В тишине, нарушаемой лишь почти бесшумной работой аппаратуры, все члены экипажа сидели с каменными лицами, на которых тем не менее без особых затруднений можно было прочесть вопрос: а не убраться ли отсюда подобру-поздорову? Но не затем они прошли столь сумасшедший конкурс и отправились в полёт протяжённостью более десяти лет. У некоторых дети уже успеют вырасти и обзавестись собственными детьми. Но если Войницин прав и кто-то намеренно вводит приборы в заблуждение, то… Зачем это нужно и какими технологиями должны обладать хозяева планеты?!
– Какое сообщение посылать на Землю? – первым нарушил молчание Виноградов.
– Пока никакого… – подвигал тяжёлыми скулами Кочегаров. – Я так понимаю, Лепардье ничего интересного услышать не удалось. – Тот утвердительно кивнул. – Попробуй теперь ты, Виктор. Выйди на диапазон, в котором был принят сигнал от инопланетян, и попробуй услышать там хоть что-нибудь. А заодно пошли краткое послание, что мы прибыли с миром и по их же приглашению.
За стеклом иллюминатора по-прежнему проплывала фантастически красивая планета, никак не желавшая приоткрыть свою сущность. Что прячется за столь мирной, не предвещающей ничего страшного красотой?
– Получилось, Виктор? – нетерпеливо спросил командир, не отрывая глаз от иллюминатора.
– Полнейшая тишина, Пётр Егорович. Я проверил все диапазоны. Ни-че-го! Наше послание ушло, но на него никак не отреагировали. Но есть одна удивительная особенность, появившаяся буквально сразу после моего сообщения к планете.
– Какая?
– Да вот, послушайте сами, – Виноградов переключил приёмо-передающую аппаратуру на громкоговоритель.
Отсек управления тут же наполнился ровным потрескивающим шумом, который обычно звучит из динамиков не настроенного на определённую волну радиоприёмника. Но что-то ещё примешивалось к этой эфирной пустоте. Что-то, уловимое лишь на уровне подсознания, как звук снегопада безмолвной ночью в глухом лесу. Только отключив все мысли и чувства, превратившись в слух, можно было вычленить этот звук из всеобщего радиомолчания. Это была сказочной красоты и чистоты мелодия, не способная родиться в голове земного композитора, какой бы гениальностью его ни наградил Создатель. Она звучала ненавязчиво и, казалось, никогда – никогда! – не могла надоесть или наскучить. Таким звуком, наверное, должен быть наполнен воздух в райских кущах. Стоило отвлечься, подумать о чём-то другом, и мелодия тут же пропадала, охотно возвращаясь вновь, как только мозг настраивался только на приём столь божественно красивой музыки.
– Вы слышите? – прошептал Виноградов. – Слышите, да? Все молчали, не желая лишиться наслаждения внимать чарующие звуки и боясь, что они уже никогда не вернутся снова. Тогда Виктор отключил громкую связь. Он и сам не ожидал, что с усилением звучания мелодия достигнет такого мощного эффекта.
– Колоссально, – выразил всеобщее мнение француз, сглотнув пересохшим от восторга горлом. – В жизни ничего подобного не слышал! Браво и бис!
– Совершенно невероятно! – дрогнувшим голосом согласился Кочегаров. – В каком диапазоне ты обнаружил это… звучание? – командир посчитал, что слова «музыка» или «мелодия» никак не подходят к услышанному. Они слишком грубы и не могут отразить истинной красоты потрясающе красивых звуков. – В том, в котором было получено послание?
– Ничего подобного! Во всех! – улыбнулся Виноградов. – Абсолютно во всех! Оно насыщает весь окружающий нас эфир.
– А источник? – по-деловому спросил Войницын. – Ведь не может же такой звук иметь природное происхождение.
– Я не знаю… Возможно, на Эпсилоне Эридана существует неизвестный нам вид излучения и…
– Да перестань ты! – махнув рукой, неожиданно сердито перебил Уинслет. – Разве может звезда издавать нечто подобное?! Бред! Не способен сгусток различных газов и чего-то там ещё воспроизвести такое великолепие. Мы слышим явное творение разума. Высочайшего разума!
– Загони это в компьютер, Виктор! – командир быстро отошёл от впечатления. – Пусть «Папа» проанализирует его по всем возможным параметрам, разложит по полочкам. И непременно попробует установить источник. Нутром чувствую, что он находится на планете! Стив, Глен и Александр – готовьте к запуску автоматический зонд. Пора пощупать этот загадочный шарик.
Через час все снова собрались в отсеке управления. Напротив иллюминатора развернулся сотканный из электронных лучей двухметровый экран для показа информации, поступающей с зонда.
– Как потрудился наш «Папа»? – поинтересовался Уинслет. – Определил композитора?
– Нет, – ответил Виноградов с виноватым видом, будто он являлся причиной неспособности компьютера выдать точные данные. – Сначала он показал, что данный звук издаёт нечто, находящееся на нашем корабле, потом, что источник звучания удалён от нас примерно на сто тысяч парсеков, а потом вовсе заявил, что не понимает, чего мы от него хотим. Словно информация, в него заложенная, ничтожна для анализа.
– Я же говорю, он не в себе, – пожал плечами Уинслет.
– Все системы главного компьютера функционируют нормально и находятся в рабочем состоянии, – возразил Войницин. – Я не понимаю, что происходит.
– Сейчас попробуем разобраться, – натужно улыбнулся командир. – Потрогаем, так сказать, нашу находку. Ну, с богом, парни! Будем знакомиться с местными условиями.
Он тронул один из многочисленных рычажков на панели управления, и тут же непроглядная чернота экрана сменилась синим фоном, в центре которого находился шар, утыканный короткими и толстыми антеннами. Он сильно напоминал глубинную бомбу времён давно отгремевшей Второй мировой войны, только был окрашен в ярко-оранжевый цвет и имел небольшое сопло. Из сопла вырвался огненный всплеск – включились ускорительные двигатели, и зонд устремился к планете. Судя по появившейся зелёной точке в правом нижнем углу экрана, заработал передающий маяк, встроенный в корпус зонда. Маяк – гарантия того, что аппарат не исчезнет бесследно.
Достигнув таинственной пелены, укрывающей планету, зонд плавно вплыл в неё и исчез из поля зрения. Понятно, что в иллюминатор его уже никак нельзя было разглядеть, но он исчез и с экрана. Совершенно исчез, будто провалился в чёрную дыру! И только светящаяся ровным зелёным светом точка показывала, что зонд по-прежнему жив и способен передавать информацию. Сейчас, вот сейчас на экране побегут цифры первых полученных данных. Сейчас, сейчас…
Проползла со скоростью улитки одна минута, другая, третья. Синева экрана оставалась пустой, как небо, лишившееся вдруг звёзд, и только зелёная точка в его правом нижнем углу горела заблудившимся светлячком. Зонд молчал как умершая рыба!
– Глен, – обратился Кочегаров к своему помощнику, – ты ничего не напортачил при подготовке нашего разведчика? – просто так спросил, для проформы, прекрасно зная, что профессионалы такого класса ошибки исключают полностью.
– Конечно нет, командир! – Уинслет не обиделся на вопрос, понимая неопределённость и ответственность ситуации.
– Ладно, – Кочегаров нервно потёр руки, – попробуем вручную вызвать нашего друга из небытия.
Он щёлкнул парой клавиш на пульте управления, и указательным пальцем вправо-влево поводил шарик рычажка, похожего на чрезмерно большую английскую булавку. Тут же загорелись четыре зелёных диода, расположенные прямо под рычажком. Они говорили о том, что зонд жив и полностью работоспособен. Почему же он тогда молчит?
– Н-да, – высказал общее мнение Войницын, глядя на часы. – Даже если предположить, что местная атмосфера в два раза выше земной, то и тогда наш посланец должен уже достигнуть поверхности.
– Не надо пессимизма! – похлопал его по плечу Лепардье. – Возможно, зонд приземлился на воду и продолжил погружение. Мы же не знаем глубину здешних океанов.
– Мы ничего не знаем! – Ли Чен Ю развёл огромные руки в стороны. – В том числе и то, есть ли там океаны вообще. Но в случае попадания аппарата на воду, он должен остаться на плаву, а не начинать погружение. И тогда зелёная точка, – указательный палец, длине которого позавидовал бы любой пианист, упёрся в экран, – должна мигать, а не ровно гореть.
– Зонд и информацию непрерывно нам должен передавать, – тяжко вздохнул Уинслет, – а он молчит, словно…
Глен не успел договорить, так как экран, куда с такой надеждой смотрели семь пар внимательных глаз, вспыхнул и показал первое сообщение от странно ведущего себя зонда. Это было не просто сообщение, а обзорная картинка того места, куда приземлился аппарат. Зрелище не только впечатляло, оно восхищало, завораживало и манило к себе!
Зонд опустился посреди залитого мягким солнечным светом цветущего луга. Такого буйства цветов на Земле невозможно представить! Тропические джунгли весной – лишь блёклая тень того, что предстало сейчас глазам землян, за время полёта отвыкших от ярких красок. Алый, пурпурный, пронзительно-жёлтый, нежно-васильковый, оранжевый, сине-чёрный, бархатно-фиолетовый, бирюзовый, кроваво-красный, лиловый и ещё великое множество цветов, определения которым нет в человеческом языке, смешались здесь в фантастическом коктейле. И всё это на сочном фоне изумрудной травы. Сами же цветы имели причудливые, удивительные формы и порой невероятные размеры. Например, взгляд сразу приковывал к себе бутон цвета только что расплывшейся по небу зари с многочисленными голубоватыми линями, в хаотичном порядке ползущими по всему телу растения. Неожиданно бутон раскрывался, превращаясь в пятиконечную пунцово-красную звезду с многочисленными золотыми блёстками и фиолетовой сердцевиной. Каждый лепесток этого чуда достигал в длину как минимум двух метров. Через некоторое время, словно дав полюбоваться собой, звезда плавно опять превращалась в бутон. И таких цветков по волшебному лугу было раскидано больше десятка. Над всем этим сказочным великолепием порхали не менее пёстрые бабочки, величиной с земную ворону. Медленно, словно нехотя, в хрустальном воздухе пролетали некрупные птицы с роскошным оперением, переливающимся всеми цветами радуги. Они непрерывно пели, и пение их нота в ноту совпадало с теми нереальными звуками, что люди недавно слышали в пустом эфире. Сказочный луг зелёной дугой обрамляли горбатые горы; на верхушках некоторых из них лежали искрящиеся белоснежные шапки. С самой высокой горы, спящей в пелене легчайших нежнорозовых облаков, лился каскадами водопад, играя невероятными россыпями радужных брызг. С противоположной стороны луг упирался в пляж, покрытый песком цвета топлёного молока, а дальше… Дальше плескалось безбрежное аквамариновое море, отражающее в себе безоблачное небо.
Хотелось коснуться рукой экрана, чтобы хоть кончиками пальцев дотронуться до невероятной благодати. А затем и погрузиться в неё, пробежать по цветам, распугивая безмятежных бабочек, и нырнуть в тихие воды. Разум захватывала уверенность, что вода в море тёплая, а чудесная, небывалая красота не таит в себе ни малейшей опасности – тут живёт счастье!
– Ве-ли-ко-леп-но… – прошептал француз, не в силах сдержать свои чувства. – Я готов к высадке прямо сейчас!
– Выглядит симпатично, – сухо заметил Гассинг. – Но, господа, данных от зонда по-прежнему нет. Почему он не передаёт никаких параметров?
– Стив прав, – согласился с ним Войницын. – Почему молчит зонд? Я вновь возвращаюсь к своей мысли о голограмме.
– Сейчас проверим! – Кочегаров вновь дотронулся пальцем до рычажка управления зондом.
Посланец выказал полное своё послушание. Он поднялся метров на двадцать над цветочным ковром и направился к морю. Немного повисев над лёгкими волнами, зонд развернулся на сто восемьдесят градусов и устремился к купающемуся в собственных брызгах водопаду. Аппарат набрал высоту пятьдесят метров и замер почти на середине водного потока, на некотором удалении от него. Шум низвергающейся с большой высоты воды, который вряд ли с чем можно перепутать, наполнил отсек управления до отказа; изображение, передаваемое зондом на экран, покрылось водяными бисеринками.
– Теперь скептики могут быть удовлетворены, – улыбнулся Уинслет. – Перед нами не фантом и не голограмма, а изображение объективной реальности. Попробуйте взмыть над горами, командир!
Пётр Егорович и сам намеревался осуществить такой манёвр, а потому зонд стремительно взмыл вверх. Когда он перевалил через чистый, как крылья ангела, снеговой покров вершины, землянам открылась картина, не уступающая в красоте и великолепии той, что они видели прежде. Горы плавно опускались в обширную долину, играющую той же неповторимой и непередаваемой палитрой красок, что и луг у морской глади. В долине разлилось хрустальной чистоты озеро, упиравшееся в лес, уходивший за горизонт. Судя по всему, основу леса составляли гигантские деревья, сравнить которые можно было разве что с земными реликтовыми секвойями. Тут и там монолитный окрас леса украшали пятна озёр, отражающие от своих вод сочный цвет небосвода. И нигде никакого намёка даже на признаки существования цивилизации. Да и живые существа, если не считать птиц да бабочек, тоже пока в зону наблюдения не попали. Дав несколько минут коллегам полюбоваться открывшимся видом, Кочегаров вернул зонд на прежнее место.
– Будем считать, – заключил командир, – что визуальное знакомство с планетой состоялось. Инопланетная жизнь открыта! Будем готовиться к высадке! У кого-нибудь есть возражения или сомнения?
– У меня, – решительно заявил Войницин. – Да, мы видим перед собой поверхность планеты. В этом я не сомневаюсь, хотя данные от зонда по-прежнему отсутствуют. И именно из-за их отсутствия я бы поостерёгся… Мы же ничего не знаем о планете. Ничего! – он недовольно покачал головой. – Единственный чёткий параметр – температура. Но при таком адском пекле невозможно существование того, что мы наблюдаем собственными глазами.
– Я думаю, всё дело в нашей аппаратуре, – уверенно заявил Ли Чен Ю. – Такое ведь не исключено? Произошёл сбой, нами пока не выявленный, потому мы и не можем получить истинных параметров. Нужно протестировать «Папу» в ручном режиме.
– А у зонда тоже проблемы? – Гассинг принял сторону Войницина.
– Зонд передаёт визуальную картинку, – поддержал китайца Лепардье. – Значит, можно предположить, что неполадки имеются именно в том узле, который принимает и обрабатывает информацию о всех остальных параметрах. То есть непосредственно на «Посланнике». Нужно искать!
– Температура – прямое доказательство того, что у нас с техникой не всё в порядке! – жизнерадостно заявил Виноградов. – Разве могут столь удивительные цветы, птицы, бабочки здравствовать при такой температуре?! А вода?.. – он махнул рукой, не продолжив фразу, что означало, видимо: «Ну о чём вы говорите?!»