Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Гой еси поп, а по писе – йог!
Бой или гел? Лег или йоб?
Я бесил их или себя?
Я – ада мать, тамада. Я —
тать и кома, замок и тать!
А нано-хер – грех Онана!
А рак и кома – замок Икара!
Да, колок ад нуара! А раунда колок ад?
Авось, солнечник Кин Чен Лось – сова,
а не жаворонок – Конорова жена!
Туподум! Узри кирзу, мудопут!
Сони спили, Филипс и нос!
Не череп, а перечень:
Цезарь! Бог! Образец!
Он в аду давно
утоп в поту!
Кошмар! Срам! Шок!
Кома вилами – вам или им, ок?
А чуть утро – во рту туча!
Утречко к черту!
Рот карт о рати мор громи, Таро-трактор!
Ом, ГМО-топор! Спирта трип с ропотом ГМО!
Укус! И как ось – осьминог!
Гоним сосок, аки суку!
Укур – в нос, сон – в руку!
Арт – нам! Магам – мантра!
Арт – на трон! Атанор-тантра!
Адова вода
магам
как
жар и мираж,
а мед Эдема,
аки в еже ежевика!
Удаль – в ладу!
Удав – в аду!
А мрака карма?
Я – аннулятора рот! Я – лунная
тить!
Довод о либидо – алиби дибила!
О, дибило-довод!..

И так далее – поэма распространялась на соседнюю стену. Иногда я обнаруживал, что за время моего отсутствия её хвост отрос ещё на одну-две строчки. Дядя Олег Колокольников не спешил с завершением начатого, справедливо полагая, что впереди – вечность, а закономерный финиш когда-нибудь случится сам по себе – естественным путём.

– Да это так, баловство, – отмахнулся Зелёный. – В редкие, как говорится, часы досуга, без претензий на что бы то ни было. Мне не суждено сколь-нибудь заметное соло в этой опере. Её породило звучание иной краски, единственной и гениальной, которая всё завершит. Вон, гляди…

Он указал на некое подобие иконы – висевший в красном углу белый квадрат, расчерченный на 25 частей, и в каждой из них изображена латинская буква. В композиционной симметрии отзеркаливавших друг друга литер прослеживалась весьма своеобразная закономерность. Буквенные сочетания складывались в пересекающиеся слова, читаемые слева направо и справа налево в вертикальной и горизонтальной плоскостях.

– «Всё есть деяние великого творца», – перевёл Кот. – Самый древний палиндром, обнаруженный в руинах Помпей. Прототип магического квадрата. Потрясающий пример того, на что способен пылающий разум в преддверии гибели.

В один из моих визитов довелось наблюдать, как гость из числа новоприбывших, явившийся к Коту не за разговорами, а за дополнительной возгонкой градуса, в какой-то момент начал беспокойно оглядываться на стихиру о «дяде Аде», выпытывая у хозяина о её назначении.

Услыхав, что строчки подобных образчиков симметрично читаются в обе стороны без учёта мягких знаков и точек над «е», гость подскочил к двери, дабы вблизи лично удостовериться, водя пальцем под каждой буквой.

Финал был неожидан. Гость порывался нанести стихире повреждения с использованием подручных средств, плевался и изрыгал проклятия. Общими усилиями пришлось его выкинуть вон. Ретивец оказался обидчив и вернулся среди ночи бить стёкла, из-за чего все три окна в доме дяди Олега пришлось в конце концов заколотить фанерой, что придало грибо*бовой избушке совсем уж затрапезный вид.

После того случая мне не давал покоя вопрос, который я однажды решился задать:

– Дядя Олег, как научиться писать стихи?

– Ты хочешь уметь то, что кто-то уже делал или желаешь развить своё?

– Хочу, как вы.

– Меня копировать бессмысленно. Да и кого бы то ни было тоже. И оригинальничать нет смысла – действительность всё равно в итоге окажется чудесней вымысла. Достаточно лишь чуть внимательнее обычного вглядеться в прошлое и настоящее своего мира, чтобы в переплетениях цепочек серых будней открылось чарующее Нечто. О стиле изложения можно не беспокоиться – у каждого он индивидуален и присущ изначально, от природы. Его можно выявить с помощью элементарной алхимической процедуры, добыв определённые компоненты и соединив их в должных пропорциях.

Увидев мою недовольную гримасу, он добавил:

– Ты, Лёва, морду-то не морщи и крылья складывать не спеши. Лучше послушай, как я справляюсь с этой задачей: беру я слово за основу и на огонь я ставлю слово, добавив мудрости щепоть, наивности большой ломоть, немного звёзд, немного перца, кусок трепещущего сердца, и на конфорке мастерства прокипятивши раз и два, и много-много раз всё это – пишу, однако же сперва, родившись всё-таки поэтом.

– Угу… Доходчиво. Более-менее…

– Так и скажи: «дядя Олег, я ни хрена не понял». А дядя ответит: заучи этот рецепт, напиши на бумажке и, положившись на благосклонность повелительницы мира госпожи Фортуны, повесь над рабочим столом, чтобы видеть его каждый день. Простейшая операция!

– Спасибо, – буркнул я, не зная, как реагировать на его слова. Принять их за шутку или поверить и проверить?

– Стоп! – сказал Зелёный. – Прислушайся… Слышишь?

– Нет, – ответил я, пытаясь в доносящихся с улицы звуках уловить то, что могло привлечь его внимание.

– То-то и оно! Не журчит твоё «спасибо»! Да и чересчур велико оно для меня, скромного тайнопивца. А вот оприходовать бутылочку «Церковного» производства благословенной фирмы «Дионис» – в самый раз.

– О, так это нужно идти на Вал, – откликнулся я. – Мне-то не проблема, я вам и два «Церковных» выставлю, просто дионисовские вина продаются только там – знаете, такой магазин в подвальчике…

– Дружище, никто тебя за язык не тянул – два так два. Скорей веди, показывай этот божественный подвальчик!

День абсурдопереводчика

Наблюдательными людьми давно отмечено, что события знаковые, хотя и малозначимые для большинства горожан, осеняют город-антигерой Чернигов, с удивительной закономерностью совпадая с различными астрономическими явлениями, одним из которых является день весеннего равноденствия. Например, в этот прохладный мартовский день 99-го года состоялось наше с Котом посещение первого и последнего в истории Чернигова хэппенинга, чьи организаторы выбрали Молодёжный театр для проверки нравственных устоев граждан на развал-схождение.

– Сколь ни вычурны будут сегодня выверты молодых пиитов, провинция их заглушит, – предрекал Кот Зелёный, идя на премьеру. – Мы живём в царстве пыли, где господствует серятина и благополучно глушится всё (кроме сорняков, конечно), что претендует восстать над уровнем праха. Местный жлобомонд реагирует на необычное обычно, подобно андроидам из фильма «Westworld» 73-го года. Если транслируемый код сравнить не с чем, транслятор следует уничтожить, а всё, что с ним связано окутать туманом беспамятства в самом дальнем чулане подсознания и ждать инструкций из центра.

– Проблема имеет решение? – спросил я.

– Имеет, но на пути её решения стоит другая проблема, алхимико-ментального свойства. Дело в том, что ум типичного жлобомондера моментально вскипает, соприкасаясь с реагентами, отличными от стереотипных. Он запрограммирован на окукливание с целью уберечь от испарения то, что можно назвать зачатками разума. Не мудрено – у большинства особей уходит практически вся жизнь на лепку собственных зачатков из отходов чужих мнений. Накопившись, это дерьмо твердеет, чтобы играть ту же роль, что и примитивный крепёж в штольне. Удали из такой конструкции хотя бы одну балку – всё посыплется к чёртовой матери.

– Такое впечатление, дядя Олег, будто Вы считаете, что от разума нет никакого толку.

– В тот день, когда мы окончательно договоримся о дефинициях разума, в очередной раз подтвердится его бестолковость. Мычащее большинство уверено, что умеет пользоваться этим инструментом, чьё единственное назначение – отслеживать уровень личного идиотизма. Но нас, отщепенцев, убеждает в обратном стабильный прирост поголовья идиотов, один процент которых пытается контролировать жизнь остальных 94-х и время от времени запускать ризоиды в нашу сторону.

– То есть человечество в глубокой заднице…