Красотки кабаре

– Черт подери! Да, я сталкивался с этим господином, хотя и не могу сказать, что по своей воле… Но если он и дальше будет путаться у меня под ногами… Впрочем, – спохватился он, – какое полиции до всего этого дело?

– Вы знали фрейлейн Тымковец?

– Нет.

– А этот господин вам известен? – И Вондрачек стремительно показал лейтенанту рисунок Гитлера.

– Дядя?

– Ага, значит, вы узнаете в этом человеке своего дядю – полковника Фердинанда Фихтера?

– Ну, не то чтобы узнаю, – пробормотал лейтенант, сожалея о непроизвольно вырвавшемся восклицании, – но, во всяком случае, есть что-то общее… похож, одним словом.

– Прекрасно. – Вондрачек пристально посмотрел на побледневшего лейтенанта. – А теперь я вам задам один очень важный вопрос. Он может показаться странным, однако я прошу ответить на него со всей возможной серьезностью.

– Спрашивайте, – несколько заинтригованный такой долгой прелюдией, предложил Фихтер.

– Что представляют из себя усы и бакенбарды вашего дяди? Я имею в виду – они естественные или накладные?

– Проклятье… да не знаю! – растерянно выпалил Фихтер.

– Мне крайне важно это выяснить!

– Так что, черт подери, я должен явиться к дяде и подергать его за усы? – изумился лейтенант.

Глава 10

Любовно-спиритический сеанс

– … Если душа хочет перенестись в сверхдуховный мир, то она должна своей собственной волей избавиться от воспоминаний о физическом и элементарном мирах. Это возможно лишь в том случае, если из беседы духов она обретет уверенность, что, уничтожив в себе все, придававшее ей дотоле сознание бытия, она не всецело утратит свое бытие. Душа должна поставить себя перед духовной бездной и, зависнув на краю этой бездны, создать в себе волевой импульс – готовность позабыть свое волеизъявление, чувствование и мышление. Она должна в своем сознании отказаться от прошлого.

Поскольку человек принадлежит к элементарному миру, он не может умереть, а может лишь превратиться в другое существо. В духовном мире невозможно и полное превращение, ибо, во что бы ни превратилось существо человека, в духовном мире пережитое прошлое раскрывается ему как его собственное, осознанное им бытие. Для того чтобы в духовном мире это бытие исчезло из воспоминаний, необходимо, чтобы душа сама, своим волевым решением погрузила его в забвение. Только ясновидческое сознание может прийти к этому волевому решению и обрести необходимую душевную силу. Если оно достигнет этого, то из вызванного им самим забвения перед ним всплывет истинная сущность «Я». Сверхдуховный окружающий мир дает душе человека знание об этом «истинном Я», ясновидческое сознание может переживать себя в «истинном Я» подобно тому, как оно может переживать себя в эфирном и астральном телах…

Рудольф Штайнер, ученик знаменитой госпожи Блаватской, основатель Всеобщего антропософского общества и автор многочисленных книг, самыми известными из которых были «Как достичь познания высших миров» и «Теософия», на мгновение смолк, обводя слушателей вдохновенным взглядом темных, гипнотических глаз. Классическая внешность протестантского пастора – и удивительная страстность, присущая пророку или аскету (что, впрочем, практически одно и то же, ибо умерщвление плоти рано или поздно заставляет пророчить). Штайнер производил сильное впечатление не только своими одухотворенными речами, убеждавшими в наличии «высших миров», но и своей энциклопедической образованностью, позволявшей ему свободно странствовать по векам и культурам, всюду отыскивая следы «тайного знания».

Впрочем, образованная публика того времени, знакомая с классической немецкой философией, воспринимала основателя антропософии с его учением о Самодухе, Жизнедухе и Духочеловеке как мистического шарлатана, уверовавшего в свою непогрешимость, а потому позволявшего себе без конца выдумывать все новые и новые «духовные сущности», наличествовавшие лишь в его собственном «сверхдуховном мире». Другое дело, что в венском дворце графини Хаммерсфильд, куда Штайнер приехал из швейцарского городка Дорнаха (где был занят строительством «храма антропософии» Гётеанума), чтобы прочитать одну лекцию и провести спиритический сеанс, таких людей набралось бы совсем немного. Поэтому большая часть публики, не слишком понимая глубокомысленные речи мистика, упоенно внимала тому артистизму, с которым они произносились.

– Человек заключает в себе «истинное Я», принадлежащее к сверхдуховному миру. В чувственном мире это «истинное Я» как бы закрыто переживаниями мышления, чувствования и волеизъявления. Даже в духовном мире человек осознает это «истинное Я» лишь тогда, когда он избавится от воспоминаний обо всем, что когда-то пережил посредством этих трех качеств. Но именно из забвения о пережитом в чувственном, элементарном и духовном мирах и всплывает знание об «истинном Я»…

Штайнер продолжал еще что-то говорить, но Сергей Вульф уже отвлекся, засмотревшись на сидевшую неподалеку Эмилию Лукач. Как она оказалась в салоне графини Хаммерсфильд? Самого Вульфа привел сюда доктор Сильверстоун, который в данный момент о чем-то тихо переговаривался с полковником Фихтером, уединившись с ним в дальнем углу гостиной. Наблюдая за фрейлейн Лукач, которая увлеченно слушала речи Штайнера, Вульф вдруг почувствовал, что и сам является объектом наблюдения со стороны лейтенанта Фихтера. Интересно, а он-то что здесь делает? Что за странный гусар, который интересуется всем на свете, начиная от психоанализа и кончая антропософией! Или же он притащился сюда ради фрейлейн Лукач?

Такой же вопрос задавал себе и Стефан Фихтер, сидевший по другую сторону от Эмилии и краем глаза следивший за своим соперником. Какого черта! – куда ни сунешься, все время натыкаешься на этого русского! Эх, если бы Австрия объявила войну России, то ему волей-неволей пришлось бы вернуться к себе на родину, и тогда… Лейтенант вздохнул и красноречиво посмотрел на фрейлейн Лукач.

Женщины всегда интуитивно чувствуют подобные мужские взгляды, но из бессознательного кокетства принимают невозмутимый вид, словно бы говоря: «Да, ваш немой восторг мне понятен и приятен, однако мое окончательное решение еще не принято…» Фихтер задумчиво подкрутил усы и искренне обрадовался, услышав заключительнуюфразу Штайнера:

– Итак, господа, моя лекция закончена, и теперь мы можем приступить к проведению спиритического сеанса. В соседней комнате мои помощники уже приготовили все необходимое, однако я вынужден предупредить вас о том, что места за столом хватит лишь на двенадцать человек.

Желающих поучаствовать в сеансе оказалось гораздо больше, и тогда кто-то из гостей предложил бросить жребий. Слуги быстро заполнили большую серебряную вазу свернутыми листками бумаги, десять из которых были помечены крестиками. Два места из двенадцати были оставлены за хозяйкой салона – молодой графиней Хаммерсфильд, которая хотела побеседовать с духом своего покойного жениха князя Штритротгера, и ее новым утешителем – корнетом Хартвигом. Кстати, именно благодаря юному корнету лейтенант Фихтер и оказался в салоне графини. Майор Шмидт наотрез отказался от подобного приглашения, заявив, что обществу бесплотных духов предпочитает общество «пышнотелых субреток».

Пока гости по очереди тянули жребий, лейтенант приблизился к дяде, чье появление на этом сеансе тоже оказалось для него определенной неожиданностью. Неужели полковник армейской контрразведки решил добывать тайные сведения о противнике с помощью потусторонних сил?

– Я бы хотел побеседовать с тобой о своих делах, – напомнил Стефан, – но ты, кажется, чем-то расстроен?

– С чего ты взял? – хмуро откликнулся полковник, глядя куда-то в сторону. – Просто устал, ничего больше. А о твоих делах мы поговорим завтра. Заходи ко мне до полудня. – Он вяло похлопалашемянника по плечу, после чего покинул гостиную.

Стефан оглянулся на гостей – и вовремя! Фрейлейн Лукач о чем-то беседовала с русским и при этом мило улыбалась. Ловко лавируя между гостями, лейтенант приблизился к ним и учтиво поклонился.

– Вы уже тянули жребий? – поинтересовалась Эмилия. – Нам с господином Вульфом повезло – мы оба будем участвовать в сеансе. – И она показала лейтенанту свою бумажку, на которой стоял крестик.

– Минуту, – пробормотал Фихтер, злобно взглянув на русского, после чего поспешно бросился к слуге, который держал серебряную вазу. Достать и развернуть бумажку было секундным делом… Черт, как не повезло! Теперь этот русский будет сидеть рядом с фрейлейн Лукач в полной темноте и держать ее за руку… После окончания сеанса он, вероятно, повезет ее ужинать, а потом… Лейтенант заскрипел зубами.

И тут его затуманенный взгляд случайно наткнулся на толстого лысого коротышку, который только что вытянул жребий и теперь осторожно разворачивал свою бумажку. Да это же негодяй Фальва – и он здесь! Фихтер придвинулся поближе и, воспользовавшись преимуществом в росте, заглянул через плечо толстяка. Крестик! Нет, но это возмутительно, где справедливость?

– А ну-ка дайте ее сюда – И он грубо выхватил бумажку из рук изумленного Фальвы.

– Лейтенант?! – пролепетал тот, оборачиваясь и видя перед собой мрачного Фихтера. – Что вы себе позволяете?

– Молчать! Иначе я вам надаю таких оплеух, что предыдущие покажутся лаской.

– Господа, господа, все, кому повезло, могут проходить в комнату, где состоится сеанс! – провозгласил один из помощников Штайнера, в котором Вульф с удивлением узнал соотечественника – модного литератора Андрея Белого, известного ему по роману «Петербург».

Сергей предложил руку фрейлейн Лукач, но тут с другой стороны от нее возник Фихтер, который немедленно сделал то же самое. Соперники обменялись угрюмыми взглядами, чем немало развеселили Эмилию. Одарив каждого лукавой улыбкой, она взяла Вульфа под правую руку, а Фихтера под левую, после чего все трое направились в соседнюю комнату, дверь в которую была отгорожена тяжелыми бархатными портьерами.

Внутри комнаты царил полумрак, поскольку она освещалась единственной свечой в странной формы канделябре, стоявшем в центре большого круглого стола. Стены и окна была задрапированы плотной черной тканью с вышитыми серебром магическими знаками. Штайнер, одетый во все черное, пригласил рассаживаться. Разумеется, Эмилия оказалась между двумя своими поклонниками. Слева от Фихтера сидел Хартвиг, справа от Вульфа – пожилая, элегантно одетая дама. Из двенадцати собравшихся семь человек были мужчины, пять – женщины.

– Начнем с самого простого опыта, который проводили маги еще в четвертом веке нашей эры, – медленно и глухо проговорил Штайнер, садясь к столу и делая знак своему помощнику, незаметно отделившемуся от стены. – Это называется «магический маятник».

Он принял от помощника нитку с грузиком в виде маленького серебряного черепа и, держа ее в руке, поместил в центр круга, по периметру которого были начертаны буквы немецкого алфавита.

– Итак, – продолжал Штайнер, – теперь, после того как все мы сосредоточимся и будем думать об одном и том же, вы можете задавать вопросы духу того человека, с которым хотели бы пообщаться. Маятник будет колебаться, указывая на ту или иную букву, из которых мы будем собирать слова.

«Забавно» – подумал про себя Вульф, – насколько же упростился сеанс некромантии. Помнится, самый первый из таких сеансов был описан еще Гомером. Одиссей достиг самого края великого Океана и здесь начал вызывать духов подземного царства. Он выкопал яму и заколол над ним жертвенных овец так, чтобы их кровь стекла на самое дно. Измученные жаждой духи собираются у ямы, выпивают кровь и начинают изрекать предсказания…»

– Прошу вас, графиня, – обратился Штайнер к фрейлейн Хаммерсфильд. – О чем бы вы хотели спросить своего покойного жениха?

Хорошенькая графиня заметно волновалась, и корнет Хартвиг нежно поглаживал ее маленькую ручку.

– Генрих, ты здесь, ты меня слышишь?

Маятник качнулся два раза:

– «Да».

Графиня поспешно отдернула свою руку и укоризненно взглянула на Хартвига, который цинично усмехнулся.

– Как ты себя чувству… Нет, – спохватилась она, – я хотела спросить: ты желаешь отомстить за свою смерть? Скажи только одно слово, и я упрячу эту сумасшедшую мерзавку Форкаи до конца ее дней!

На этот раз маятник колебался дольше – видимо, дух князя Штритроттера пытался произнести целую фразу.