Тимур внимательно посмотрел на нее и от души расхохотался.
– Тебя обидели мои слова? – спросил он. – Да, я в порыве гнева мог сказать, что ты не достойна называться моей дочерью, но разве я не вижу твоего лица? Садись же, – сказал он, усаживая ее рядом. И когда она пересела ближе к нему, он провел по ее щеке пальцем вертикальную линию. – Разве я не помню твоего голоса? Разве твои волосы перестали становиться красными, как медь, когда ты злишься?
Динка сжалась в комочек, сидя рядом с ним на широком ковре.
– Нет, – продолжил он, – слишком многое в тебя напоминает мне меня самого. Жаль, – продолжил он, взглянув на Мир-Саида, – что здесь нет твоей матери, мы могли бы спросить у нее, моя ли ты дочь, – и они с Мир-Саидом вдвоем рассмеялись. – Почему ты не спросишь меня, как окончилась битва?
Динка взяла себя в руки, выдохнула и ответила:
– Я уверена, что ты пришел с победой. Кто такой Тохтамыш рядом с тобою? Исход битвы был предопределен. Потом я вижу твое спокойствие, вижу твоих воинов, вижу приведенный скот и груженые телеги.
Тимур зацокал языком.
– Мадина, дочь моя, – сказал он почти нежно, – как жаль, что ты не родилась мужчиной.
Открылась дверь, и в комнату начали один за другим входить люди, рассаживаться – кто на ковре, кто поодаль от Тимура. Но ни один человек не отважился замять место между ней и Тимуром, и ей приходилось невольно двигаться к нему все ближе и ближе.
Пришел крохотный человечек Даужан, который приглашал Дину к Тимуру и с угодливыми поклонами предложил принести мяса и воды. Но Тимур отмахнулся от него:
– Нельзя, – сказал он, – бесконечно поглощать еду и питье.
Осмотрев всех собравшихся, он сказал Дине:
– Ты можешь остаться.
Она кивнула и осталась, хотя от духоты у нее начинала кружиться голова. Она посмотрела на Мстислава, тот сидел неподвижно у входа. Он тоже был бледен. «Уходить нельзя,» – говорило ее умоляющее лицо, но ему ничего не надо было объяснять. Он и сам понимал, что им будет лучше остаться.
– Наши сабли прекратили их дыхания, а Тохтамыш бежал, поджав хвост, как пес, – заговорил Тимур.
Сидевшие поодаль от него люди начали записывать что-то на пергаментных свитках. Динка слушала его и недоумевала от того, сколько у него сил. Тимур уже не был молод, но он прошел степь, разбил врага, похоронил простых воинов, вошел в этот город, и на его лице не было и следа усталости. Говорил он недолго, но вдохновенно. Она не запомнила из его слов ровным счетом ничего, настолько сложной и витиеватой показалась ей его речь, изобилующая названиями городов, местностей и рек.
– И ныне я должен воздать почести и дать могильный приют тем моим военачальникам, которые сложили свои головы в последней битве, – окончил говорить Тимур.
Все тут же заговорили разом, кивая и воздевая кисти рук вверх. И только Мир-Саид ждал, пока замолчат присутствующие, и лишь потом сказал:
– Хотел бы я знать, есть ли здесь достойный материал для постройки гробницы?
Тимур нашел среди сидящих на ковре полного человека, который взялся ответить на вопрос Мир-Саида.
– Как живущий здесь долгие годы, – начал он, но поймал на себе нетерпеливые взгляды, оборвал себя сам, – знаю, что здесь имеется известняк. Также возможно сделать обожженные кирпичи из хорошей глины, и кирпич этот простоит века.
Тимур и Мир-Саид кивнули друг другу.
– Пусть завтра же доставят образцы известняка и глины, – приказал Тимур. – Я сам осмотрю их.
Он посмотрел, успели ли записать его слова секретари.
Мстислав внимательно слушал и поймал себя на мысли, что почему-то не удивлен тому, что здесь, кроме глины, найден известняк. «Точно, – вдруг вспомнил он, – мама говорила, что когда-то здесь было древнее море, в котором водились ее любимые ихтиозавры. Вот откуда известняковые отложения. Все сходится».
– Какое место будет достойно погибших? – спросил Тимур.
Тот же полный человек ответил:
– Твои герои достойны любого, самого лучшего места, – медленно проговорил он. – Но я посмею предложить… За нашей рекой есть прекрасное ровное место, оно находится в удалении от человеческого жилья, но это будет даже лучше, дабы никто из живущих не потревожил покоя погибших.
– Как нам можно переправить туда тела для захоронения? – спросил Мир-Саид.
– Здесь на реке имеется перекат, лошади его легко проходят, – поспешно ответил человек.
Тимур задумался. Он не хотел соглашаться ни с чем сразу, даже не увидев того места и не проверив правдивости сказанных ему слов.
– Что на сей счет думаешь ты, Мадина? – неожиданно спросил он.
Динка вздрогнула. На нее смотрели все, и сухой комок встал в ее горле. Она сжала руку в кулак и тихо сказала:
– Нет.
– Что? – не понял Тимур.
Толстый человек побагровел. Мир-Саид приподнял левую бровь. Остальные переглянулись и затаили дыхание.
– Почему ты сказала «нет»? Ответь, дочь моя, – потребовал Тимур.
Дина посмотрела исподлобья ему в глаза.
– Эта река зимой покрывается толстым слоем льда, а весной, когда лед тает, пологий берег залит водой. Вероятно, этот человек говорил о неком очень отдаленном месте, которое не бывает затоплено по весне во время паводка.
В шатре вдруг стало тихо. И через секунду Тимур расхохотался.
– Ты права, – сказал он. И тут же добавил серьезно. – Но сейчас ты можешь идти в свои покои. Мы увидимся с тобой завтра. Сегодня я буду говорить со своими людьми.
– Могу я просить тебя? – сказала она глухим шепотом.
– Проси.
– Прошу тебя за этого человека. Не лишай его жизни за его оплошность, – сказала она одними губами, но он прекрасно понял ее.
– Ступай, – сказал он также беззвучно. – Я услышал твою просьбу.
Дина вышла из шатра, Мстислав проскользнул следом на ней. В коридоре караван-сарая она прислонилась к неровной стене, а потом медленно сползла по ней спиной и села на пол, но он начал поднимать ее.
– Идем, – шептал он. – Идем. Не надо нам оставаться сейчас здесь.
Они кое-как доплелись до предоставленной ей комнаты. Дине было плохо. Голова ее горела.
– Вдруг он его казнит? – не давала она себе покоя.
– Выпей воды, – умолял он.