– Ты его знаешь?
– Видел… Издалека.
– Я его просил, чтоб мне тебя оставили.
– Просил?! – Маус вскинул башку и треснулся затылком об край трубы. – Ой… А он что?
– Ничего. Говорит, не его уровень решений. Говорит, нам не позволят видеться… Алешка, ты ведь видел меня раньше? Давно-давно?
– Ты – тот Большой Мальчик, которого я искал на терминале Ореада, чтоб… Ну, не важно. А ты меня им обратно отдал.
– Искал? Еще тогда? – что это еще за тайны?
– А ты ничего не знал… И сейчас ничего не знаешь. И теперь ты вообще меня даже не узнал. Не узнал?
– Мне казалось, что я тебя где-то видел. Но – да, не узнал. Ты же так вырос.
– Вообще-то я обиделся. Думал, ты родной будешь, а ты – какой-то железный царевич. Потому я и стал тебя злить… И драться. Теперь прошло, да толку-то… Ладно уж… Жаль. Надо вылезать.
– Так вылезай. Я еще немножко посижу…
– Я боюсь.
– Говорят, тебя и пальцем не тронут. Ты, говорят, в единственном экземпляре. Беречь обещают… Тебя тоже Близнецы отдельно воспитывали?
– Не… Я – почти как все, тренировки только, конечно, отдельные, и некоторые уроки. Но Близнецы… Да ну их, они страшные. Как посмотрят… Так чувствуешь себя лабораторной крысой. Всякие контрольные испытания они проводили, да. Они говорили, что я их прохожу – «Почти, почти как Мурашка». А Мурашка – это ведь ты. Твои треки – это теперь эталон, ты знаешь? В общем… Я хотел найти тебя. Нашел. А ты… Никакой вовсе даже не волшебный. Ну, все равно хорошо, что ты живой и я тебя нашел. А ты что, тут останешься, в этой простой школе?
– Нет. Ты что-то со мной сделал, Алешка. Разбудил, что ли. Я больше не хочу быть собственным чучелом. Хочу… Стать собой.
– Ну и стань, – Маус нечаянно посмотрел вовне, на всех этих взрослых, окруживших Игровую, и его затрясло.
Мур скорей спросил:
– Что с тобой случилось? Расскажешь?
– Да… Я убежал… Понимаешь, они сначала дали корабль, большой, потому что я летаю лучше всех, а потом сразу захотели отобрать, потому что я очень плохой, неуправляемый, никого не слушаю… И я его взорвал.
– Корабль. Взорвал. Свой корабль!! Новенький! – Мур перевел дыхание. – С людьми?
– Нет, конечно!
– И корабль тебя послушался?
– Но ведь он был еще мой.
– Корабль жалко, – вздохнул Мур. – А у тебя, наверное, вместе с кораблем и мозги взорвались.
– Я весь взорвался. Я был там. На связи. Корабль меня выкинул в ротопульте. Корабль добрый. Он любой ценой спасает своего навигатора, даже такого… который его взрывает.
– А ты хотел вместе с ним… на молекулы?
– Хотел, – вызывающе сказал Маус. – И что?
– А теперь прошло?
– …не знаю, – сник Маус. – Живу ведь…
– Ты понял, что такое смертушка?
– Понять не понял, – подумав, признался Маус. – Но почувствовал. Это ноль, ничто. Пустота. Я же был в ротопульте и чувствовал то же, что и корабль. Типа все, больше меня нет. Это не страшно.
– Ты ж не корабль. Ты – живой. Мне вот было страшно. Я не хочу умирать.
– Ноль есть ноль, – пожал плечами Маус. – И кому какое дело, чего я хочу.
– Мне есть дело. Но они говорят, нас нельзя держать вместе.
Вылезли они быстро. Но бок заболел совсем уж нестерпимо, даже лоб покрылся холодной испариной. Мур немножко полежал в трубе, чтоб не завыть. К моменту, как он вылез, Мауса уже кто-то уносил на руках к большому люггеру. Маус не вырывался. Все в порядке… Мур не спеша слез с кривой лесенки на землю, подошел к Игнатию. Тот ему мельком кивнул – он смотрел вслед Маусу. И вдруг встревожился, повернулся к Муру:
– Мур… Ох, Мур, да что с тобой? Так болит?
– Вообще-то да… А его правда нельзя простить?
– Да как тебе сказать… Вопрос еще открыт. Не в том дело, что корабль – запредельно дорогая штука, а в том, что он с собой хотел покончить.
– Он не испугался, кстати, – скорей сказал Мур. – Он дурак маленький, он воспринял сигнал корабля просто как ноль. Он не понял, что такое на самом деле смерть. За ним надо присматривать.
– Присмотрим. Не расстраивайся так. Присядь-ка лучше… Тарас, Мурашку надо к врачам.
– Вижу. Сейчас, Бор уже прилетел, – и Тарас отошел к люггерам.
– Мур, что он тебе рассказал?
– Он правда взорвал свой корабль?
– Если б только это… Мурашка, спасибо тебе за него. Все. Так, Мур, давай о тебе. Ты говоришь: «тошно смотреть на эту школу», говоришь: «приносить пользу», «жить по правде» – так?
– Да.
– Скажи, а если отвезти тебя сейчас в правильное место, где тебе давно пора бы быть и где ты правда будешь дома, ты… Хотя бы дашь себя обследовать?
– Я ж из госпиталя, – удивился Мур. – Меня же изучили насквозь.
– Тебя не тестировали, а лечили. Надо посмотреть, как ты держишь нагрузку. И что ты вообще можешь. Будешь в этом сотрудничать?
– Буду.
– Мурчик, ты не передумаешь? Не удерешь по дороге? Забирать тебя? Прямо сейчас?