Тайны лабиринтов времени

А еще один текст, «Варахамира», датируемый 550 годом до н. э., содержит математические величины, соизмеримые с размерами атома водорода. Опять необъяснимая загадка…

Однако вот что пишет в уже упоминавшийся книге «Мы – не первые» американский исследователь и писатель Томас Эндрюс: "… Когда я, в 1966 году, побывал в индийском городе Мадрасе, то услышал от известного местного йога Пандида Каниаха такое любопытное признание: «Ученые-брамины с незапамятных времен были обязаны хранить немало сведений, смысла которых они не понимали. Еще их далекие предки знали, что материя состоит из бесчисленных атомов, что большая часть пространства в самих атомах не заполнена материей, и что в этой пустоте существуют обширные миры». Эти слова Эндрюс приводит в своей книге. Но кому все это было нужно 2500 лет тому назад?

Документы и факты тех времен позволяют уверенно ответить: никому. То есть уже никому… Но они же убедительно говорят о том, что в какую-то еще более далекую эпоху на Земле существовала цивилизация, которая по уровню знаний в области физики и техники не уступала современной, а может, и превосходила ее. И тот факт, что члены высшей жреческой касты, брамины (они же брахманы), были обязаны помнить ряд математических и физических символов и величин, не понимая их смысла, свидетельствует о чьей-то попытке сохранить и передать в будущее знания из прошлой технологической эпохи. И эта попытка в какой-то степени удалась: по крайней мере, мы знаем, что в необозримо далеком прошлом такие знания существовали и, несомненно, имели практическое значение. А еще мы видим, как на протяжении тысячелетий эти знания, не будучи востребованными, терялись, их подробности исчезали из памяти поколений за ненадобностью.

Так древнегреческий философ Демокрит, живший 2500 лет тому назад, и его последователь Эпикур, почему-то, знали, что в природе не существует ничего, кроме атомов и пустого пространства, и что атом – это мельчайшая неделимая частица вещества. Спустя четыре столетия римлянин Лукреций писал, что невидимые атомы непрерывно движутся в пространстве и, сталкиваясь друг с другом, претерпевают бесконечные изменения. Но никто из этих ученых не упоминал и, вероятно, не знал величин, подобных «трутти» или «кашта», – они им были совершенно ни к чему. А через два-три столетия жрецы, ранее не вспоминавшие об атомах, ими вновь заинтересовались, потом вновь их посетила забывчивость и, только на рубеже XIX–XX веков ученые возвращаются к знаниям старины глубокой.

С начала IV века н. э. бурно проявилась алхимия. На протяжении почти тысячи лет она оставалась в цивилизованном мире одной из ведущих наук. В течение всего этого времени шли поиски «философского камня», способного превращать в золото не только серебро, но и «неблагородные» металлы, например в олово. Эта идея базировалась на представлениях греческой философии, что материальный мир состоит из одного или нескольких «первоэлементов», которые при определенных условиях могут переходить друг в друга. (И откуда только греки узнали об этом?) Вместе с тем издревле существовало предание, что ангелы, вступавшие в брак с земными женщинами, научили их искусству обращать «простые» металлы в золото. Об этом рассказывается, например, в Книге Бытия, а также в Книге пророка Еноха, признанной апокрифом и не вошедшей в библейский канон. Может, именно здесь и лежат истоки алхимии? А возможно, они, так же, как и истоки этого древнего предания, уходят гораздо дальше «во тьму веков», восходят к тем временам, когда на Земле обитали разумные существа, которые умели направленно воздействовать на внутриатомные структуры химических элементов таким образом, что один элемент превращался в другой. (Кстати, этого уровня развития достигла и современная ядерная физика.) Более того, есть основания предполагать, что упомянутые разумные существа не только превращали одни элементы в другие, но создавали и применяли ядерное оружие. И не только ядерное.

О высоком техническом потенциале древних говорят и находки археологов: планеры в древних гробницах Египта; золотые украшения в гробницах инков, вылитых в форме летательных аппаратов, да так искусно, что на крыльях этих машин имеются пушечные турели; топографические карты, начертанные на каменных плитах – и не одного материка. В горах Китая были обнаружены несколько десятков таких плит. Подобные карты можно было нарисовать, видя и запоминая местность с птичьего полета. Память для подобной работы нужна фотографическая. Плитам этим больше двух миллионов лет. Планеры же сохранили свою функциональность и были досконально изучены.

Ядерная война уничтожила цивилизацию 30–35 тысяч лет назад, а 13 тысяч лет назад, разрушенный озоновый слой пропускал метеориты, которые добили оставшихся в живых. Земле потребовалось 20 тысяч лет, чтобы залечить раны, нанесенные ядерной войной. И кто теперь может ответить на вопрос, кто же тогда победил в этой войне?

Ночь скоро закончится, необходимо успеть, ну хоть немного отдохнуть. Учителя я отправил спать, а сам думал и смотрел на звезды. В пещере горел костер, слабо освещая старуху Страни, мою женщину и нового человека, они спали. Мелик, мой брат, дежурил у входа в пещеру и следил за костром. В пещере было зябко, но шкуры собак хорошо согревали, а сытые животы не будили своим урчанием.

Брат посмотрел на меня и я, став на четвереньки, раздул ноздри.

За пещерой ночной туман начинал рассеиваться – и на небе появилась розовая полоса, брат подбросил веток в костер и хотел лечь, но я толкнул его в бок. По ночам мы не разговаривали, и мой толчок означал «слушай внимательно».

Выразительные движения, жесты и звуки заменяли нам слова, которых мы тогда еще не знали. Мелик раскачивался из стороны в сторону, почесывая шею и зевая. Я приложил руку к уху. Из степи доносились знакомые звуки: вой собак и хохот гиен, с моря – крики чаек и шум волн. Звери часто приходили к скале и бродили вокруг нее, их приманивал запах человека, самого сильного и самого слабого зверя.

Брат покачал головой, он не услышал шума, способного вызвать тревогу. Вой раздался внезапно, он был протяжный и убийственно громкий. Следом за ним раздался пронзительный визг мышей, и они тучей пробежали, визжа и издавая скрежет своими лапками мимо входа пещеры вниз, к подножью скалы. Чайки с криком взлетели над морем, подняв невообразимый шум. Все проснулись, новый человек заревел – тревога – и люди, не задумываясь, бросились к своим обязанностям. Брат и я вооружились огромными палицами и стали у входа в пещеру. Женщины, забрав нового человека, спрятались в одном из туннелей. Учитель схватил копье и закрыл собой вход в туннель, где прятались женщины. До нас докатилась волна вони, потом рычание саблезубого. Брат отошел к груде камней, сложенных в пещере, камни были с острыми концами. Туннель, где спрятались женщины, имел узкое место, через которое не пробраться даже собаке, не то что саблезубому, а судя по рыку, он был огромный и шел со стороны степи, а значит, соседи, как и мы, пока не подверглись нападению. Хищник шел к людям, дабы поесть их мяса, он не спешил, наводя леденящий ужас своим рычанием.

Тяжело переваливаясь на ходу и широко расставляя ноги к нашей пещере подошел огромный и коренастый, покрытый густой, длинной и черной шерстью на теле, с торчащими волосами на голове мужчина. Его длиннющие руки держали дубину, он мычал и мотал косматой головой. Наш сосед отличался непомерной силой, бешеным нравом и сумасшедшим темпераментом. Он остановился на мгновение и пошел на рев зверя в степь. Такое поведение нарушало законы семей: мужчины, как и женщины, не имели права жертвовать собой или рисковать так глупо. Новый человек родился у меня в семье, а у соседа не было детей, и у брата не было ребенка. Новый человек еще должен вырасти и возмужать, стать охотником, а для нас один человек – это очень мало. Мужчина может уйти из жизни, но только, когда воспитает воина или женщину, родившую нового человека.

Сосед, опустив свою каменную огромную голову, уходил все дальше от пещеры. Подняв над головой дубину, он издал боевой клич и закрутил ею над головой. Малик тревожно смотрел ему вслед, а я знал, что один человек, и на открытом пространстве, против саблезубого – это верная смерть. На этого зверя охотились мужчины всех семейств сообща, загоняя его в яму пронзительно громкими и воинствующими воплями, боялся саблезубый непонятных и грозных звуков. Охотники, загнав зверя в яму, забрасывали его камнями. Когда нам удавалось убить его, наступал праздник: шкура, такая огромная и теплая, мяса много, и оно вкусное, кости полны мозга и тверже камня, а это оружие. Заточенная кость легче камня и не уступает ему в твердости, удобна в руке и легко убивает.

Сейчас же на нас надвигалось, судя по рыку, огромное чудовище – это шла сама смерть. Я издал вой, он звал соседа обратно, предостерегая от смерти глупой и безрассудной. Я звал его, чтобы вместе организовать бой здесь, у скалы, а не на открытом месте, где шансов убить зверя у нас не было. На что мог рассчитывать один охотник, пусть даже такой сильный? Но он даже не обернулся на мой призыв. Сосед стремился ошеломить зверя своим видом, напугать голосом, а движениями заставить убраться от скалы. Угрожающий рев саблезубого раздался с новой силой. Охотник остановился, расставил свои огромные и кривые ноги и поднял дубину. Мгновение тишины – и, обратив лицо к солнцу и вытянув губы, он завыл, крутя дубиной над головой. Охотник принял вызов и был готов к бою.

Я выхватил горящую ветку из костра и побежал к месту схватки. Мужчины хватали копья, камни и бежали, издавая воинствующие крики. Вновь раздался оглушительный рык – и саблезубый прыгнул, его туша на мгновение заслонила солнце. Такого огромного саблезубого мы еще никогда не видели, невменяемый в своей злобе и жажде крови, он буквально с неба летел на охотника.

Время остановилось – и я увидел серые, словно скала, огромные клыки, торчащие из пасти, налитые кровью глаза, напряженное тело и вытянутую шею, пена из пасти сыпалась на голову охотника, а буро-серая шерсть встала дыбом.

Охотник невольно остановился и попятился назад, но отступать было поздно. Я видел, как взлетела дубина над головой зверя, но удар был мимо цели. Саблезубый слегка отклонился, пропуская дубину на расстоянии от себя, и этого времени хватило, чтобы охотник успел убрать голову от челюсти зверя, хотя был сбит с ног и придавлен к земле огромной тушей зверя. Саблезубый схватил дубину и, сдавив челюстью, превратил ее в щепки. Охотника не было видно, а зверь заполнил собой все пространство боя; в этот момент я добежал к месту схватки и ткнул горящей палкой в ребра этого чудовища. Мелик бросил копье и попал ему в живот и, тут же, еще одно копье воткнулось зверю в зад. Саблезубый мотнул хвостом – и охотник отлетел от места боя, упал и уже не подавал признаков жизни. Я второй раз ткнул горящей палкой – и удар пришелся в нос. Зверь завыл, и брат, воспользовавшись замешательством зверя, вонзил копье ему в ухо. Саблезубый заметался, на его гриве и шкуре появилась кровь, он топтался по телу охотника и рвал его своими клыками. Со всех сторон зверю наносили удары. Я оказался перед окровавленной мордой зверя, ко мне стремительно приближались клыки.

– Я жив, – крикнул Мелик – и засунул в горло саблезубому горящую палку. Вместо меня зверь проглотил огонь и рухнул, изрыгая жизнь и хрипя. Мгновение, и в него вонзилось множество копий, охотники били его по голове камнями, пока зверь не испустил дух. В этой схватке погиб охотник, и для нас это была огромная потеря, ведь у него не было детей. От усталости мы повалились на землю – и воздух наполнился тишиной.

Из пещеры вышли женщины и дети, они рассматривали зверя, трогали его, пинали ногами и трясли гриву. Дети хватались руками за клыки, тянули за хвост, открывали и закрывали веки. Теперь это игрушка, и люди удовлетворяли свое любопытство. Радостные крики распугали чаек и оповестили всех зверей о победе человека над самым свирепым хищником этих мест. Скорбь женщин и горечь утраты мужчин опустилась над растерзанным телом охотника. Погибшего отнесли подальше от пещеры, вырыли яму и посадили в нее тело. Яму зарыли, а в семьях царил праздник. Молодые охотники даже завидовали погибшему, он был самым сильным и смелым среди мужчин, таким он и останется, вставшим грудью против саблезубого и погибшим не зря. Он дал возможность семьям подготовить и провести удачную атаку. Учитель нарисует на стене пещеры героя, могучего воина, защитника всех семей, атакующего саблезубого. Все женщины восхищенно будут смотреть на него, и особенно – молодые девчонки, а над парнями, еще не успевшими себя проявить на охоте, только и знают, что хихикать.

Учитель рисовал охотника – и мне впервые стало не по себе от моих рисунков. Я понял, что такое знать и уметь. Моя семья – это моя семья, в ней я хозяин, но я не могу заставить учиться других. Ничего, когда-нибудь и они поймут цену знаниям.

Сегодня учитель доказывал мне, что сверху, на земле, лучше жить, чем в пещере под землей. В катакомбах мы болеем и не дышим, а наверху – совсем другое дело. Я не поверил ему, как и все, я боялся: хищников, холодных ветров, дождей, ну, разве можно от них спрятаться наверху? И учитель нарисовал в пещере дом на берегу моря, человека, стоящего рядом с ним, и чайку, парящую в небе над домом.

На следующий день я учился строить дом на земле, не шалаш для ночлега, который мы собирали в ледяной пустыне, а дом, в котором будем жить и я, и жена, и новый человек. Первый дом мы поставили за скалой, в двадцати шагах от моря. Охотники собрались и смотрели на наше сооружение.

– Звери не будут подходить близко к домам, мы зажжем костры – и огонь станет охранять наши жилища. На земле жить – это не чахнуть в подземелье, не задыхаться в катакомбах от противного, прогнившего и водянистого воздуха. Ваши глаза слепнут от темени катакомб, вы дышите дымом огня и умираете от болезней, ваши суставы болят, а кожа гниет без воздуха. На земле жить и уютнее, и веселее, и безопасней, – сказал учитель.

Его слушали – и только, каждый жил так, как привык и хотел. В один из ясных дней учитель повел нас к глиняной горе, Лани разжег костер возле нее. Учитель сделал лепешку и положил ее близко к костру, она почернела, но стала твердая, как камень, оставаясь при этом легкой и прочной. Вскоре мы наделали горы таких лепешек и стали строить из них жилища, обмазывая стены домов той же, только сырой, глиной.

Мы с ним ставили дома в надежде, что семьи выберутся, наконец, из своих подземелий. На охоту ходили группами, одни птицу били, другие кабана выслеживали или медведя. Семьи с неохотой шли на совместную охоту, каждый старался для себя.

– Енох, передай семьям, что у кого нечего есть – пусть приходят к нам в пещеру со своими женщинами и детьми.

Я уже научился писать, но пока знаки чертил медленно и криво, зато мог их прочесть охотникам и рассказать, что обозначает тот или иной знак. На уроки стали приходить целыми семьями. Им я не рассказывал о рабах и о войне, где сгорели все живые существа нашей планеты, а только о домах и уюте.

Охотникам нравились рисунки учителя, и они с радостью отдавали своих детей на обучение. Уж лучше пускай малыши целый день проводят в пещере, обучаясь и играя со сверстниками, чем путаясь под ногами у взрослых.

Учитель предложил делать украшения из морских раковин – и женщины научились делать ожерелья, бусы и пояса. Дети разукрашивали такие поделки соком ягод, цветов, листьев, желтками птичьих яиц. Мы строили, охотились, учились, рисовали, делали бусы и всякие, для женщин приятные, но ненужные вещи.

У нас были рога, клыки и бивни, но использовать их на охоте неудобно. Как-то вечером учитель принес мне прямой клык, и я не поверил своим глазам – это волшебство, но клык был ровный. Учитель говорил, что не он придумал, как сделать жидкость, которая может выровнять клык или рог – эти знания он получил от своего учителя, когда был маленьким мальчиком.

Обмазанные жидкостью, кости размягчались и мы, выпрямляя их, делали ножи. Они были длинные и короткие, тонкие, как иголка, или широкие, ими рубили кости и мясо, сшивали шкуры.

Охотники боготворили учителя и, собираясь в пещере после тяжелого дня, разжигали костер и танцевали вокруг него, радуясь удачной охоте и отдавая дань уважения нашему нарисованному герою и учителю.

С тех пор в пещере проходили каждодневные уроки для детей, женщин и охотников, пещера стала для семей святым местом. Слово учителя свято и не может быть не выполнено.

В пещере появился новый рисунок – голова мамонта, и охотники, станцевав ритуальный танец охоты под рисунком, уходили в степь.

Вечером все семьи праздновали удачную охоту, гомон стоял до утра. Теперь перед каждой охотой все, как могли, рисовали животных, на которых собирались начать охоту. В пещере появилось множество мелких и кривых рисунков. Мне хотелось, чтобы рисунки учителя – бизон, голова мамонта и охотник – не затерялись среди этих каракуль. Я обвел их кровью и кремневой палочкой, смоченной в жидкости учителя. Теперь они навечно поселились на стене пещеры.

Семьи постепенно выползали из своих земляных нор и селились в домах. После удачной охоты или рыбалки мы поджигали огромный костер и танцевали, но теперь и под музыку. Учитель взял трубчатые кости, просверлил в них дырки, и они засвистели на все лады, такие же отверстия сделали в крученых раковинах – и те также заиграли.

Женщины собрали все поющие и свистящие кости, трещотки из ракушек – и снесли в пещеру с рисунками. Брат сделал несколько фигурок женщин из глины и обжег их на костре. Теперь они занимали почетное место в нашей пещере.

Однажды к нам пришли незнакомцы, были они из леса, что за степью.

Принесли ягоды, орехи и желуди в огромных корзинах, сплетенных из коры деревьев, в которых лежали: куски мяса, шкуры оленей, тушки лесных птиц и их яйца. Охотники и женщины обменивали свою добычу на раковины, рыбу, бусы, музыкальные кости, крабов и тушки морских птиц. Мы показали им пещеру с рисунками, статуэтки женщин. Больше всего им понравились наши ножи из клыков и рогов, за них мы получили много шкур и мяса. В пещере, под свист музыкальных костей и грохот барабанов. охотники тряслись в танце, изображая нападение на бизона. Лесные люди встали вокруг костра и, не сходя с места, искривляли свои тела, растопыривали пальцы и размахивали руками, словно деревья под ураганным ветром, похоже на танец.

С тех пор они часто приходили к нам, учили нас резать дерево так, чтобы на нем было удобно сидеть – это были обрезанные с двух сторон стволы деревьев. Они устойчивы на земле и теплые, в отличие от камня. Охотникам, а особенно их женщинам, понравилась деревянная утварь. Семьи, почти все, вышли из своих подземных берлог, и за скалой были построены дома. Учитель называл наше стойбище городом, а мы не против, он же учитель.

Теперь семьи нужно охранять, и охотники дежурили на скале каждую ночь, а днем на вершине сидели женщины. Люди менялись три раза в день – и столько же раз ночью. На вершине был собран хворост, и при любой опасности он поджигался, от костра шел дым – и этот сигнал виден и нашим лесным друзьям.

Старый глава лесного рода ходил в шкуре медведя и с черепом медведя на голове, мы их и называли медведями.

В катакомбах мы сделали много рисунков календарей. Я уже мог написать дни недели, названия месяца и созвездие года. Карту звездного неба знали и медведи, они безошибочно, по выражению учителя, исправили мои ошибки, когда я показал собственноручно нарисованное звездное небо.Теперь мы полагались на календарь, когда задумывали охоту или рыбалку. Все зависело от отлива или прилива на море, от полнолуния или низкого солнца. Мы знали: когда тепло начнет уходить, когда рыба пойдет на нерест или, птица прилетит из-за моря. Мелик на кости вырезал лунный календарь и положил в пещере, я нарисовал лесных людей и деревья.

Семьи росли, и учитель не мог всем помочь избавиться от боли или залечить рану, ни времени, ни сил не хватало, а помогать учителю лечить мог лишь шаман «медведей», который только кричал и кривлялся, а люди все равно умирали.

В пещере начались занятия для женщин, на них учитель объяснял, как вылечить суставы, боль в голове, хрипы и кашли, как зашить рваную рану, порез, как избавить рану от паразитов и как уберечь детей от болезней и смерти.

На уроки учителя приходили женщины медведей, мы с ними подружились и считали себя одним народом. Дети, женщины, охотники учились писать одни и те же знаки, выговаривать их и понимать значение знаков, записанных в один ряд; танцевали одни танцы, чтобы задобрить удачу; совместно охотились и ловили рыбу.

Медведи обучали охотников ходить по лесу так, чтобы не услышала молодая косуля. Воины медведей учились рыбачить в море, они уже неплохо справлялись с лодкой и наловчились ночью на огонь ловить рыбу. Женщины обменивались иголками, скребками и совместно шили одежду для мужей и детей. В стане появилось несколько совместных семей: муж – медведь, а жена из наших. Селились, кто и где хотел: кто в лес уходил, кто на берегу или у скалах ставил дом.

Учитель нарисовал план нашего стана на тонкой каменной плите кремневой палочкой, смоченной в жидкости Армароса. Тонкие линии прожгли камень – каждый дом и улица были прекрасно видны. Стрелки указывали направления улиц, на которых выстроятся дома в ровные параллельные линии вдоль моря. Я дорисовал солнце, встающее из-за моря. Над морем у меня летали чайки, а в воде плескались дельфины. Обозначив солнце, мы хотели показать и направление на юг и север. А после нарисовал мою семью.

Все взрослые были заняты с утра и до позднего вечера, а дети оставались без присмотра. Они бегали вдоль берега, чем пугали своих родителей, капризничая и требуя к себе внимания. Учитель предложил одной семье следить за всеми детьми сразу, на помощь им пришли старушки и пожилые охотники.