не нашлось для гения русской поэзии!

Будь стихотворение Николай Гумилева насквозь, до деталей провидческим, там, наверное, был бы другой финал: «Это сделал в робе светло-серой / Невысокий желтый человек». Японец…

Домой, в Россию!

Фронтовая карьера кавалериста закончилась для Гумилёва неожиданным образом.

«Я уже совсем собрался вести разведку по ту сторону Двины, как вдруг был отправлен закупать сено для дивизии» (из письма к той же Ларисе Рейснер, 22 января 1917 года).

Но вместо закупок сена поэт оказался… на Сене. В Париже. Его целью было перевестись на Салоникский фронт, где сражался Русский экспедиционный корпус. Корпус воевал в Греции и во Франции, оказывая помощь союзникам.

Но после Февральской революции 1917 года начинается невиданное разложение русской армии, все сыпется. Вскоре Русский экспедиционный корпус был расформирован.

В Париже некоторое время Гумилев служит в качестве адъютанта при комиссаре Временного правительства. Но в октябре, после большевистского переворота, нет уже ни того правительства, ни его комиссаров.

В конце января 1918 года Гумилев оказывается в Лондоне, где еще работает Русский правительственный комитет – осколок рухнувшей империи, собственно уже никому и не нужный. Туда-то его и устраивают в шифровальный отдел. Хватило двух месяцев, чтобы поэт почувствовал отвращение к этой работе.

Свой выбор он сделает вопреки вот этим строкам о нежелании «вернуться к отчизне»:

Очарован соблазнами жизни,
Не хочу я растаять во мгле,
Не хочу я вернуться к отчизне,
К усыпляющей, мертвой земле.
Пусть высоко на розовой влаге
Вечереющих горных озер
Молодые и старые маги
Кипарисовый сложат костер.

И покорно, склоняясь, положат
На него мой закутанный труп,
Чтоб смотрел я с последнего ложа
С затаенной усмешкою губ.

    Из стихотворения «Завещание», 1910 г.
Не возвращаться бы ему, ох не возвращаться бы! Остался бы жив. А он надумал назад, в Россию. Кто его там тронет, известного поэта во всем блеске славы… Ну и еще Ахматова. Гумилев имел десятки романов повсюду, всегда. Но, изменяя ей, по-настоящему любил только свою Аню. Его тянуло к ней. Поймет, простит… 10 апреля 1918 года Гумилев отправляется в Россию, куда и доберется окольными путями.

А там уже вовсю разгорается Гражданская война, бывшие союзники по Антанте превращаются в интервентов. Новая красная власть с большим подозрением смотрит на офицеров-золотопогонников, пусть и снявших мундиры. А это еще и Петроград, колыбель трех революций, где теперь заправляют чекисты. Удивительно, что Гумилева «товарищи» не хлопнули сразу по приезде. Он будет жить и творить еще три с лишним года.

Две Анны и Николай

Увы, разбитое зеркало, в котором когда-то отражалась большая любовь двух больших поэтов, не захотело склеиваться. Между ними происходит последнее решительное объяснение. Анна тверда – жить вместе у них уже никогда не получится, даже ради общего сына Левы. Николай просто убит, хотя давно уже можно было предположить такую развязку. Знакомые, на квартире которых происходило объяснение рассказывали: «Коля страшно побледнел, помолчал и сказал: «Я всегда говорил, что ты совершенно свободна делать всё, что ты хочешь». Встал и ушёл».

Стихи Гумилева тех дней полны тоски и предчувствий.

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,