Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

– Оттепель, мои верные пикаро! Хватит познавать мир по Лао-цзы, сутками залипая в четырёх стенах, как пауки, и по-ницшебродски не выходя из комнат. Выходим в ночь! «Клуб любителей маракуйи снова в деле» – так, кажется, называлась картинка, когда-то сделанная Лёвой по горячим следам подобного выхода из зимней летаргии. Настало время клубиться под звёздным небом, крепя рассохшиеся узы братства винными парами и дымом табака!

Из сумрака тесных берлог мы – ответственные за весну – вырываемся на просторы улиц, в атмосферы весёлых симпозиумов, наполняя собою мир и тем самым его познавая. Замёрзшая жизнь, дотоле слабо пульсировавшая в нас, оттаивает и начинает активно изливаться вовне. Извне – наружу, оживляя всё, чего коснутся щупальца мыслей. Отныне не мир алкантропиков одухотворяет нас, как ошибочно полагали топтуны перипатетики, но мы одухотворяем и облагораживаем его своим присутствием, алхимически претворяя свинцовые мерзости жизни в мочу и хорошее настроение!

Мы, дураки из Марьиной рощи, идём по следам наших великих предшественников – семи мудрецов из бамбуковой рощи Шаньяна. И хотя нас уже не семеро, и наши ряды всё реже, а плеши всё шире, но пепел сигар среднего класса всё так же стучится в наши золотые сердца, а шмурдяк, чья мистика низкого сорта царит в продуктовой корзине нашей жизни, по-прежнему первой свежести!

Согласно многолетней традиции, в ночь первой весенней оттепели мы пройдём тропами падших комет – так мы зовём наш черниговский «путь Сантьяго». Он же «примочемордиальная дистанция», он же «Звёздная дорога», он же «Путь в Мочемордию» или в «Мочемордор» в самом некошерном смысле этого слова.

Как и прежде, наш гульбарий стартует в гуль-баре кафешантана «Горлопор» близ Художественного музея – излюбленной точки сборки местных тайнопойц и мистагогов обоего пола. Впрочем, важно не то, где, как и с кем мы начнём праздновать жизнь, а то, как при этом мы себя чувствуем. Будем же благоразумны и не станем тратить все силы на старте. Да не станут для нас краеугольными камнями преткновений огонь, манда и медные трубы!

А что до огненной воды – о том особо. Итак, дефиницируем приоритеты и интерпретируем прерогативы. Шампань и ликёры – для новичков и неженок. Пивы тёмныя и светлыя – дары тёмных и светлых даймонов, а потому перманентны, ситуативны, вспомогательны и моментосообразны. Водка – любрикант для вакханальных сёрферов. Самогон – телепорт в вечную пустоту абсолютного ноля индивидуального катарсиса. Шмурдяк – рвущая и комкающая душу стиральная машинка безумия, изрыгающая всё отжатым, обнулённым и возрождённым на холодный кафель реальности.

Иное – ерунда! Такова твёрдая, как советский лёд, беспощадная в своей сути научно-фантастическая метафизика алконавтики, воплощённая в жизни, где есть место подвигу даже посреди обычной пьянки. И потому-то неоспоримым достоинством весенних антестерий является их способность мастерски обыгрывать инфернальную пустоту в душе перезимовавшего похмелантропа, чьё существо рвётся ввысь, а бренное тело вспоминает о мимолётно прожитой причастности к великому единению с природой, каковое ожидает потребителя субпродукта в момент просветления.

Итак, мои верные пикаро, давайте с решительно суровыми лицами на миг застынем перед выходом в мир, словно космонавты на старте. Мы готовы вновь окунуться в неизведанные глубины, которых не подарит ни ямайский ром, ни нормандский кальвадос, ни эльзасский шнапс. В алхимическом угаре перейдём из золы в пепел алмазной пыли и дальше – к звёздам. Мы готовы к любым испытаниям!.. Взгляните на себя со стороны. Что видите? А я вам скажу: именно таким лицом должна смотреть на мир реклама шмуровидла, где атмосферный саундтрек маэстро Артемьева играет первую скрипку на струнах ветров!..

В разнообразных вариациях мы слышали подобный текст каждый год во время первой весенней оттепели. Так пробуждал нас от зимней спячки голос Кота Зелёного – дяди Олега Колокольникова, последнего хранителя традиции священного пьянства.

Для ответственных за весну дураков из Марьиной рощи это был сигнал к началу оккультного алко-тура тропами падших комет. И с этого неприметного события на улицах нашего города-антигероя ежегодно начиналась мистерия возрождения и вспыхивал праздник жизни.

Кунштюк Диониса

Осенней ночью 96-го года на улице было темно и страшно, поэтому я находился дома, усердно трудясь над завершением шедевра «Мамаева тантра».

Внезапно – звонок в дверь. Открываю. На пороге стоит последний хранитель традиции священного пьянства дядя Олег Колокольников по прозвищу Кот Зелёный. Его дионисийский взгляд странно нейтрален. Что-то прячет за спиной. Дальше происходит диалог следующего содержания:

– Что надо? – спрашиваю я не очень вежливо.

– Я миску одалживал… – начинает он.

– ?

– С возвратом, – уточняет Кот.

– ??

– Возвращаю.

Он медленно, как факир, выводит из-за спины руку с миской, которая накрыта крышкой, упакована в целлофан. Для пущей надёжности вся конструкция обмотана изолентой.

– А в миске что?

– Жульен.

Мне сразу вспоминается фильм «Ищите женщину», герои которого выясняли, кто убил Жульена Нолестро.

– Сейчас его есть нельзя, – добавляет Зелёный и во взгляде духовидца появляется подозрительный блеск. – Это закусь.

Тут он наконец-то озвучивает истинную цель визита, подкупающую своей новизной: выкушать под звёздным небом литерку водочки. Дескать, для человека, духовной жаждою томимого, одиночный заплыв в ширину – непозволительная роскошь, доступная лишь коренным обитателям горьковского дна, к которым Кот себя, понятное дело, не относит.

Сохраняя твёрдость интонации, извещаю визитёра о том, что столь несвоевременный час для заплыва чреват тройным просаком, ибо: а) давно за полночь, б) ввиду очередного витка государственной игры «Борьба за трезвость» все магазины, ранее бывшие круглосуточными, закрыты и в) тупо нет денег, да и пить неохота.

И хотя мои аргументы – бетон, они вызывают у Кота обратную реакцию. Он красноречиво хлопает себя по боковому карману пиджака и говорит, что, во-первых, материальную часть вопроса берёт на себя. Во-вторых, сообщает, что совсем рядом, у гостиницы «Украина», таксисты барыжат водярой. А в-третьих, начинает шпарить цитатами из Хаяма, Пушкина и Байрона, упирая на то, что человеку его статуса пить с кем попало не комильфо.

Мне бы пойти на принцип, но, игнорируя авантюрный блеск котовских глаз, я плюю на неоконченную картину и вслед за ночным гостем вываливаюсь из квартиры в темноту и холод ноября.

Вот мы уже возле «Украины» и дядя Олег Колокольников оживлённо обсуждает с таксистом условия сделки. Последний удовлетворённо кивает и достаёт из-под сиденья своего драндулета заветную бутылку. Кот тут же берёт её одной рукой, другой лезет в карман, якобы за деньгами, а в следующую секунду, резко вырвав руку из кармана, наносит таксисту сокрушительный апперкот.

Затем оборачивается ко мне и, весело подмигнув, выдыхает облачко пара:

– Шухер!

Преследуемые разъярёнными таксистами, мы уходим от погони, петляя по тёмным дворам, прорываясь через проходные подъезды, штурмуя заборы и форсируя огромные лужи, покрытые первой тонкой наледью. В процессе бега неожиданно обнаруживаю бутылку у себя в руке. Момент, когда я ухитрился её перехватить, абсолютно выпал из памяти. Дядя Олег Колокольников бежит с вытянутыми вперёд руками, держа в них миску с жульеном, что делает его похожим на аргентинского официанта, участвующего в ежегодном забеге по улицам Буэнос-Айреса.

Убедившись, что погони за нами больше нет, останавливаемся отдышаться у деревянного столика в каком-то дворе. Всё вокруг окутано непролазным мраком. Над нами бездонное и таинственное звёздное небо, а в атмосфере городского пейзажа царит то особое безмолвие, какое бывает за пару часов до рассвета.

– Как мы от них! На пердячем пару!

Весело сверкая фирменным дионисийским взглядом, Кот Зелёный достаёт из внутреннего кармана пиджака два раскладных стаканчика и разливает по ним трофейный напиток. Распакованный жульен источает божественный аромат и оказывается ещё вполне тёплым. Опережая готовый сорваться с языка вопрос «Чем мы будем это есть?», дядя Олег достаёт из другого кармана две пластмассовые вилки, завёрнутые в салфетку.

Выслушав неодобрительное мнение по поводу метода добычи бутылки, Зелёный берёт свой стакан и добродушно говорит:

– Забей. Барыге будет урок. Теперь задумается, что лучше для здоровья – дома с женой тешиться или всяким тёмным личностям бухло ночами толкать по безбожной цене. Хвала Дионису!

И выпив, добавляет с озорной улыбкой:

– Да и денег у меня при себе, вобщем-то, ни копейки.

Кровь кровного врага

Хлопает дверь подъезда и возникают две фигуры – дамы и собачки. Сперва они шествуют через двор, но вдруг зигзагообразно изменив курс, приближаются к нам на безопасное расстояние.

– Опять вы здесь! – возмущается дама, очевидно спутав нас в темноте с кем-то из местных забулдыг. – Ни стыда, ни совести, в такую рань пьянствовать. Молодые же ещё. Зарядку бы сделали, книжку почитали, но нет – только водка в голове! Так и последние мозги пропьёте, алкашня чёртова!

Вторя хозяйке, псинка дважды тявкает.

– Каково! Что скажете, уважаемый коллега? – обращается ко мне Зелёный, входя в образ профессора-интеллигента и придавая голосу соответствующую интонацию. – Тут сбоку мне подсказывают, дескать винопитие вместо утренней зарядки есть тяжкий грех, а некоторые религии и вовсе запрещают продукты виноделия, ибо они считаются игрушками дьявола, задуманными для обращения людей в аль-кашню, то бишь последователей благородного аль-Каши, прославленного адепта алгебры и астрономии, наставника достославного Улугбека.

У ревнителей трезвости на эту тему всегда имеется наготове известная арабская сказка, в финале которой говорится, что, едва первый глоток вина приживётся в желудке – пьянчужка подобен павлину, раскрывшему хвост. Стоит хмелю ударить в голову – дурень скачет и плещет в ладоши, как обезьяна. Усиливается опьянение – и безумец рвётся сражаться не хуже льва. А лишь только вино одерживает победу – глупец валится ниц, точно свинья, забывшись глубоким сном.

Дама и собачка притихли, напряжённо вслушиваясь в эти тёмные речи.

– В христианской же традиции мы обнаруживаем обратное: вино и виноград суть Божьи дары, Иисус себя величает «истинной лозой», виноград настолько благословен, что к нему, по уверению блаженного отца Ругопса, не в силах приблизиться злой дух или оборотень, а вино причастных – символ крови Христовой.

После таких аргументов ревнители трезвости, обычно, козыряют средневековой сказкой про странствующего бенедиктинца, заблудившегося ночью в лесах Аквитании и набредшего на лачугу, на пороге которой ему предстала златовласая прелестница, бывшая бесом в людской подобе. Она сказала, что не против предоставить ночлег, если монашек исполнит условие – согрешит. Всего один грех, на выбор. Можно познать златовласку, можно убить и зажарить поросёнка, а если предыдущее неприемлемо – просто выпить немного вина. Поразмыслив, бенедиктинец решил, что убийство несчастной свинки, не говоря уже о прелюбодеянии – это для него абсолютно за гранью, а вино – почему бы и нет, не самое тяжкое прегрешение. Можно рискнуть! Он согласился выпить и осушил чашу. А когда хмель ударил в голову – зарезал свинёнка, нажарил мяса, а нажравшись и бабу трахнул.

– Боже… – тихо произносит дама.

– Но есть, мой дорогой коллега, и хорошая новость, – возвещает «профессор» Колокольников, – которая для нас, криптопропойц, посвящённых в традицию тайнопития, давно не новость. К тем, кто желает праздновать жизнь, но не ведает, как разрешить озвученные противоречия, адресована разрешительная касыда Омара ибн Ивановича Хаяма: