Между ветром и песком

Голова кружилась, то ли от удара, то ли от оглушающего непонимания. Как… Как это возможно?! Она ведь убедила себя, что танец на деревянных барабанах привиделся ей в наркотическом бреду, что он был не более реален, чем поющая в проеме арки синяя птица! Чем, когда ее опоили на этот раз? Вода не была водой? Как сражаться с призраками прошлого, когда в настоящем два безупречных орудия Двуликой будут медленно и со знанием дела ее убивать?

Верховные бросились наперерез друг другу, меняя направление, и тело среагировало само собой. Изменяющая метнулась между ними, увернулась от сдвоенного удара и даже дотянулась до ноги одной из жриц. Та полетела на пол и тут же ушла в сторону в изящном кувырке, так что удар Аори в подкате пришелся по каменным плитам. Взвыв от боли в пятке, она едва успела перекатиться, чтобы короткий пинок второй жрицы не проломил грудную клетку.

Вскочив на ноги, они замерли друг напротив друга. Секундное замешательство длилось недолго, и Верховные начали приближаться плавным кошачьим шагом. Они смотрели на противницу, как смотрят волки – повернув голову набок, ожидая момента, чтобы броситься вперед и впиться в беззащитное горло.

Аори отступила к колонне тем самым комбинированным движением, вбитым до мозга костей. Пока жрицы использовали лишь связки начального уровня, хотя даже бесталанная ученица Тарги справлялась со средним.

Разве это было главным, чему ее учили? Если тебя держат за горло, то лишь для того, чтобы убить. Сбрось чужие руки, отбейся, беги. Не строй из себя героя, не задавай вопросов.

Но эти руки были слишком цепкими. Подставив плечо под жесткий удар, Аори ухитрилась выбить одной из жриц лодыжку, и теперь пыталась уйти от атак второй так, чтобы не попасться охромевшей первой. Верховные будто забыли о метательных ножах, о шелковых удавках, обо всем, что могло моментально прервать неугодную Двуликой жизнь.

Аори отступала между колонн, лицо заливал пот, разъедая ссадину на скуле. Верховная играючи держала темп, но все так же совершала детские ошибки в простейших связках, словно тренировку курсантов по телевизору смотрела. Только этим Аори и спасалась, за мгновение до осечки угадывая ее лишь потому, что знала, как должно быть на самом деле.

Вот, сейчас! Верховная оступилась, не удержав равновесия, когда изменяющая ткнула ей в лицо открытой ладонью, отвлекая внимание, и тут же ударила всерьез, метя в ухо. Не попала, но воспользовалась замешательством жрицы и за доли секунды оказалась позади, подбила ноги и рванула низкорослую арашни за подбородок так, чтобы поймать изгиб позвоночника прямо на колено.

В последнюю секунду Аори отвела ногу в сторону и разжала пальцы. Верховная рухнула на пол, перекатилась, вскочила с перекошенным яростью лицом. Ее волосы растрепались, рукав выскользнул из-под кожаной перевязи и болтался, лишая движения резкости.

– Довольно! – голос Двуликой звенел от напряжения. – Почему ты не убиваешь, изменяющая?! Я приказала тебе сражаться!

– Я сражаюсь, – выдохнула Аори. – Долго. Ты же этого хотела? Но я уже достаточно разрушила. Не хочу больше. Не могу.

– Откуда ты знаешь священные движения, демон?!

– Я узнала их до того, как стала демоном.

Аори на мгновение перевела взгляд на Двуликую, и Верховные тут же скользнули в тени. Спустя удар сердца жрицы появились у трона, такие же бесстрастные, как прежде, без малейшего следа боли или гнева на точеных лицах.

– Я слышу тебя, – Двуликая вздрагивала, словно ее била лихорадка. – Ты прошлое… Прошлое…

– Что здесь случилось?! Откуда вы знаете связки?

– Прошлое… – Жрица говорила через силу, глухо, как во сне. – Воины Харру. Уходи, изменяющая. Уходи. Оставь мой мир. Тоо…

Шуким поднялся. Молча, без единого положенного слова. Безысходность расчертила его лицо шрамами куда более глубокими, чем тот, что изуродовал губы.

– Отвези ее в Таэлит.

– Клянусь именем Харру, я выполню свой долг.

Аори перевела взгляд с одного темного лица на другое.

– Я хочу знать, что происходит!

– Оставь вопросы для тех, кто знал ответы, но не пожелал дать их тебе. Уходи, демон. Ше-Бара не будет свободным, пока ты здесь!

– О, боги… Ну хоть искупаться можно?!

Аори развела руки в стороны, предлагая полюбоваться, во что она превратилась за последние сутки.

Двуликая посмотрела на нее так, словно перед ней оказался мерзкий слизняк, по недоразумению освоивший человеческую речь.

– Тоо желал покинуть Ше-Бара до заката. Если ты останешься на мгновение дольше, то останешься навсегда.

Оакс вскочил с кушетки и бросился навстречу, стоило тоо переступить порог своего номера. Брат схватил Шукима за руки, заглянул в лицо и, ничего не спрашивая, прижал к себе.

– Милостивый Харру, я думал, что больше никогда тебя не увижу! Я пришел, когда небо загорелось, и лишь для того, чтобы узнать, что ты ночью покинул дом и так и не вернулся! Что произошло? Что с тобой? Выглядишь так, будто тебя на вертеле жарили.

Оакс попытался было ощупать тоо, но тот отодвинул руки брата в сторону. Прищурившись, Шуким смотрел на ту, что отдала бы все сокровища мира за право хранить его сердце, и не мог ощутить ничего, кроме безразличия.

– Мой тоо… – Дафа светилась радостью, какая бывает лишь после бессонных, заполненных ожиданием худшего дней и ночей.

– Я уезжаю в Таэлит на закате, – тоо показалось, что слова разрывают горло изнутри, как толченая чешуя. – Займись ящером.

– Харру лишил тебя разума? – всплеснул руками Оакс. – Видел ли ты, во что превратился Священный путь?

– Я знаю больше твоего, и я погибну счастливым, если это то, чего желает Двуликая.

– Это она тебя посылает? О, Харру, неужели нет других вестников в эти черные дни?

– Я должен исправить свою ошибку. А…. А… – он не смог произнести имя. – Я совершил непоправимое, позволив ей прийти в Ше-Бара с моим караваном. Если бы я мог умереть, чтобы этого не случилось!

– Это не разум говорит, брат. Что такого натворила змейка, что ты с кровью вырвал ее из собственного сердца?

– Она – демон.

– Не говори глупостей. Демоны не могут проникнуть в Священный город.

– Она – демон, который знает, как попасть в Ше-Бара! Демон, которого я сам отвел к Сердцу Харру!

Оакс прижал ладонь ко лбу, словно тот мог взорваться, не выдержав разрывающих сознание мыслей.

– Скажи, что ты шутишь, и мы забудем этот разговор.

– Двуликая подарила жизнь демону за то, что она остановила гнев Харру. Она знает то, что неведомо больше никому. Я… Я должен верить божественной, но что мне до высших забот, когда горит душа?

Тоо яростно грохнул кулаком по стене, едва не проломив тонкую отделку.

– Мой тоо…

– Замолчи! – рявкнул он на коренастую арашни. – Я больше не знаю, что в моей жизни правда, а что – ложь! Она сражалась с Верховными, а я не мог выбрать, молиться Харру за мою никчемную жизнь или схватить Двуликую, остановить это безумие, дать демону шанс спастись!

Дафа отшатнулась, опаленная его словами. Душа тоо предстала перед ней, обнаженная, трепещущая, зовущая вонзить сталь и прервать мучение мятущегося разума.

Но вся сталь мира не сумеет исцелить свободного, попавшего во власть чужой воли.

– Я молчала, когда ты подобрал чужачку. Чем это кончилось? Долгом крови! Я повиновалась, я лечила ее, кормила. Чем кончилось это? Ложью Двуликой! Я позволила вернуть ей свободу, когда она явилась в ошейнике, и караван потерял брата, а ты – разум! Нет, мой тоо, я не буду больше молчать. Она околдовала тебя, забрала душу и смеется над нами! Я убью демона, и ты будешь свободен! Где она?

Тоо изумленно смотрел на Дафу. Та, что никогда прежде не смела осуждать его поступки, та, что всегда была его тенью, сегодня обрела голос. Голос страха, но не за себя – за него.