Падение с небес

– Не знаю… Но я подумала… – Эмми покачала головой, и замолчала.

Отец вопросительно покосился на нее.

– Папа, а скажи… мама по отношению к тебе – свободна?

Энки изумленно приподнял бровь:

– Ну, ничего себе! – покачал он головой. – Ты соотнесла то и другое, да?

Эмми молча опустила глаза.

– Ну и вопросы у тебя, и это в двадцать пять лет? – он усмехнулся. – Знаешь, ты и права, и не права, Эмми. Да, твоя мама по отношению ко мне – в каком-то смысле в том же положении, как ты сейчас ко мне. Пока ты несовершеннолетняя, и ты официально находишься под моей опекой. А когда тебе исполнится тридцать лет – станешь полностью свободной. Но однажды, – он посмотрел на нее с улыбкой, – возможно, тебе захочется потерять свою свободу. Свобода лучше, чем несвобода – но есть одно исключение, когда бывает наоборот, – подмигнул он ей.

– Но тогда, получается, мы… ну то есть, женщины – мы как та раса, которую вывел Энлиль?

– Энлиль не имел в виду тебя, или женщин вообще, поверь. Он тебя этим задел, выходит, но не нарочно, я уверен. Он говорил о другом.

– Но он так сказал, а я потом долго думала…

– Эмми, я твой отец. Тебе нужно мое покровительство? Ты хочешь, чтобы я о тебе заботился и тебя защищал? Ты хочешь, чтобы у тебя однажды появился муж, который будет по отношению к тебе – так же?

Эмми замолчала. Наконец, с некоторым усилием, она произнесла:

– Да.

– Это покровительство из любви, Эмми. Это не мое возвышение над тобой. Муж не выше жены, просто у них разные роли. Ты – моя дочь, и с момента совершеннолетия, с тридцати лет, ты станешь окончательно свободна. До тех пор, пока не выйдешь замуж – и тогда снова потеряешь свободу, это верно, и потеряешь добровольно, по собственному желанию. Но и твой парень тоже ее потеряет. Роли, о которых я говорю – это не обязательные роли, это – не долг.

Энки ненадолго задумался.

– Вот, смотри, Энлиль возил тебя на своем флаере, так?

– Так.

Когда ты вступала на аппарель, входя или выходя из машины, он подавал тебе руку?

– Да.

– Скажи мне, ты можешь сама, без посторонней помощи, сесть во флаер? Можешь? Но тебе ведь приятно, что тебе, как женщине, мужчина символически помогает? Тебе нравится такая роль, женская? Видишь? А ему, поверь, приятна его мужская роль. Не только по отношению к тебе лично. Он и своей дочери так же подал бы руку – заметь, я подаю ее в таких ситуациях не только твоей маме, но и тебе. Или вот, еще пример – мы с тобой и с Энлилем вчера пили вино. И разве ты его сама себе наливала? Нет, его наливал тебе Энлиль, а не будь его, как хозяина дома – я тебе наливал бы. Почему так? Разве ты не в состоянии сама себе налить вино? Вполне в состоянии, но – как приятнее? Тебе, как девушке, приятно, что мужчина наливает тебе вино? Ты чувствуешь себя женщиной, когда видишь, что мужчина так к тебе относится. А мужчина ощущает себя мужчиной, когда наливает вино женщине, – улыбнулся Энки. – Это совершенно не обязательные роли, но очень уж приятные, согласись. Так же и с покровительством – это не потому, что ты несамостоятельная или не свободная. Это всего лишь ролевая игра, но именно ради этой игры люди и сходятся в пары. Знаешь, как магниты – если их одинаковыми полюсами сводить, то они расталкиваются. Двое мужчин не будут жить вместе, какими бы близкими друзьями они не были. А если разные полюса – то магниты притягиваются, и слипаются вместе в один магнит. Так и пары. Разные полюса, разные роли – но взаимно приятные. И тут нечего стесняться. Можешь сама себе налить вино? Можешь. Но – не в моей компании, понятно? – улыбнулся Энки.

Эмми тоже улыбнулась.

– Свобода лучше, чем несвобода, Эмми, – повторил он. – Люди не должны принадлежать людям, как собственность. Но бывают исключения, Эмми, когда человеку хочется принадлежать кому-то, и чтобы другой человек ему тоже принадлежал. Но это не односторонняя принадлежность, не рабство. А взаимная. Что же до Энлиля… К тебе он, повторяю, совсем не так. И к своим младшим он не так. Год в шахте, добровольно… – Энки покачал головой. – Но в отношении этих двоих и их расы – они для него рабы, над ними он готов иметь власть, пользуясь их слабостями. Для меня это не так – я считаю, что мы должны помогать тем, кто младше и слабее. Мне теперь даже кажется, что он улетел тогда с нашей планеты не только из-за ссоры с патриархами. Но и чтобы быть где-то самым главным. А теперь и те, кто младше его, вместе с ним, тоже захотели иметь власть над кем-нибудь. Они имели на нашей планете свободу, и здесь тоже, эту планету у них никто не отнимет. Но им нужна не свобода, а власть – а значит, нужны рабы. Просто они еще не поняли главного.

– Чего?

– Они хотят служебную расу, то есть хотят рабов – ради их труда. Но скоро они поймут и еще кое-что: что власть над ними ценна сама по себе.

– И что теперь делать?

– Повторю – я понятия не имею! Скорее всего, мы ничего не сможем. Не войну же начинать, это немыслимо! И это по праву их планета, они здесь все сами решают.

Энки резким движением сорвал с ветки еще одно яблочко и со всей силы бросил его. Эмми всего поражалась, насколько сильно и далеко он бросает. Вот и сейчас яблочко, со свистом разрезав воздух, скрылось где-то далеко за кронами деревьев.

– Но ты же сам сказал, что патриархи тогда решили…

– Эмми, запрет патриархов – это родительский запрет. А родительский запрет действует буквально, именно как запрет – только до совершеннолетия. Для тебя мой запрет действует, таким вот образом, еще пять лет, а дальше – уже не так. Дальше если хочешь – можешь мое слово нарушить, ты свободна. Поэтому я тебе постараюсь никогда ничего не запрещать – чтобы тебе не приходилось меня ослушиваться, – подмигнул он ей. – А тут у них еще и своя планета, своя звезда. Им теперь никто не указ.

Эмми с задумчивым видом сорвала еще яблочко.

– Ладно, пойдем в дом. Постарайся побольше общаться с этими двумя, хотя бы с девушкой. Надо понять, кто они и что они, и прав ли Энлиль, что действительно вывел расу прирожденных рабов… С чего он так уверен, что у него это получилось? Черт! – он вдруг резко остановился.

– Что такое?

– Эмми, а ведь он создал не бессмертных!

– Что?!

– Эмми, я не знаю этого достоверно, но вот к гадалке не ходи – он вывел смертную расу!

– Смертную? Потому что гены животных?

– Да, вероятно, но это само по себе поправимо, мы же давно открыли технологию – глоток нектара и все… Но он им не даст этого глотка, уж поверь. Иначе получится, что он вывел расу конкурентов. Нет, он им не даст.

– Я… я могу тайком пронести и дать им.

– Бесполезно, они создадут новых… Кстати, и я бы на его месте не дал – кто знает, что за раса получилась… Мы уже сотни тысяч лет живем мирно, пусть и не без ссор, но мирно, вся Конфедерация, а тут? Это животное начало… Ох, ну и заварили же они кашу, Эмми!

***

– Эль, а можно мне сегодня слетать к Живе?

– Конечно, я же тебе говорил, – улыбнулся тот. – У тебя есть флаер?

– У отца есть, он мне даст.

– Бери мой, сейчас вызову, – он потянулся за коммуникатором. – Хотя… Погоди-ка.

Энлиль немного покопался в меню, а затем показал ей на посадочную площадку за окном. Там плавно опускался на землю небольшой флаер, но не золотой, а из алого металла, похожего на блестящую ртуть – только красную, а не серебристую. И удивительно изящной формы.

– Забирай. Насовсем забирай, потом с собой на корабль возьмете. Маленький подарок тебе от меня.

– Спасибо! – смутилась Эмми. – Он очень красивый…

– Не за что. Ты мой гость. Тут у меня один из младших – гений промышленного дизайна. На флаерах и специализируется. К нему очередь, за подобной красотой – уже лет на сто, наверное. А этот он для меня в подарок сделал. Ну а я тебе дарю!

– И ему тогда большое спасибо, – Эмми с удовольствием глядела на стильные, и при этом лаконичные формы машины. – У него действительно талант!

Энлиль, видя ее восхищение, с довольным видом кивнул.