Между ветром и песком

– Теперь у нас осталось два ключа, если Сердце не вернет третий. Если оно снова уснет, сохранив жизнь наших пустынь.

– Должно же быть четыре…

– Последний исчез в дни Гнева. Ты считаешь нас детьми? Убогими дикарями, позабывшими собственное прошлое?!

– Дикари не создали бы богиню, которая питается силой окружающих.

– Наша магия рождается там, где твоей руки касается другая.

– Это – шаманство.

– Арканиум проклинает вас на вечное одиночество.

– Это – свобода.

Двуликая вскочила порывисто, и сжала амулеты в кулаке так, что соломинки высекли искры друг о друга.

– Довольно слов! Кто ты такая, чтобы решать судьбу моего мира?

В изменчивом свете факелов ее лицо стало похожим на уродливую маску, заготовку, испорченную бесталанным подмастерьем.

– Человек, как и все, – ответила Аори, глядя ей в глаза. – Ты уже забыла, как им быть?

– Двуликая сама выбирает путь наместницы Харру, соединяя свое сердце с его.  Был ли у тебя выбор, изменяющая?

Жрица наклонила голову, рассматривая Аори исподлобья. Верховные все так же изображали статуи, строгие и прекрасные, средоточия всей силы Таэлита и всех его тайн.

– У меня был долг, и я его отдала, – Аори тяжело выдохнула и опустила плечи. – Что дальше? Я действительно не могу ничего сделать, мир твой и только твой.

– Мир, который ты спасла, – Двуликая опустилась обратно на трон, изящно оперлась на один из подлокотников. – Такой маленький подвиг в масштабах вселенной, и с такими большими последствиями.

– Я не претендую на всемирную славу.

– Никто ее и не предлагает. Жрицы должны спасти мир, чтобы у них был хоть какой-то шанс справиться со всем этим бардаком, когда ты уйдешь.

К концу фразы Двуликая сбилась на откровенное ворчание, и такая перемена в тоне поразила Аори настолько, что она не сразу уловила смысл сказанного.

– Что?

– У тебя проблемы со слухом?

– Я думала, меня казнят! – растерянно воскликнула изменяющая.

– Ты коснулась Сердца Харру лишь потому, что он привел тебя. Я не вправе прерывать этот путь. Но никто не откроет тебе дверей в Ше-Бара, и никто не подаст воды. Ты проклята меж нас, отныне и навеки.

– Но я могу идти?

– Иди.

Недобрая улыбка Двуликой не предвещала ничего хорошего. Аори ничуть не удивилась, когда, не успев сделать и двух шагов, услышала за спиной ее шипящий голос.

– Ты осквернила Сердце, пусть. Я не посмею перечить Харру. Но ты оскорбила меня, проникла в мой город подлостью и обманом. Тоо!

Вздрогнув, Аори обернулась.

Шуким выступил из тени, черный, изможденный, больше похожий на призрака, чем прежнего тоо. Он молча опустился на колено и склонил непокрытую голову, предоставляя Верховным нанести последний удар.

– Готов ли ты ответить, как обещал?

– Моя жизнь – твоя.

– Он не знал! – Аори шагнула к тоо и остановилась, словно налетев на каменную стену. – Если я и обманула кого-то, то его.

– Мне не нужна его жизнь, как не нужна и твоя, – улыбка змеилась на губах Двуликой. – Выбирай, о спасительница Таэлита. Он будет навсегда изгнан из Ше-Бара, лишен всего, что создал, проклят и забыт. Или же ты отправишься на суд Харру за обман, здесь и сейчас. И, если проиграешь, вы оба расстанетесь с жизнями.

– Я покину город до заката, – глухо ответил Шуким.

– Нет! – Аори схватила его за плечо, пытаясь заглянуть в лицо, но тело араха будто превратилось в слиток неподвижного металла.

– Я не позволяла выбирать тебе, тоо. Изменяющая, его изгнание или ваша смерть? Я не буду спрашивать в третий раз.

Изгнание не так уж страшно. Оно всего лишь стирает прошлое, вычеркивает тебя из памяти всех, ради кого ты жил. И неважно, забыли они тебя потому, что захотели забыть, или потому, что больше некому помнить. Боль не становится меньше, когда уходит день, и множится, когда наступает ночь.

Сколько он продержится в пустыне один? А сколько продержится она сама, каждый день, каждую секунду представляя, как стервятник кружит на бредущим без цели и смысла странником?

– Пусть будет суд. В конце концов, разве я не для этого сюда пришла?

Аори криво усмехнулась и отступила вбок, так, чтобы больше не видеть коленопреклоненного араха.

– О, Харру, – Двуликая закрыла глаза и коснулась век кончиками пальцев. – Я клянусь принять знак, если ты позволишь мне увидеть.

– Так я и знала, – Аори снова попятилась, когда Верховные слаженно шагнули вперед. – Почему все и всегда решается драками? Как насчет диалога, обмена мнениями?

– Не расходуй дыхание, изменяющая, – посоветовала Двуликая, устраиваясь поудобнее на троне. – Я не хочу, чтобы ты умерла слишком быстро. Но умрешь, если каким-то чудом используешь магию.

– И все-таки? – она лихорадочно вертела головой, пытаясь оценить лабиринт из каменных колонн в качестве возможного укрытия.

– Харру создал нас свободными, и его воля живет в поступках, а не твоих лживых словах. Помолись ему, и, возможно, он услышит.

Первый же удар одной из Верховных достиг цели – она шутя отбила в сторону лихорадочно вскинутые руки и наотмашь хлестнула Аори по щеке. И остановилась, хотя могла бы легко добить.

– Мы можем просто закончить? – заорала изменяющая, прижимая пальцы к горящему лицу.

– Нет, – Двуликая явно наслаждалась представлением. – Не раньше, чем твоя боль станет сильнее моей обиды.

Верховные отступили слаженным зеркальным движением. Не по прямой, а следуя сложному рисунку, который позволяет на каждом шаге контролировать центр тяжести и перейти в атаку или защиту, в какой бы момент она ни понадобилась.

Они смазали последний полуповорот, и Зин заставил бы повторять раз за разом, несмотря на безупречную отточенность предыдущих шагов.